- Причем тут брюква?
- А ты знаешь, сколько я за нее заплатила?!
- Неужели ты не понимаешь: там же были люди! Они все наверняка погибли! Все! Целый город!
- И что?
- Как это "и что"?...
- Так это. Ты можешь на это повлиять? Можешь их спасти? Можешь что-то исправить?
- Нет...
- И я не могу. Поэтому не думаю. И ты не думай. К чему думать о том, что ты не в силах изменить? Зачем эти слезы, терзания, риторические заламывания рук? Люди погибли? Очень жаль. Мы живы? Аллилуйя! Давай съедим печеньку.
Вероника посмотрела на остальных своих спутников:
- Вы с ней согласны? Вы тоже так считаете?
Людвиг ласково улыбнулся и по-кошачьи прищурился. Септимус выпятил губы и пожал плечами. Ганс молча взял из протянутого Миррой кулька печенье и с хрустом сжевал.
- Мы так не думаем, - выговорила Джульетта. - Но так легче. Поэтому мы заставляем себя так думать. Иначе не выжить.
Она протянула Веронике печенье. Та взяла, но есть не стала.
Вероника думала о том, что в Городе было множество хороших людей, тех, кто был более достоин спасения, чем бесполезная лекарка, хладнокровный убийца, кровавый деспот, грабитель, проститутка и хамоватое зеркало. Но спаслись почему-то только они. И Вероника этому радовалась, хотя это тоже было неправильно. Все было неправильно. Она сама была неправильной.
***
Они шли сквозь бескрайнюю пустошь. Воздух был тяжелым и пронзительно-кислым.
- Надеюсь, в конце концов мы куда-нибудь да придем, - со своей обычной убийственно вежливой улыбкой вымолвил Людвиг. - Не хотелось бы блуждать здесь целую вечность. Я планировал провести её совсем не так.
Вероника не выдержала:
- Неужели кому-то бессмертие может прийтись по душе? - тихо спросила она. - Жить вечно, год за годом, столетие за столетием. Видеть, как твои близкие стареют и умирают.
- Не велика беда, - развел руками Людвиг. - Достаточно избегать привязанностей. К тому же разве у обычного человека все иначе? Нет. Те же встречи и расставания. Люди вокруг тебя состарятся и умрут: не важно, отойдешь ли ты в конце концов в мир иной, либо будешь жить вечно, переходя из эпохи в эпоху. Потери неизбежны. Преимущество бессмертия в том, что оно дарует возможность бесконечно искать, пробовать, ошибаться, учиться, исправлять. Если что-то не получилось в этот раз, начни с нуля. Смена людей, смена обстоятельств, смена исторических периодов, политического строя, даже климата - бесконечная череда вторых шансов!
- А вы не боитесь пресытиться? Говорят, время идет, но люди не меняются. Они остаются теми же, что и тысячелетие назад. Их слабости, их пороки.
- Люди? Причем тут люди?! Какое значение имеют люди со всеми своими тысячелетними слабостями и пороками, если есть Я?! Я смотрю на этот мир, понимаешь, - Я! У меня достаточно времени, чтобы посетить каждый уголок этой планеты. А к тому моменту, как я исхожу землю вдоль и поперек, все изменится. Наступит другая эпоха, появятся новые животные, изменится природа, одни культуры придут на смену другим, зазвучат новые языки, поменяются нравы. Новая музыка, новая живопись, новая литература, научные открытия, технический прогресс! Две сотни лет - и те места, где я побывал, будет не узнать. И я смогу начать все сначала. Вновь отправиться вокруг света. Или для разнообразия задержаться в каком-нибудь городке на столетие-другое. Пока у меня есть я, бесконечность будет оставаться прекрасной, а мир неисчерпаемым.
- Образцовый псих! - констатировал Септимус, но так, чтобы его слышала только Мирра. - Сама посуди: сильный, ловкий, умный, хитрый, бессмертный, практически не уязвим для оружия и скорее всего абсолютно неуязвим для магии. Он мог бы стать императором, нет, богом! А он предпочитает любоваться миром!
- И это говорит человек, отказавшийся от карьеры придворного!
- А?
- Гроза, говорю, надвигается.
Загромыхал гром. Золотистая молния разрезала лиловое небо. Они шли навстречу грозе.
Здесь не было ни дня, ни ночи. Только нескончаемый тусклый вечер. Понятие "время" потеряло для них смысл. Они шли, пока были силы, спали, когда уставали, ели, когда чувствовали голод. О том, что будет, когда кончится вода и провизия, они не говорили. В небе кружила птица кхе-кхе. Поначалу её присутствие их тревожило, но вскоре они потеряли к ней интерес.
Когда становилось совсем невмоготу, Людвиг развлекал их фокусами - так он это называл. Он объяснил, что в его мире нет магии. По крайней мере, люди не умеют ею пользоваться. Поэтому они выдумывают разные способы сымитировать волшебство. Фокусы - один из них. Людвиг подбрасывал в воздух несколько ножей и движениями рук заставлял их кружиться друг за другом. Или проделывал всякие интересные штуки с игральными картами.
Однажды Ганс не выдержал:
- Все-таки это магия. Не может обычный человек достать карту из волос другого человека, если её там не было. Такое даже шулерам не под силу!
- Увы, это не волшебство, - улыбнулся Людвиг, и его глаза стали опасно бархатистыми.
Ганс не унимался:
- И что, в твоем мире вот прям любой может делать, ну, эти...фокусы?
- Нет, не любой.
- Вот видишь! Значит ты - особенный! Волшебник!
Вероника думала, что сейчас хрупкий мир в их маленькой компании разлетится на куски. Но Людвиг только пожал плечами.
Они продолжали свой путь. Как-то во время привала, проверив запас провизии, Септимус потихоньку подошел к Мирре:
- У нас есть шанс пройти через нулевое измерение?
Мирра вопреки его ожиданиям не стала упражняться в острословии. Взлохматив чёлку, она устало ответила:
- Знать бы ещё, как попасть в нулевое измерение. Пространство, в котором мы сейчас находимся...Оно какое-то странное. Я понятия не имею, где мы, Септимус, и как отсюда выбраться.
В отдалении от них стояли Ганс и Джульетта. Он обнял её за плечи:
- Прости. Я обещал тебе домик на побережье. Наверное, ничего не получится.
- Наверное, - кивнула она, и было в этом столько обречённости, что Ганс содрогнулся.
Нужно было срочно действовать. Что-то изменить. Переломить хребет этой бесконечной пустоши. Он посмотрел на шепчущихся Мирру и Септимуса. И его озарило.
- Но пожениться мы все-таки сможем, - решительно заявил он.
Джульетта вздохнула и ласково погладила его по щеке:
- Ты дурачок.
- Я серьезно! Эй, Септимус!