- Ты дурачок.
- Я серьезно! Эй, Септимус!
- Чего? - ворчливо отозвался тот.
- Ты ведь все ещё императорский наместник?
- Вроде того.
- То есть лицо официальное.
- Ага.
- Пожени нас!
- Не понял.
- Пожени нас с Джульеттой!
Септимус пожал плечами, порылся в карманах и достал оттуда горстку разномастных перстней, выбрал два, остальные припрятал обратно:
- Ну, идемте.
- Вы что это, серьезно? - изумилась Джульетта.
- Мы посреди чертовой пустоши! Какие уж тут шутки!
- А как же свидетели, и шафер, и подружка невесты.
- Ты не хочешь за него выходить? Так и скажи, не пудри нам мозги!
- Хочу, но...
- Тогда все по местам!
- Бред какой-то! - фыркнула Джульетта, когда они с Гансом обменялись кольцами.
- Привыкай, - посоветовала Мирра. - Зато можешь гордиться: у тебя была действительно необычная свадьба.
- Мне кажется, я слышу шум моря и крики чаек, - мечтательно протянула Вероника.
- Это потому, - вежливо пояснил Людвиг, отнимая от глаз биоптикуляр, - что за тем пригорком - пляж и море.
Как они бежали! Даже спасаясь от схлопывания пространства, они не развивали такую прыть! Пустошь исторгла их прямо на побережье, усеянное горячим желтым песком, утыканное пальмами и омытое лазурным морем. Когда они обернулись, чтобы ещё раз взглянуть на пустошь, позади были только густые заросли сочной зелени.
Септимус длинной, непечатной фразой выразил свой восторг по поводу их внезапного спасения.
- Хотелось бы только узнать, где мы, - закончил он.
- Легко! - отозвалась Мирра. - Добро пожаловать на Эс-Марини!
Плакат с этим текстом был прибит на высоченном столбе слева от них.
- Эс-Марини? - не поверила своим ушам Вероника. - Но это же на другом конце континента!
- Я тебе больше скажу, - мрачно начал Септимус, - Эс-Марини - остров. Эй, Людвиг, ты бывал когда-нибудь...Зараза!
Рюкзак Вероники, который король воров любезно нёс всю дорогу, лежал на песке. Людвиг исчез.
- Куда он смылся? - раздраженно спросил Септимус.
- Да кто его знает, - беспечно махнула рукой Мирра и проводила взглядом мелькнувшую в зарослях улыбку, острую, как нож.
- Что же нам теперь делать? - растерянно произнесла Вероника.
- Жить, - коротко бросил Септимус. - Жить с чистого листа. Город пропал. Скоро об этом станет известно. Пойдут разговоры. И лучше, чтобы никто не узнал о нашей связи с Городом. Пусть все считают, что мы прибыли из разных мест, подальше от Эс-Марини, а познакомились случайно, на острове. Видите там корабли? Это порт. Доберемся до него по берегу, а потом сольемся с толпой.
После затяжного марш-броска в неизвестность путь до порта показался им легким развлечением. Им повезло: на Эс-Марини как раз прибыл корабль с толпой разношерстных туристов. Среди них мог бы затеряться даже двухголовый павиан.
Их летняя одежда оказалась чересчур теплой для Эс-Марини, поэтому, покинув порт, они первым делом отправились на рынок.
Септимус вынул кошелек и разделил деньги поровну на всех. Сопротивлявшемуся Гансу он твердо заявил:
- Это социальная помощь из казны Города, мир праху его.
Веронике очень хотелось купить яркий сарафан, такой же, как приобрели себе Джульетта и Мирра, но объемистый рюкзак плохо сочетался с такой одеждой. Пришлось довольствоваться бриджами и хлопковой блузой. Мужская половина компании тоже прибарахлилась. Потом они направились в банк, где Септимус временно расстался с большей частью прихваченных из Города ценностей. Ячейку он снял на вымышленное имя, подтвержденное однако документами с гербовой императорской печатью. Почти всю поклажу также сдали на хранение.
Жизнь определенно налаживалась.
Они гуляли по острову, наслаждаясь разнообразием пейзажей. Мирра купила "Иллюстрированный путеводитель по Эс-Марини" и теперь громко зачитывала выдержки из него, движимая не то любознательностью, не то желанием позлить своих спутников.
Таким манером они догуляли до набережной. Здесь повсюду росли экзотические растения, воздух благоухал запахами десятков незнакомых цветов. В яркой синеве неба кружили чайки.
- Море, - прошептала Джульетта. - Мы на море.
Ганс поцеловал её:
- Значит, я смогу исполнить и второе обещание.
Мирра кашлянула:
- Эй, ребята, не хочу портить идиллию, но, кажись, у нас проблемы.
***
Репетиция парада началась в пять утра. Сейчас было девять, а дело ещё не дошло даже до девочки с барабаном (обязательный элемент любого парада). Маркус стоял в строю (первый справа в последней шеренге). Его лицо было перекошено осознанием бренности бытия. Солнце жарило с курортной силой.
Маркус где-то слышал, что человек на восемьдесят процентов состоит из воды. Он не поручился бы за остальное человечество, но сам он сейчас точно по большей части состоял из пота.
Эс-Марини - курортный островок, расположенный в той точке планеты, которая максимально приближена к солнцу все триста семьдесят семь дней в году. Империя - северная страна, где люди считают теплой любую погоду, при которой не замерзает вода. Ещё до начала войны остров Эс-Марини добровольно вошел в состав Империи. Политические перемены почти не затронули повседневную жизнь, но официальна сфера во всех своих проявлениях была организована по имперским стандартам. Вот здесь и крылась проблема, и-за которой Маркус сейчас пребывал в полужидком состоянии. Повседневная рабочая одежда стражника Эс-Марини - легкая рубаха, шорты (либо бриджи), хлопковая фуражка и сандалии. Летняя парадная форма имперских полицейских сил - тонкая шерстяная рубашка белого цвета, синий шерстяной мундир с медными пуговицами, шерстяные брюки-галифе, сапоги-ботфорты из натуральной кожи и высокая меховая шапка.
Маркус ненавидел парады. Ненавидел (заглавные буквы, курсив, нижнее подчеркивание), хотя по инструкции ему не полагалось испытывать подобных эмоций в отношении своих хозяев.
Людей, которые сейчас бок о бок с ним жарились на солнце, Маркус знал только по досье. Это было необходимо для прикрытия. Участие в парадах тоже было частью прикрытия. Официально Маркус числился мелкой сошкой в Управлении городской стражи. На самом же деле он служил уполномоченным по ликвидации нежелательных лиц, или государственным убийцей. Это была страшно секретная должность. Потому об истинной работе Маркуса знало все население острова. Не удивительно, что круг общения Маркуса ограничивался его собственным отражением в зеркале, да и то все чаще от него отворачивалось.
