- Ты же знаешь, если невеста уверена, то можно и в семнадцать выходить замуж. Тем более, ты ведь осталась сиротой.
- Я не уверена…
- Тогда пойдём в какой-нибудь храм стихий, на сговор! Хочу, чтобы ты стала моей невестой.
- У меня дети… - мне не хотелось отказывать слишком резко.
- Да, я знаю! Вижу, как ты работаешь на них целыми днями, будто прислуга. Со мной тебе не придётся этого делать. Я позабочусь о тебе. А твои братья и сёстры уже не маленькие.
- Я – самая старшая.
- Самая старшая – Дашка. Она счастливо живёт с мужем. И тебе пора так же. Маша, я уже работаю подмастерьем у кузнеца. У меня жалование - сто десять серебряников в месяц. А ещё бывают неплохие заказы, сверх того.
- Нет, Макар. Прости, - я отрицательно покачала головой и попятилась, потому, что парень попытался силой втиснуть мне кольцо в руку. – Мне нравится другой молодой человек, Фёдор, младший сын хозяина механической мастерской.
- Что? Фёдор? Но, ты же… - говорил Макар, словно, задыхаясь.
Мне было больно смотреть на парня. Надо же, как бывает… Я ведь терпеть его не могла, и вдруг всё перевернулось с ног на голову.
- Извини. Ты очень славный и обязательно полюбишь какую-нибудь другую девушку, - я повернулась к выходу из беседки.
- Стой! Маша! Знаю я этого твоего гуляку! Видел вас вдвоём с ним на празднике Первого летнего дня. Жаль далеко! Пока пробрался сквозь толпу... Ты очень милая, Маша, но не для этого кота мартовского. Ты знаешь, что его несколько первых красавиц города уже пытались в храм затащить? Да, только, ни у кого из них не вышло! Черноглазая куколка Настька с Вишнёвой улицы, которой в прошлый первый день осени сразу шестеро парней признались, вешалась из-за твоего механика! А у признанной лапушки Ульяны, которая замужем за горбатым сапожником - их дом сразу за нашей кузней - дочь через семь месяцев после сговора родилась, и все говорят, что от твоего Феди. И ещё говорят, что за бедного и горбатого мужа, такая красотка пошла потому, что уже беременная была от другого мужика. Она вышла замуж, чтобы позор скрыть!
Слова Макара летели мне в спину словно пули… И ранили…
Вышла на улицу, с облегчением вдыхая прохладный ночной воздух.
- Маша?
А вот и Федя…
Глава 27
И вот я снова в беседке.
- Что у тебя с ним? – обычно всегда спокойный, даже вальяжный, Фёдор, в этот раз, только, что, пламя из ноздрей не выпускает, как настоящий дракон из сказки, а не царевич.
Мужская ревность… Кому-то это покажется верхом глупости, кому-то смешным, но когда-то, в прежней жизни, я мечтала о ней, но так и не довелось узнать, что это такое. Старая дева была Мария Михайловна, невзрачная, некрасивая, невысокая, коренастая – для противоположного пола неинтересная.
Я нашла своё призвание в занятиях с детьми. Работа в школе, руководство кружком в доме культуры, жизнь в коллективе – горела этим и получала эмоциональную отдачу от детей и их родителей до последнего дня прежней жизни. Но, всё же, по молодости мечтала об отношениях с мужчиной, воображала их, читала любовные романы, долго заглядывалась на нашего директора школы и, иногда - на пап некоторых учениц…
Однажды, когда была в отпуске, поздно вечером, сидела на балконе первого этажа, в пансионате на берегу моря и дышала морским воздухом. Не спалось. Тишина, нарушаемая лишь звоном цикад, ласкала слух, уставший не только от городского, но и от школьного шума. Вдруг, до меня донеслись звуки ссоры. Сама того не желая, я подслушала, как ругается парочка, проходящая по алее мимо моего корпуса. Девушка или молодая женщина выговаривала своему мужчине за неуместную вспышку ревности. Её пронзительно-тонкий голос звенел негодованием и возмущением. Несогласный с обвинениями мужской бас, отрывочно и зло, вклинивался коротким упрёком в непрерывный, местами сердитый, женский скулёж. Парочка давно прошла, шум их ссоры растаял где-то вдали, а я всё сидела и мечтала, представляя себя на её месте, на месте той женщины, которая ссорилась со своим мужчиной. Потому, что, мне тогда настолько хотелось отношений, что даже ссоры казались желанными, недостижимой мечтой, чужим счастьем, которое мне недоступно.
И вот… любимый больно схватил меня за руку и втащил в ту же самую беседку, из которой мы с Макаром только что вышли. Оказалось, в ревности нет ничего хорошего. Почему он так сердится? Я же ни в чём не виновата! По местным традициям, в ночь, когда уходит лето и воцаряется осень, девушка не может отказаться выслушать признание любого парня. Главное, что подарок от Макара я же не приняла!
Момент, которого я так ждала две жизни – признание в любви от дорогого и желанного мужчины, был испорчен.
Мне пришлось оправдываться, объясняться, что не встречаюсь ни с кем за его спиной. Что сегодня не ждала, а, главное, ранее не давала повода для ничьих признаний, кроме его. При этом, сама я, тоже, невольно вспоминала слова Макара: о тех красотках, которых людская молва связывает с Федей. Не выдерживаю, и спрашиваю его о ребёнке Ульяны и о черноглазой Насте… Он потрясён. Выговаривает мне, что я слушаю и повторяю эти гнусные сплетни о нём. Он де, возможно, и взял кого-то в пару в ручейке, или потанцевал с кем, или ещё что… Так что теперь? Да и, мало ли, что было – это было до меня! А я, такая сякая, слушаю признания посторонних кузнецов и прячусь с ними по беседкам, когда он, Фёдор, с ног сбился, разыскивая меня на площади, чтобы сделать признание и вручить подарок, который он сам делал всё лето по ночам после работы, готовясь к сегодняшнему дню.
Как же так получилось, что, вместо обмена признаниями в любви и верности на всю жизнь, мы обвиняем друг друга? Впервые мы ругаемся с Федей, да ещё так сильно! Мне становится невыносимо больно от этого. Чему только я тогда, на балконе, завидовала, глупая? Да, век бы такой боли не знать!
Я тихо плачу… Стесняясь своих слёз и, наверняка, покрасневшего носа.
Федя теряется, замолкает… Потом обнимает, успокаивает, гладит по спине… Мои всхлипы становятся всё реже и, вскоре, совсем затихают. Как хорошо, прижиматься лицом к груди своего мужчины и чувствовать, что тебя обнимают любимые руки! Неожиданно Федя застёгивает на моей руке кожаный ремешок самых настоящих наручных часов.
Я знаю, насколько безумно дорогой такой подарок, и замираю в восхищении.
- Ты выйдешь за меня замуж, Машенька?
- Да, - шепчу, шмыгнув носом.
Федя целует мои заплаканные глаза, шепчет что-то ласковое. Мы выходим к ожидающей нас Таньке. О! И Саша уже здесь! Запускаем в небо сердца и наблюдаем, как они рассыпаются огнями. Сообщаю родным о признании Феди и о том, что после знакомства с его родителями, утром мы пойдём в Храм Судьбы. Татьяна с настоящим восторгом рассматривает Федин подарок на моём запястье, даже прижимает мою руку с часами к своему уху, чтобы послушать, как они тикают.
- Надеюсь, до той даты свадьбы, что назначит вам артефакт Богини Судьбы, Федя успеет сделать твою швейную машину, Маша. Хорошо бы ещё, к тому времени, закончить с основанием нашей модной лавки, - бросает мне на прощание Сашка, когда они с Таней уходят, оставляя меня теперь уже - с женихом.
Остаток ночи проходит абсолютно счастливо, несмотря на встряску в беседке для признаний. Мы с Федей строим планы, мечтаем, обсуждаем нашу будущую совместную жизнь. Я рассказала ему о швейной машине, объяснила принцип действия, и была счастлива тому, насколько любимый заинтересовался.
- Как только ты, обычная девочка, смогла до такого додуматься? Я, конечно, кое-что знаю о тебе, но даже не предполагал насколько ты необычная... Я так люблю тебя, Маша! Мы обязательно сделаем эту твою швейную машину! Даже не сомневайся! - говорил Федя.
А я была на седьмом небе от того, что жених понял идею о создании механизма для шитья, обещал помощь и поддержку во всём. И я ему!
А потом, была встреча с родителями Феди. Боже, как я волновалась! Но, напрасно. Оказывается, хозяин той мастерской, где делали мои двухъярусные кровати – двоюродный брат жены их второго сына. В разговоре выяснилось, что каким-то, случайным или не случайным образом, они многое знали обо мне. Возможно, специально искали информацию о девице, которую их сын собрался привести в семью. Потому как, отцу Фёдора было известно не только о кроватях, но и об игрушках, и о том, что это именно я «придумала» торг через аукционы.
