– Я скажу тебе вот что, – произнес он, пытаясь устоять на своем и сохранить верность друзьям. – Золото для нас было скорей на втором плане. Мы явились по горам и под горами, по волнам и по воздуху, ради Мести. Конечно, о Смауг Несметно Богатый, ты должен понимать, что твой успех создал тебе заклятых врагов!
Тут Смауг снова захохотал, – ужасный звук, от которого Бильбо рухнул на пол, а у верхнего конца туннеля Карлики испуганно сбились вместе, думая, что Хоббиту пришел скорый и ужасный конец.
– Месть, – фыркнул Дракон, и блеск его глаз пролетел по всему залу, от пола до потолка, словно алая молния. – Месть! Король Горы мертв, а где его родичи, чтобы осмелиться мстить за него? Гирион, правитель Дола мертв, и я пожирал его народ, как волк пожирает овец, а где сыны его сынов, чтобы приблизиться ко мне? Я убиваю, где захочу, и никто не устоит передо мною. Я истреблял древних витязей, а в нынешнем мире нет никого, равного им. Тогда я был молодым и мягким. Теперь я стар и тверд, тверд, тверд, о Вор из мрака! – хвастался он. – Мой панцирь – как десятикратные щиты, мои зубы – как мечи, мои когти – как копья, удар моего хвоста – как удар молнии, мои крылья – ураган, а дыхание – смерть!
– Я всегда думал, – пропищал Бильбо тоненьким от страха голосом, – что Драконы снизу бывают мягкими, особенно в области… э… груди; но такой могучий, как ты, несомненно подумал и об этом.
Дракон прервал свое хвастовство. – Твои сведения устарели, – резко возразил он. – Я одет сверху и снизу в железную чешую и твердые самоцветы. Нет клинка, способного поразить меня!
– Я должен был бы догадаться, – сказал Бильбо. – Поистине, нигде не найдется равный Смаугу, великому и неуязвимому. Какое это великолепие! Кираса их лучших самоцветов!
– Да, Действительно, она прекрасна и удивительна, – ответил Смауг, глупо обрадованный. Он не знал, что прошлый раз Хоббиту удалось подметить особенности его нижней брони и что теперь у него есть причины присмотреться к ней поближе. Дракон перевернулся на спину. – Смотри! – приказал он. – Что ты об этом скажешь?
– Ослепительно! Бесподобно! Великолепно! Необычайно! – восклицал Бильбо, а сам в это время думал: «Вот старый дурак! Да ведь на груди у него, у левой подмышки, есть голое пятно, мягкое, как улитка без раковины!»
Теперь, когда он увидел это, его единственной заботой было уйти. – Ну, что ж, я не смею больше докучать Вашему Великолепию, – сказал он, – и мешать вашему заслуженному отдыху. Нелегко поймать пони, когда они убегают. И воров тоже, – добавил он на прощанье, кидаясь снова в туннель.
Это было неудачное замечание, ибо Дракон дохнул ему вслед длинным пламенем; и как бы он ни спешил вверх по уклону, ему не удалось уйти достаточно далеко, когда Смауг просунул в нижний проем свою ужасную голову. К счастью, вся голова не могла туда протиснуться, но из ноздрей вылетели вдогонку Хоббиту пламя и дым, так что он чуть не потерял создание и торопливо ковылял ощупью, мучимый болью и страхом. Он ощущал некоторое удовлетворение, вспоминая, как умно разговаривал со Смаугом, но неудачная последняя реплика заставила его одуматься.
– Никогда не смейся над живым Драконом, глупый Бильбо! – сказал он себе, и это стало его любимым выражением и превратилось в поговорку. – Ты еще не выпутался из этого дела, – добавил он, и это тоже было совершенно верно.
– День склонялся к вечеру, когда он выбежал из прохода, споткнулся на пороге и упал на траву без сознания. Карлики привели его в чувство и залечили его ожоги, как могли; но прошло много времени, пока волосы у него на затылке отросли снова такими, как были: они были опалены и сожжены до самой кожи. Тем временем друзья старались развеселить его; и они жаждали узнать, почему Дракон наделал столько шуму и как Бильбо удалось убежать.
Но Хоббит был смущен и встревожен, и им было очень трудно вытянуть из него что-нибудь. Размышляя теперь, он сожалел о некоторых вещах, сказанных им Дракону, и ему не хотелось повторять их. Старый дрозд сидел на камне поблизости, склонив голову набок, и слушал. И посмотрите, до чего Бильбо был не в духе: он подобрал камешек и швырнул в дрозда, который только отлетел в сторону и вернулся на прежнее место.
– Противная птица! – сердито сказал Бильбо. – Мне кажется, он слушает, и это мне не нравится.
– Оставьте его, – возразил Торин. – Дрозды – славные, дружелюбные, а этот дрозд очень стар; возможно, он остался последним из той древней породы, что жила здесь, прирученная моим отцом и дедом. Это были птицы долговечные и мудрые, и он может быть даже одной из тех, что жили тогда, лет двести назад или больше. Жители Дола умели понимать их и посылали их гонцами к Людям на Озере.
– Пускай тогда он отнесет новости Озерным людям, если ему так хочется, – сказал Бильбо, – хотя там едва ли остался кто-нибудь, чтобы понимать птичий язык.
– Но что же с вами было? – вскричали Карлики. – Говорите!
И Бильбо рассказал им все, что мог вспомнить, и признался, что у него такое неприятное чувство, будто Дракон отгадал слишком многое из его загадок, да еще после того, как нашел их стоянку и пони. – Я уверен, он знает, что мы пришли из Озерного города и что тамошние Люди помогали нам; у меня страшное предчувствие, что следующий свой ход он сделает в ту сторону. Уж лучше бы я никогда не говорил ему о бочонках: даже слепому кролику в этих краях стало бы ясно, что речь идет об Озерных людях!
– Ну, ну! Тут уж ничего не поделаешь, и трудно не проговориться в чем-нибудь, когда беседуешь с Драконом: я часто слыхал об этом, – сказал Балин, спеша успокоить его. – По-моему, вы поступили очень хорошо; во всяком случае, вы узнали кое-что весьма полезное и вернулись живым, а это может сказать о себе не всякий, беседовавший с такой тварью, как Смауг. Быть может, самым лучшим было узнать, что в алмазной кирасе Старика есть одно голое пятно.
Это изменило тему разговора, и все они начали обсуждать случаи убийства Драконов, исторические, сомнительные и выдуманные, всякие виды ударов и выпадов, всевозможные уловки и хитрости, с помощью которых они были нанесены. Общее мнение было таково, что застать Дракона спящим не так легко, как кажется, и что попытка напасть на спящего приведет к поражению скорей, чем смелая лобовая атака. Все время, пока они говорили, дрозд слушал; а когда в небе начали проглядывать звезды, он бесшумно взмахнул крыльями и улетел. И все время, пока они говорили, а тени удлинялись, Бильбо чувствовал себя все более подавленным, и злые предчувствия в нем нарастали.
В конце концов он прервал их. – Я уверен, что здесь мы в большей опасности, – сказал он, – и не вижу причин, зачем нам здесь оставаться Дракон сжег всю приятную зелень, да и ночь настает холодная. И я чувствую мозгом костей, что это место опять подвергнется нападению. Смауг знает теперь, как я проник в его зал, и вы можете мне поверить, что он догадался, где у туннеля другой конец. Он может, если понадобиться, разбить весь этот склон вдребезги, чтобы помешать нам войти, и если вместе с ним разобьет и нас, то будет только рад этому.
– Вы смотрите слишком мрачно, Бильбо Баггинс, – возразил Торин. – Почему же тогда Смауг не перекрыл нижний конец туннеля, если не хочет впустить нас? А он этого не сделал, иначе бы мы услышали.
– Не знаю, не знаю… Сначала, быть может, потому, что хотел заманить меня снова; а теперь, наверное, потому, что хочет сперва поискать нас нынче ночью, или потому, что не хочет портить свое логово без необходимости, – но я не хотел бы, чтобы вы спорили. Смауг может выскочить каждую минуту, и наша единственная надежда – в том, чтобы забраться в туннель и закрыть дверь за собою.
Он говорил так серьезно, что Карлики в конце концов уступили, хотя и медлили закрыть дверь: эта мысль казалась им отчаянной, ибо никто не знал, можно ли будет потом открыть ее изнутри, а им совсем не хотелось оказаться запертыми в таком месте, откуда уйти можно только через логово Дракона. И снаружи, и в туннеле все казалось совершенно тихим и спокойным. Поэтому они довольно долго сидели близ полуоткрытой двери и продолжали разговаривать.
