Я думаю, если бы Волков хотел просто убить нас в тот первый момент, когда рухнула дверь, это ему не составило бы ни малейшего труда. Но он помедлил секунду, видимо, просчитывая варианты, взвешивая выгоды и потери, – и ударил слабо, так, чтобы никого ненароком не прихлопнуть. Мы ему снова понадобились живыми…
Не мы. Я.
Ветвящаяся молния рванула воздух, дробясь искрами на обломках бетона и металла; брызнули раскаленные осколки. Мы тоже брызнули, куда могли, скрываясь за кусками плит. Я дал очередь в ответ, и там, в районе Волкова, тоже полетели искры – как при коротком замыкании. Джор, похоже, чем-то зацепился за поваленную стальную дверь и ворочался, стараясь освободиться. Артур вытянулся в струнку за косяком двери, держа пистолет на уровне лица. Мне кажется, у него был чуть лучший обзор, чем у меня. Патрик лежала так, что я видел только ее ноги, а что видела она и куда могла стрелять – бог весть. Зато Аська заняла лучшую из возможных позиций: за обрезком толстенной сваи и под защитой пролета бетонной лестницы.
– Огонь, ребята! – крикнул я, но Аська и так уже долбила, как маленький дятел, в Волкова, который только рос в размерах, и тут же Патрик, проковыряв себе какую-то амбразурку, выпустила длиннющую очередь, вздув тучу пыли и выколотив из Волкова сноп искр, и я увидел, как он пошатнулся и сделал шаг назад. И тогда я тоже стал всаживать в него короткие, по три-четыре патрона, очереди, стараясь, чтобы все пули ложились в голову и шею. А Волков развел руки широко и сдвинул их так, словно раздавливал огромный арбуз, и тут нас всех приподняло и страшно хлопнуло об пол, и все заволокло пылью так, что весь свет пропал…
И тут же появился. Рядом со мной вздувалось зарево, и моим заторможенным мозгом я не сразу понял, что это горит Джор. Чем-то тяжелым – балкой, трубой? – его придавило к лежащей на полу двери, от которой он так и не смог отцепиться, пробило газовые баллоны, газ вспыхнул – и ревущий поток пламени пожирал ему бок…
Даже с раздавленной грудью он пытался кричать.
Все, что я мог сделать для Джора, – это выстрелить ему в голову.
Я сделал это.
Оставшиеся в живых Маринкины лучницы добили пулеметчиков Шарпа и зависли над обширнейшей дырой в крыше горна, не решаясь сунуться ниже – такой оттуда шел жар и смрад… И тогда Маринка, вся внутренне зажмурившись, нырнула первой.
Пространство внутри горна было хитрым образом раскалено, спрессовано и скручено и в целом напоминало воронку огненного смерча – чем ближе к сейду, тем более плотное, и искривленное, и непрозрачное, и испепеляющее, и чужое. Даже здесь, наверху, нужно было смотреть прямо, чтобы видеть, что делается у тебя за левым плечом. Марина попыталась заставить себя отрешиться от настоящего – верхнего – зрения, взглянуть на все простыми глазами, – но это чуть было не взорвало ей голову. К таким перегрузкам восприятия она была не подготовлена…
Тем не менее что-то удалось разглядеть: Волкова, буквально висящего на нитях силы между сейдом и щитом, и колеблющееся, как пламя свечи, сине-стальное сияние слабого, но стойкого нойды Кости, втянутого в этот вихрь, зацепившегося за что-то и не намеренного отцепляться, и простые черточки остальных ребят… Найдя линию силы, ведущую точно к Волкову, Маринка пустила стрелу, вложив в ее полет всю мощь и всю застарелую – и не свою, и уже свою – ненависть…
Удар стрелы был страшен. Невидимый глазу, но почти непробиваемый панцирь Волкова прогнулся, а сам удар – чуть ниже шеи, между лопатками – на миг смутил его сознание и бросил тело на колени. Еще несколько стрел достали его – с меньшей силой, но тем не менее чувствительно, – и он понял, что так могут и заклевать; да, вороны, и сойки, и даже воробьи способны заклевать волка до смерти, если волк будет глуп и станет просто отмахиваться…
С заклятием вы меня обманули, подсунули ложную стафу, молодцы, подумал он, это я не учел, но это не так уж страшно, у меня-то есть предусмотренный ход в запасе, а вот у вас, похоже, нет, запасы кончились, пошла лобовая атака. Так что я даже в выигрыше…
Он поднялся на раскачивающемся помосте и, стараясь не обращать внимания на удары по панцирю, набрал полную грудь воздуха…
Маринка проскочила через пекло. Осмотрелась. Пятеро лучниц танцевали в воздухе рядом с ней, и еще четыре двигались поодаль, так, видимо, и не решившись на погружение.
– Ну что же вы! – крикнула им Маринка.
Они устыдились и подтянулись поближе…
– На счет ноль! – дала команду Маринка и наложила стрелу на тетиву. – И залпом! Приготовились! Девять! Восемь! Семь!..
Показалось мне это или нет, но Волков вдруг стал меньше в размерах. Более того – он стоял в позе, как будто поднимался с колен.
– Огонь, девочки! – закричал я, ловя его на мушку.
Но затвор щелкнул впустую. Я поменял магазин, передернул – время, однако, ушло, и Волков уже стоял во весь рост, поднеся руки к лицу…
Я быстро взглянул влево – Аськи не было видно совсем. Вправо – из-под плиты по-прежнему торчали ноги Инки, да только сама плита просела от удара – как будто именно в эту плиту пришелся чудовищный удар…
И, уронив автомат, я бросился к краю плиты и вцепился в него, напрягся…
Рядом оказался Артур.
– Разом! – сказал он.
Мы подняли плиту. Сантиметров на двадцать. И я движением стопы подсунул под угол обломок бетона.
И увидел, как шевельнулись и судорожно подтянулись Инкины ноги. И как мгновенно напитались кровью штанины…
Но автомат ее ударил вновь, и Волков снова пошатнулся.
Он пошатнулся, но и только. Отступил на шаг, утвердился, поднял руки к лицу – и во всю мощь легких проревел «песнь освобождения». И снова стал укреплять панцирь, набрасывая на него силу и мощь, восстанавливая разрушения… И когда ведьмы всей стаей слетели вниз и, воротя морды от смрада, выпустили целый рой стрел, он снова был готов – почти настолько же, насколько в начале битвы. Все стрелы достигли цели… и разлетелись, бессильные.
И тогда Волков еще громче, чем «песнь освобождения», проревел «песнь преображения»…
– Сзади! – крикнул Артур и начал стрелять. Думаю, он реально меня спас, потому что автомат, повторяю, мне надо было еще поднять… кроме того, пистолет все-таки быстрее автомата… Короче, трое охранников, подбежавших к нам по коридору – ну, шагов на пять, на шесть, – моментально легли и больше не шевелились. Они бежали без выстрела, должно быть, имея в виду взять нас живыми – не удалось…
Но буквально секунду спустя в дверях, в окнах, на лестницах появилось их еще человек десять, и все они открыли ураганный огонь по мечущимся вверху лучницам-хельви. Несколько лучниц сразу упали, как будто кто-то перерезал удерживающие их в воздухе нити, остальные выпустили по одной-две стрелы и скрылись.
Я понял, что за трюк проделал Волков. Он превратил всех своих охранников обратно в волков, а когда они избавились от пут, что в волчьем обличье не так уж сложно, вернул им человеческую сущность. Вряд ли бы они успели собрать разобранное и разбросанное оружие – значит, где-то были нычки…
– Где Аська? – вдруг сообразил я.
– Не знаю, – удивился Артур.
И вдруг я понял, где она. Оглянулся назад, где должен был лежать мешок с аммонитовыми патронами…
– Аська! – закричал я. – Дура! Ты же не умеешь! И взрыватели у меня!..
Сколько-то времени длился «воздушный налет» – ведьмы врывались во внутреннее пространство дома и, не обращая внимания на самого Волкова, вышибали стрелами одного-двух автоматчиков. Иногда и автоматчикам удавалось зацепить летучую тварь…
Они тянут время, подумал Волков. Они рассчитывают, что стояние закончится, и все, к чему я шел, окажется напрасным. Если бы все было так просто!..
А ведь помощи не будет, вдруг поняла Маринка. Все, они протолкнули через меня ложную стафу – и этого достаточно. Больше я им не нужна, красивые слова про вождя – обычная разводка. Ведьмы, правильно их называл Волков. Ведьмы. Ничем не лучше, чем он сам.
Ничем не лучше…
Она уже знала, что будет делать дальше.
– Продолжайте! – крикнула она своим оставшимся. – Чтобы голов не подняли!
И устремилась вниз – но не в пылающее нутро горна, а рядом с ним, туда, где кучкой лежали несколько мертвых тел. Мертвецы ей нужны были сейчас, мертвецы…
Знаете, я очень давно не люблю всяческую героическую хрень про войну. Еще до армии это началось. Как-то само собой. Когда старшина с наганом и пятеро девчонок с винтовочками против немецких десантников – и побеждают, хотя и с потерями, или когда «в бой идут одни старики» – не выношу. Не верю, а раз не верю – начинает тошнить. Ну а тут у нас как-то вообще получилось из военных сказок для дебилов: несколько студентов и студенточек, кое-как умеющих стрелять в тире, – схватываются с превосходящими силами хорошо вооруженного и уж явно специально обучавшегося противника, да еще и с тяжелой артиллерией в виде боевого колдуна – и их не выкашивают всех в первые же секунды, как подсказывает нам здравый смысл, и держатся они… ну, не знаю… минут пятнадцать, наверное. При этом держатся хорошо, черт возьми. Достойно. Правда, имея поддержку с воздуха, надежду на спасение и полное непонимание того, в какую безнадегу влипли.
