о чём я догадался только после случившегося. Сунув в руки Литоса факел, парой вспышек высек искры, и языки пламени тотчас высветили расквашенное лицо с кровавыми подтёками и безумными глазами. В них отражался огонь неотвратимости. Пламя залило небольшую пещерку оранжевым огнём, а небольшой круглый лаз, показавшийся сверху, поманил к себе загнанную крысу.
Всё произошло слишком быстро. Что-то толкнуло с такой силой, что каменная стена на некоторое время высекла из глаз яркие искры. Истошный вопль боли отрезвил, заставив зажать уши.
— А-А-А-А-А-А-А-А!!!!!!
Облако тьмы, в котором с трудом угадывались очертания четырех конечностей, окутало вопящего от ужаса Литоса. Давящий на барабанные перепонки звук твари на грани слышимости напоминал рычание волка. Тьма быстро гасила свет факела, а вопли Литоса становились всё страшней. «И как он ещё не сорвал горло?» — пронеслась совсем не та мысль. Двигайся! Необходимо двигаться! Света становилось всё меньше, но из рук выкачали всю силу, и они повисли плетьми. Вкус собственной крови из прокушенной губы отрезвил, но первые движения всё ещё давались с трудом.
Никогда. Ещё никогда в своей жизни я не карабкался так быстро. А когда оставалось подтянуть ноги, я на мгновение представил тонкие пальцы, схватившие лодыжки, и меня пробкой вытолкнуло из лаза. Задыхаясь от страха, я нащупал стеночку и побежал. Вопли отдалялись, а я растирал мокрые щеки. Прости, Литос. Но что я мог сделать? Я понимал, что никаких оправданий моему поступку не существует, поэтому приходится загнать переживания поглубже.
Я снова в темноте, и меня снова преследует нечто. Пятки засверкали ещё быстрее, когда я представил, что со мной может случиться то же самое. Вдоль стеночки, вправо, вправо, вправо…
Мерзкий хохот и в лицо дохнуло смрадом. Нет, это всего лишь иллюзия! Хватит сходить с ума, это очередная душа! Они приходят, чтобы помочь уничтожить тебя, а потом насладиться твоими страданиями в Нижнем Мире! Бежать, бежать, пока могу! Сбившееся дыхание, топот ног и тишина, обжигающая почище раскалённых углей. Первый раз в жизни каю молился, чтобы тишина закончилась как можно скорее.
Слева пахнуло свежим воздухом. Сквозняка в замкнутом помещении не существует. Не успел я осознать столь простую истину, как ноги дали резкий поворот. Вязкий плотный комок ненависти, пронёсшийся за спиной, я ощутил кожей. Позади что-то недовольно заверещало, отчего из глаз сами собой брызнули слезы, а сердце спряталось в пятки. Лопатки вспомнили чужое дыхание и покрылись холодным потом. Впереди замаячил тёмно-синий свет, придавший мне сил, и из-под ног принялось вырываться каменное крошево.
— Кр-кр-кр-кр!!!
Недовольное бурчание неумолимо догоняло, но в следующее мгновение я прыгнул в комнату, уходя в перекат. Времени привыкать к свету не оставалось. Издав что-то между яростным рыком и писком загнанной букашки, я выхватил кинжал, нацелившись в зияющий темнотой проём. Он выплюнул в индиговую пещеру извивающийся комок мрака, заставив меня отшатнуться. Весь боевой дух куда-то пропал, руки предательски затряслись, а ноги сами собой принялись пятиться, пока спина не упёрлась в стену. Щупальцам бездны не нравились прикосновения даже такого скупого освещения, поэтому сгусток проворно вполз обратно. Погасить этот свет ему было не по силам.
Пещерка оказалась усеяна грибами, под большущими шляпками которых занималось синеватое свечение. По комнате медленно перетекала индиговая волна — каждый гриб на некоторое время угасал, а его сила словно бы перетекала в рядом растущий. В воздухе маленькими звездочками кружили сине-зелёные искорки, придавая пещере загадочную красоту. Потолок утопал в синеватых островках, издалека так похожих на сверкающее ночное небо. Иногда казалось, словно где-то далеко играет музыка. Она подобна мягко стелящемуся ветру, что бархатными пальцами гладит траву. Непоколебимая, спокойная и умиротворяющая музыка похожа на островок жизни в смердящем трупами склепе. Жаль, что для меня здесь места нет…
Взять с собой светильник не получилось — срезанные шляпки затухали слишком быстро, а растения начинали мигать сильнее, возмущаясь потере брата. За большой семьёй грибов обнаружился скрюченный скелет. Побоявшись идти дальше, человек ждал неминуемого прихода безносой. Оставалось надеяться, его сплав к тем берегам оказался благополучен.
Не успел я проститься с неизвестным, как его руки окрасились чёрным, потянувшись к моему горлу. Отшатнувшись, я выхватил кинжал, но очищенная душа больше не шевелилась, извиваясь чёрными жгутами. Выругавшись, я помотал головой, стараясь отделаться от очередных иллюзий. «Последнее время они стали слишком частыми гостями», — подумал я, с опаской приседая к скелету.
Рядом обнаружился факел, ткань на котором по каким-то причинам отсутствовала. У меня ещё оставались огниво и тряпки, и сделать факел оказалось довольно просто.
— А-а-а-а!
Приглушённый крик донёсся до меня почти чудом, но струхнул я не на шутку. Даарг, или Захар? Продержитесь, прошу вас! Я уже скоро, только продержитесь! Признаваться в том, что это я нуждался в помощи, а не наоборот, было стыдно. Надежда — вот, что осталось у измученного воробья.
Подходить к зеву, в котором меня дожидались, не хотелось. Всепоглощающее шипение в мою сторону послужило сигналом. Вспыхнувший ярким солнцем факел полетел в темноту. Что-то утробно заверещало, накинувшись на огонь, что означало только одно — я не ошибся. Тварь ненавидела свет. Но эти мысли исчезли так же быстро, как меня скрыла чужая тьма противоположного прохода пещеры. Я надеялся, что огонь отвлечёт тварь хотя бы на пару мгновений… Пещера в последний раз подмигнула индиговым глазом, и пришлось одной рукой держаться за стеночку справа. Из последних сил воробей смог-таки клюнуть хищника по носу, заставив его разжать пальцы. Оставалось проверить, насколько быстро может летать птица, оставшись с одним крылом.
Не думать о твари, что может напасть в любой момент было трудно. А камни, неровности и скелеты, о которые можно споткнуться, навевали панику и приходилось тихо ругаться. Чтобы не допускать мысли о том, что я потерялся, продвигаясь исключительно по правой стеночке, пришлось довериться удаче. Но стоит ли ей доверять после всего того, что со мной приключилось, я не знал.
Плыть в тёмном омуте чем-то напоминало топтание на одном месте. Без зрительных ориентиров казалось, что я не сдвигаюсь с места. Тем не менее, солоноватый привкус пота на языке и прилипшая к мокрому телу телогрейка говорили об обратном. Правая ладонь уже давно потеряла чувствительность — ручейки, стекавшие по запястью, не были похожи на пот. Неровный пол внезапно уходил из-под ног, заставляя меня ругаться в голос,
