Последние слова были сказаны с улыбкой. Но всем известно, что в любой шутке только доля шутки, а всё остальное правда.
Глава 47
– Анюта, – Князь остановился в распахнутом створе калитки. – Не надо вам пока в Замке появляться. Садовники знают, что делать? Вот и славно. Отдохните или, наоборот, займитесь отложенными делами. Я за вами приду, когда наведу должный порядок.
Сказав это, Троф протянул было мне руку, как делал это, прощаясь, но рядом стоял Васил, за спиной верный Гус, а меня на крыльце ждали Тая и Флор. Проявлять нежности прилюдно здесь не принято, ручки дамам на глазах у всех не целуют. Оттого неловко поднятая рука также неловко переместилась на лацкан сюртука, хоть и не нуждался он в том, чтобы его поправляли.
Зато Васечка без всяких стеснений обнял меня за талию и приник головой в область солнечного сплетения:
– Анюта, – словно пропел он моё имя, поднял голову, посмотрел фиалковыми глазищами снизу вверх и пообещал: – ты не скучай. Мы обязательно вернёмся.
– Может, останешься? Мне кажется, что в Замке сейчас не самое безопасное место, – предложила я мальчику.
– Нет! – объятия мгновенно опали, и Васил отступил к Трофу. – Я с братом.
На такое возражение смогла только плечами пожать – не силой же мне его удерживать, но на всякий случай – вдруг согласится – посмотрела на Князя. Тот – вот паразит! – довольно улыбался.
– Досточтимая моса Анюта, не стоит тревожиться. Знаю наверняка, что всё будет хорошо.
После этих слов Князь, прощаясь, с вежливым достоинством слегка склонил голову. В ответ я присела в неуклюжем реверансе. Ну какая из меня княгиня?!
Кажется, об этом подумал и Флор, и, когда я принялась помогать Тае убирать со стола, обратился ко мне с просьбой:
– Анечка, я тут подумал… Что, если прекрасной моте Тае учителя хороших манер пригласить? Всё же я не совсем по этой части. Что-то знаю, чему-то научу, но…
– Заодно и меня натаскает? – ехидно заметила я, а Флор в ответ только вздохнул. Неловко ему меня носом в промахи тыкать. – Да ты не расстраивайся, я же понимаю, что мне до великосветских дам, как до городу́ Парижу пешком.
– Куда? – брови помощника подскочили до середины лба, а челюсть, наоборот, слегка отпала. – Не знаю такого города.
– Это на Земле… Страна такая есть – Франция, а столица сего государства – Париж, – объяснила я, стараясь скрыть лёгкую грусть, непременно накрывавшую меня при воспоминании о родной планете.
– А почему пешком? У вас с транспортом плохо? – продолжал допытываться Флор.
– Хорошо у нас с транспортом. Самолёты летают, поезда по рельсам бегают, у автомобилей колёса крутятся, как и у автобусов. Ещё любители есть, что путешествуют по свету на велосипедах. А про пеший поход это я так… присказка такая, – терпеливо рассказывала я о земных средствах передвижения любопытному помощнику, но вспомнив, с чего разговор начался, добавила: – А учителя… нет, лучше учительницу, пригласи обязательно. И как можно скорее.
Освободившись в доме, я вернулась к оставленному горшку с незаконченной композицией. Начала я её делать с намерением обеспечить через самодельный артефакт своё комфортное существование в этом мире, но, проводив Трофа на борьбу с магами, решительно поменяла цель. В конце-то концов, я и так вполне себе неплохо устроилась. У меня есть дом, работа, друзья, и даже небесная покровительница появилась. А что есть у Князя? И кто мне сказал, что необходимо личное желание заказчика? Тае я инсталляцию сделала с таким намерением, чтобы ей сторицей вернуть то, что она по доброте душевной дала нам с Гамлетом, но, видно, настолько мой посыл был сильным, что подействовал и на соседок тётушки.
Вот и для Князя надо нечто такое задумать от себя, что подействовало бы и на противников его. Это как быть-то должно? Если я хочу, чтобы оппоненты Трофа сочли его непререкаемым авторитетом и стали ему послушны во всем, то загадать должна… Собственную покорность по отношению к нему? Ага, сейчас! Уже бегу, теряя тапки! Тем более что делаю это и так постоянно. Вообще-то, я девушка невредная и некапризная, но покорности во мне крайне мало. Вслух я не огрызаюсь и ни с кем не спорю, но про себя такие ответные монологи могу сочинить, такие направления противной во всех отношениях стороне придумать. Ой-ой! Слышал бы кто. Хорошо, что постоянно с землёй вожусь. Не то читала где, не то слышала, что негатив из сознания в почву уходит, если к ней руками прижаться. Наверное, поэтому я долго зла не помню и прощаю обидчиков быстро.
Что ещё помимо покорности загадать можно? И я начала подбирать синонимы к так не понравившемуся слову. Смирение? Нет. Безотказность? Что?! Нельзя с мужчинами такой быть – ценить не станут. В этом меня бабушка без устали наставляла. Кротость? Чем-то религиозным отдаёт. Вот прямо ладаном повеяло. Нет! Уступчивость… А вот это хорошее слово. Уступить – это не значит быть бесхребетной, уступить – это найти компромисс и договориться. Но уступчивость хороша взаимная. Как лучше всего договариваться? Сидя рядком, поговорить ладком. Так и запечатлею, установив симпатичную белую скамейку около уютного домика: желаю, чтобы в наших с Трофом отношениях всегда присутствовала разумная уступчивость. Зелёная дымка окутала горшок, тронув что-то в душе.
«Удивительное дело. Дара у меня нет, а чудеса творю», – подумала я, отодвигая завершённую работу подальше от края стола.
– Моса Анюта, можно с вами поговорить? – неподалёку от мастерской стоял смущённый Яша и мял в руках шапку.
За то время, что жил он в доме и работал на меня, мужчина сильно изменился. Он и так-то не был похож на опустившегося бомжа, но было в его облике что-то забитое, угнетённое, жалкое. Когда Яша преобразился, я не заметила. Появилась в нём некая степенность и уверенность в себе и завтрашнем дне. Может, это оттого, что работник мой телом поправился, а может потому, что плечи распрямились и походка изменилась. И сейчас мнётся не от низости своей, а смущает его то, что сказать предстоит.
– Слушаю тебя, Яша.
– Я это… уйти хочу.
Сказал и голову виновато опустил. Знает, что Флор при всей своей энергичности и фантастических знаниях силы большой не имеет, а значит, для физической работы не годится. Вот и получается, что некому мне будет в огороде помогать, и за город с тачкой ходить тоже будет некому.
– Должно быть, лучше место нашёл? – спросила я, надеясь, что не с обидой уходит, а как та рыбка, что ищет, где глубже.
– Не совсем место, моса Анюта. Я к моте одной хорошей жить ухожу. Судьбы в храме пока соединять не будем – присмотреться она ко мне хочет. Говорит, ночевать – это одно… Ой, простите, моса! Но вы умная, понимаете. Она тут недалече проживает. Дом у неё хороший, лавка опять же на базаре. Но не это главное. Сердечная она. Почти такая же как вы, моса. Выглянул как-то под вечер за ворота… работу к той поре уже закончил, помылся и в чистое переоделся, идет по улице мота… Такая, знаете… Всё при ней. Сумку тянет, и видно, что тяжко бедняжке. Вышел, поклонился, попросил позволения помочь. Разрешила, дошли. Да тут близёхонько. Говорил уже… Во двор пригласила, не побрезговала. Отвару налила, пару пирожков на тарелочку положила. В дом не звала, но у неё беседочка аккуратненькая такая, под яблоней устроена. В ней и стол, и стулья есть. Там и кормила. Я вроде и сыт, да отказать неудобно. А она всё расспрашивает: кто я, да откуда, да чем занимаюсь. Подивилась, что вы не побоялись неприкаянных на работу взять. Потом и сама призналась, что часто бывает помощь нужна, но звать некого. Вдова она, деток богиня не дала… Но хозяйка крепкая. Я и скажи: так вы меня по-соседски зовите. Завсегда помогу. Что по дому, что в лавке. Засмеялась, ручкой так махнула. «Шустрый какой», – говорит, но видно, что не сердится. А потом и вправду позвала… Я уж не помню, что делал. Потом ещё и ещё… И непонятно, как случилось, что на ночь остался. Утром думаю – сейчас стражу позовёт и скажет, что ссильничал, но нет. Глаза прячет, смущается, но не ругается и не обвиняет, что это я виноват. Так и покатилось… Сегодня зашёл к ней в лавку, а она говорит, что хватит мне по чужим углам скитаться. Велела к ней переезжать. Вот такие дела, моса Анюта.
