Роман Светлов - Гильгамеш

Шаг был сделан всего один, однако его оказалось достаточно для того, чтобы с Куром произошли новые изменения. Вместо уродливой пародии на человека, достигавшей головой потолка, перед Большим стояла женщина, нагая и совершенно безволосая. Об иле, который сжал себя до размеров человеческого тела, теперь напоминала лишь кожа — влажная, темно-песочного цвета. Упершись руками в бока, она холодно рассматривала человека. Светильники яркими желтыми пятнами отражались в ее овальном черепе. Превращение, наверное, должно было поразить Большого. Но тот, уставший, наглядевшийся этой ночью на всякое, оставался равнодушен.

— Неужели ты думаешь, что меня можно остановить? — властным мужским голосом спросила илистая женщина.

— Ты похож на лягушку, Кур, — криво усмехнулся Гильгамеш. — Может, ты хочешь соблазнить меня, приняв женский облик?

— Зачем ты мне нужен! — холодно улыбнулся демон. — Каждый день умирает множество сильных мужчин, множество красивых девушек. Они сочетаются со мной куда более полно, страстно, чем это делается здесь, наверху.

— А как же твоя жена, Эрешкигаль? Как она смотрит на то, что ты забираешься в женское тело?

— Она забирается в мужское, — продолжал улыбаться Кур. — Умри — и ты узнаешь.

— А нужно ли умирать? Стоят ли твои объятия жизни? — Гильгамеш помотал головой. — Нет, не стоят. Нельзя любить, если изо рта пахнет гнилостным тленом. Это не любовь, а… рвота.

Кур сжал свои груди. Они проминались под пальцами, словно глина.

— Я же сказал, что ты узнаешь не земную страсть, а подземную.

Кур опустил руки. На его теле остались глубокие вмятины от пальцев. Он пожал плечами и сделал шаг в сторону.

— Если ты не желаешь обнять меня, это сделает Энкиду.

— Стой! — Гильгамеш преградил ему дорогу. — Я остановил тебя в первый раз, остановлю и теперь.

— Попробуй, — Кур шагнул прямо под топор.

Лезвие рассекло голову демона, но увязло где-то на уровне ключиц. Большой с проклятием вырвал топор и ударил еще раз, сбоку. Плотная, вязкая масса, из которой состоял Кур, поддавалась с трудом. Но вот отлетела в сторону рука, часть головы, другая рука, кусок обвисшей груди. Гильгамеш рубил демона безостановочно и не сразу заметил, что каждая из частей самостоятельно ползет к ложу с умирающим.

Чтобы уберечь лезвие, он обрушил на ближайший комок глины обух топора. Комок разлетелся на еще более мелкие частицы, но и они стремились присосаться к плоти Энкиду. Рыча, Большой принялся ногами отшвыривать их от ложа. Та часть туловища Кура, которая еще держалась на ногах, неуклюже раскачиваясь топталась около самого изголовья степного человека. Гильгамеш опять пустил в ход топор. Но теперь он зацепил им демона как крюком и, хрипя от напряжения, отшвырнул в сторону.

Однако плоть Кура вновь ползла к ложу. Понимая, что он не успеет справиться со всеми частями, Гильгамеш с отчаянием взглянул по сторонам. Через мгновение он уже срывал со стены светильники. Разбив несколько штук, Большой плеснул на илистую глину пылающее масло.

Той это не понравилось. Куски глины подались назад. Они пронзительно шипели, словно пригоршня пиявок, брошенных в огонь. Языки пламени, охватившие темно-песочную плоть, стали тусклыми, дымными, они гневно гудели, как будто их раздувал мощный кузнечный горн. Частицы Кура сползались друг к другу, подпрыгивая, сбивали пламя, но лишь у самого порога бездны, разверстой за дверьми, сумели справиться с огнем.

Потерявшие изрядную долю влажного блеска, они слились, и теперь Кур предстал в облике отвратительной лысой старухи, чьи высохшие груди пальмовыми листьями свешивались до пояса. Держась рукой за стену, она поднялась на ноги и тускло посмотрела на Большого.

— Что же, я нашел против тебя средство, — сказал владыка Урука, показывая ей светильник.

— Ты невероятно упорен, — покачала головой старуха-Кур. — Но помни, что сильнее всего удар приходится на того, кто сопротивляется. Я мог стать водой и залить твои светильники, залить все здесь. Ну да ладно. Посмотрим, поднимешь ли ты руку на собственного брата?

За спиной Гильгамеша раздался скрип. Обернувшись, Большой увидел, что степной человек медленно поднимается с ложа. Его широко раскрытые глаза были обращены к брату. Теперь они совсем походили на глаза храмовых истуканов. В них отсутствовали зрачки — лишь пустота цвета финиковой косточки.

— Братец, лежи! Тебе нужно лежать! — бесцветным голосом сказал Гильгамеш, прекрасно ощущая бесполезность своих слов.

Энкиду положил руки Большому на плечи, а потом потянулся к горлу названного брата, да так быстро, что тот едва успел увернуться.

Не зная, что делать, Гильгамеш отступал перед Созданным Энки, то и дело оглядываясь на Кура: не попытается ли старуха воспользоваться затруднительной ситуацией своего соперника. Но старуха стояла недвижимо. Ей достаточно было власти над умирающим, который преследовал брата все энергичнее. Наконец Большому пришлось схватиться с ним.

Казалось, что ни грамма силы не ушло из тела умирающего. Он был так же могуч, как и в тот день, когда Гильгамеш впервые столкнулся с ним. Но на этот раз владыке Урука нельзя было уступать. Ни в коем случае.

Он застонал в медвежьих объятиях Энкиду. Ребра их трещали, когда они, чуть заметно раскачиваясь, пытались сломить друг друга. Финиковая пустота оказалась совсем рядом с глазами Большого. Она затягивала как воронки, появляющиеся на Евфрате во время половодья. Пустота разъедала разум, черным гнетом ложилась на сердце, поражала бессилием волю. Гильгамеш не мог бороться с ней — и он зажмурился, чтобы не видеть главного соблазна преисподней, он собрал воедино все оставшиеся у него силы и медленно, ступня за ступней, стал теснить брата к ложу.

Сопротивление Энкиду было ужасным. Ни Намтар, ни Кур — ни один из сегодняшних соперников не вызвал у Гильгамеша такого напряжения. Владыке Урука казалось, что у него лопаются жилы, что глаза от усилия готовы выпрыгнуть из орбит, однако он сумел подтащить брата к ложу и прижать к нему.

— Не подходи к нам! — хрипло крикнул он Куру. — Я сожгу тебя! Клянусь, я сожгу всю преисподнюю, если ты попытаешься помешать мне!

В этот момент сопротивление Гильгамешу прекратилось. Энкиду тяжко вздохнул, и члены его расслабились. В глазах появились едва заметные точечки зрачков.

Утирая пот, чувствуя, что еще одно усилие, еще одна схватка убьет его, Большой повернулся к Царю преисподней.

— Сейчас я подойду к тебе и выброшу отсюда. Одним пинком, — устало сказал он.

— Сейчас сил у тебя не хватит даже на то, чтобы убить собаку, — сказал Кур. — Так что лучше сиди около своего брата и слушай меня.