Хотя к общему фону погоста добавилось кое-что. Еще одна первая форма. Стрелок?
Для верности Лука выждал еще пять минут, но за него все решила луна — выглянула из-за туч краем, и ее тусклого света оказалось достаточно, чтобы понять: опасаться больше некого. Неизвестный стрелок темной грудой лежал между двух крестов — на большой семейной могиле. И фонил, как первая форма.
Вот и думай — повезло или нет… Лука, однако, радоваться не спешил. Сначала отыскал фонарь. Спрятал пистолет в кобуру, проверил заготовки в карманах. Навесил на запястье страховочную печать. И только после этого рискнул приблизиться к покойнику.
Который на деле оказался покойницей. Чтобы окончательно убедиться, что не обознался, Лука подхватил тело под руки и стащил со старых цветников. Неудачно стащил: у одного лопнуло бетонное кольцо, а левый крест, державшийся на честном слове, переломился. Неудивительно, куда этому старью тягаться с сотней килограмм Полины Семеновны. Лука опустил тело на дорожку и сам устало плюхнулся рядом.
— Ну, здравствуй, «Полинка»! Как нынче жизнь в управлении? Что у Каина нового на личном фронте?
Происходящее больше походило на дурной фарс, чем на криминальную историю. За каким тленом теперь уже мертвой главе секретариата стрелять в мирного некроманта третьей категории на деревенском погосте? Хорошо хоть тетя Лида заранее познакомилась с обитателями коттеджа, а то Лука бы сегодня рисковал еще и инфаркт схватить. От неожиданности.
Мелкой конфеткой для больной совести служило то, что пистолет покойница из рук так и не выпустила — пришлось силой разжимать пальцы. А это значит, стрельба не приглючилась, и он не совсем еще чокнулся и не стреляет почем зря в невинных людей.
В кармане завибрировал мобильник и сыграл побудочной трелью. Вовремя. Пятью минутами раньше — и у Полинки был бы чумовой ориентир для стрельбы. На том конце связи что-то лопотала Настя, пришлось ответить на автомате и нажать отбой.
Звонок сослужил хорошую службу. Напомнил: Лука тут не один такой несчастный, у него еще двое прицепом болтаются. И если он облажается, то прилетит не только ему, но и Князевой, которая останется одна, имея на руках воскресшего некроманта и полный мешок проблем. Про Егора речи не шло: несмотря на все чудовищные возможности, костяной король находился в полной зависимости от странных нитей, которые натянулись между ним и Лукой как между убитым и убийцей.
Пульсация земли под ногами и снова появившаяся тяжесть под ребрами живо напомнили, что прохлаждаться не стоит — отдохнуть он и на том свете успеет. Бросать шушенский погост в таком состоянии теперь было чистым самоубийством.
Во-первых, оно все равно попрет. Присутствие некроманта уже сработало как мазь на нагнившем нарыве: один лопнул, значит, полопаются и другие — тут вопрос времени. Процесс не остановить, не законсервировать, уж во всяком случае, силами одного упокойника.
Во-вторых, дражайшая, но мертвая Полина тоже недолго таковой пробудет, и надо решать: либо он поднимает ее сейчас, разговаривает — наконец узнает, какого тлена ему не дают спать вторые сутки! — и упокаивает, либо она встает сама, и тогда разговора уже не получится. Получится бойня.
В-третьих придумывать уже не понадобилось — первых двух причин хватало за глаза и за уши.
Лука закрепил фонарь на ограде, включил дополнительный на мобильнике и теперь уже спокойно осмотрел тело. Подфартило ему по полной — видимо, сука-судьба спешила реабилитироваться за последние пару дней. Первая пуля попала Полине в голову, на границе лба и линии роста волос. Входное отверстие было маленьким, зато выходное — с кулак. Вторая пуля пришлась ниже — в солнечное сплетение.
Лука пристроил тело прямо там, у цветников, придав ему сидячее положение: как раз пригодился поломанный крест — подпереть. Накинул покойнице на шею печать-удавку с сигнальным маячком, чтоб вовремя учуять изменения, вытер руки о штаны, засек на мобильнике время и пошел разбираться с остальным погостом.
Никогда в жизни Лука так много не поднимал. Под конец он сам себе казался шахтером, у которого горят все нормы выработки, но угля нет — только пустая порода. Ситуацию спасали только пробирки, которые так щедро отсыпали подчиненные Каина.
А еще не покидало неприятное чувство непоправимости: вот придет потом какой родственник с вопросом жизни и смерти, на который ответ знает только почивший дядька, а дядька-то уже того… в четвертой форме, без согласия, без беседы, просто во имя техники безопасности.
От самого себя Луке было тошно.
Всего на грани трансформы насчиталось двадцать семь тел. Вернее, останков. Какая-то дрянь упорно не давала почтенным костям лежать спокойно и заставляла их идти на противоестественный выворот.
Первые дались легко — все трое лежали рядом, друг на друге. Родичи. Двое полуторавековых, один — ровесник революции: Ленин влез на броневик, а этот в тот же день откинулся, если даты не врали. Лука использовал состав для братской и положил простую связку. Покойники оказались приличные, ломиться друг через друга не стали, только земля волной пошла, давая знать, что там кто-то ворочается, но голосов не отрастили — загомонили в голове так, что чуть виски не треснули.
— Кто?! И? Кому? Мамка! — заговорили наперебой, загудели.
— Спать, мужики. Рассоха рядом, цепануло вас, — Лука успел оправдаться перед тем, как закрыл реверс.
В голове тройным эхом прозвучало:
— Нет от вас покоя.
И стихло.
Лука только согласно кивнул, чувствуя себя последней сволочью.
Следующие десять поднялись-легли без приключений — теперь Лука не рисковал брать сразу троих, поднимал парами. На четырнадцатом сбойнуло. Лука чуть замешкался, выбирая, кого из двоих укладывать первым, и второй резво вывернулся из-под аверса и рванул сквозь дерн за ограду. Не рассчитал — напоролся на железные прутья, скрючился и завыл.
Лука снова расстегнул кобуру и, не прекращая работать с первым, более спокойным, краем глаза отслеживал, как второй спешно отращивал дополнительные руки, чтобы стащить себя со ржавых прутьев. Он с усилием толкал тело вверх, одной парой рук упираясь в землю, а второй перебирал по железным прутьям, но поднимался лишь сантиметров на десять и тут же сползал обратно. Слишком тяжел оказался.
Лука упокоил первого и спросил у четырехрукого:
— Давно не спишь?
Клиент завертел головой, словно принюхивался, и, наконец, открыл глаза. Обычные бельма, без всяких фокусов.
— Мертво? — строго спросил он, делая странное ударение на первый слог, и оставил попытки сползти с кола. Только буркала свои на Луку вытаращил и слепо треугольной мордой водил из стороны в сторону, словно кобра перед броском — нацеливался, настраивался на тепло.
— Да. Умер. Помнишь, кто разбудил?
— Тьма. Йазык чуждой.
— Да чтоб тебя, я ж не лингвист! — Лука попытался припомнить что-нибудь на старославянском, но в голову почему-то лезла смесь из молитв и частушек. — Поднял кто? Такой, как я?
— Сребро домовину принеши бех! Мертвяков водяше, — выплюнул мертвец, страдальчески скривился, свернулся вокруг прута и прикрыл бельма веками. Обиделся, даже погреться не захотел.
Кожа у него на хребте натянулась, выдавая внутреннее перестроение — пока не каскадное, поэтапное. На голове начала расти мелкая колючая корона и сплетаться в два рога. Остатки тряпья живо втягивались внутрь, добавляя массу.
Галки вдалеке испуганно заткнулись, зато совсем рядом истошно взвыла собака и резко захлебнулась лаем. Луна целиком выглянула из-за туч, освещая разворошенный погост: сломанные кресты, вспученную изнутри землю и погнутые ограды.
Лука понял, что если ему и ответят — не поймет он ни шиша, а вот если упустит выворот и древний парень встанет в третью форму, то проблем сразу станет в два раза больше.
— Прости, некогда! — Лука закрыл покрышку разом на двоих, ощутив ладонью, как глина на миг раскалилась сильнее обычного, а потом неожиданно рассыпалась, развалилась прямо в руках.
