Ознакомительная версия.
Сингх был мрачен. Он неподвижно сидел, глядя в одну точку, как сыч, и сосредоточенно накачивался синтетической водкой. Несмотря ни на что, Рамирес ему сочувствовал. Очень тяжело, наверное, когда твои нервы расшатаны настолько, что одно только подозрение, пусть даже, на первый взгляд, и обоснованное, заставляет отдать приказ на убийство собственных братьев и сестер. Пусть это братья и сестры не по крови, а по вере, но это еще тяжелее, потому что общая вера подчас сближает людей гораздо сильнее, чем родственная кровь. Рамирес, пребывая в мрачном расположении духа, откупорил бутылку с синтетическим пивом.
– Не печальтесь, – сказал Рамирес, – ваша печаль ничего не изменит. Все позади, Бог не допустил братоубийства. Все хорошо.
– Кстати, – оживился Сингх, – все время хотел тебя спросить, ты ведь христианин?
– Да, а что?
– Мне всегда было интересно, как в твоей душе уживаются вера в Христа и вера в братство.
– А в чем проблема? Наши идеи не противоречат божьим заветам. Тот, кто дал миру шанс, тоже был христианином.
– Да, я знаю. Только он отрекся от Христа.
– Эти слова нельзя считать настоящим отречением. Говоря, что не верит в Иисуса, он имел в виду совсем не то. Это был просто фрагмент потока сознания, к отдельным словам поэтов нельзя относиться слишком серьезно. В другой песне он обещал убить свою девушку, если она ему изменит, но он же на самом деле не собирался это делать. Это была… не то чтобы шутка, но…
– Я понял, – кивнул Сингх, – я тоже думаю примерно так. Но христианство не признает веры в иных кумиров, кроме единого Бога. Как ты можешь исповедовать две веры одновременно?
– Братство – не вера, – сказал Рамирес. – Это комплекс этических норм, правил поведения и нравственных ценностей. Любовь, свобода, красота, единство, разве это противоречит тому, что говорил Христос?
– По-твоему, Леннон – это Христос сегодня?
– Нет, – возмутился Рамирес, – говорить так – кощунство. Леннон – вождь и учитель, но он не Сын Божий. Нельзя смешивать одно и другое. Ты же не думаешь, что Леннон стоит в одном ряду с Буддой и Кришной?
– Я думаю именно так, – сказал Сингх. – Воистину удивительно, какими разными путями разные люди приходят к единой правде. Чем больше я думаю об этом, тем яснее понимаю, что единство мира, которое наступит, когда власть перейдет к народу, не означает однообразия. В едином мире каждый сможет быть собой, и каждый сможет быть вместе со всеми.
– За это стоит выпить, – улыбнулся Рамирес.
Пожалуй, Сингх прав, корень всех проблем в том, что за последнее время все ужасно переутомились. Теперь, когда проблемы и беды как бы отступили, Сингх снова становился тем гуру, который четыре года назад в одночасье изменил судьбу разочаровавшегося в жизни доктора физики по имени Джон Рамирес.
Отправляясь на Гефест, Джон завербовался для работы в Новокузбасском университете. Он планировал заняться научными исследованиями, хотел экспериментально проверить свою гипотезу, которая могла бы перевернуть мир и которая благодаря помощи Сингха очень скоро перевернет мир. Рамирес предположил, что обилие тория в нижних слоях коры Гефеста не может быть объяснено обычными геологическими процессами, такими же, как на любой другой земноподобной планете. Диссертация Рамиреса была посвящена тому, как, по его мнению, два-три миллиарда лет назад на Гефесте сформировались залежи тяжелых металлов. Все известные данные укладывались в разработанную им теорию, метод Рамиреса позволял находить палладиевые месторождения значительно быстрее и с гораздо меньшими затратами, чем это практиковалось до сих пор. Рамирес был буквально переполнен мечтаниями о том, как его открытие принесет богатство и счастье… тогда он не задумывался, кому именно.
Все было замечательно, Рамиресу казалось, что еще год-два, и он станет одним из самых знаменитых ученых не только Гефеста, но и всего человечества, что у него будет все, начиная от девятизначного счета в банке и заканчивая чем-то таким, что он пока еще не мог сформулировать. Но мечты наивного молодого человека оказались страшно далеки от суровой правды жизни.
Все началось с того, что Рамирес едва не умер от прививки, которая должна была предохранить его организм от гигантского количества сернистых соединений в атмосфере чужой планеты. Вначале Рамирес думал, что это проявились индивидуальные особенности его организма, но вскоре узнал, что почти все переносят прививку так же тяжело.
Потом выяснилось, что руководство университета имеет свои планы на молодого ученого. Едва Рамиреса выписали из госпиталя, его пригласил к себе сам ректор, почтенный профессор Гарневич, и заявил, что если Рамирес хочет получить от своих исследований какие-то осязаемые бонусы, то ему придется делиться. И когда Рамирес понял, в каких масштабах ему предлагают делиться, в его мозгу отчетливо всплыло слово, которое характеризовало ситуацию лучше всего, – “рабство”.
Контракт, который Рамирес подписал на Земле, был составлен очень грамотно. В случае конфликта работника с работодателем права работника фактически сводились к одному – выплатить все неустойки и вернуться на Землю. Но на практике поступить так не мог никто и никогда, потому что для этого нужна пятизначная сумма в кармане, а у тех ученых, кто отправляется на Гефест, таких денег никогда не бывает.
Рамирес отказался делиться, он зашифровал все свои труды и заявил, что не сообщит ключ до тех пор, пока не подпишет новое соглашение, достойное его таланта. Позже Сингх сказал, что тогда Рамиресу повезло, Гарневич подумал, что молодой ученый просто набивает себе цену, а реально не представляет собой ничего достойного. Гарневич не стал применять жестких мер, и Рамирес отделался тем, что его направили в третьестепенную лабораторию на бумажную работу, не имеющую никакого отношения к его научным трудам. Там он провел почти год и к концу этого года впал в глубокую депрессию. И это было вполне естественно. Если человека заставлять восемь часов в день перекладывать бумажки с места на место, а культурная программа на вечер ограничивается выбором между телевизором, баром и борделем, личность не может не деградировать.
Все изменилось, когда в одном баре к Джону Рамиресу подсел маленький немолодой индус с необычно длинными черными усами. Сначала Рамирес подумал, что это гомосексуалист, и был готов грубо отослать случайного знакомого, но что-то удержало Рамиреса от такого шага. Нет, он не думал, что это была рука божья, так думать кощунственно, но эта мысль не покидала голову Рамиреса.
Абубакар Сингх не был гомосексуалистом. Он был хорошим собеседником и очень умным и обаятельным человеком. Он сразу произвел на Рамиреса хорошее впечатление, в первую очередь из-за того, что не воспринимал свое бытие в вонючей помойке Гефеста как черную полосу в жизни, которую нужно побыстрее пересечь. Сингх говорил, что в жизни всегда можно найти что-то хорошее, и истинно мудрый человек, в какой бы дыре он ни оказался, всегда найдет в жизни счастье. Сингх всегда сохранял доброжелательное спокойствие, казалось, его не волновали никакие проблемы. Это все суета, говорил он, оно пройдет, оно уже проходит, главное всегда остается внутри, и это главное всегда в твоей власти, самое важное, чтобы ты понял, что оно в твоей власти.
Ознакомительная версия.
