И после притопа от нас осталось бы мокрое место, которое потом с удовольствием бы слизывали шакалы.
Когда смертельная опасность щекочет вам нервы, ничего уже не радует: ни романтика приключений, ни одуряющая красота местности. Все зацикливаются на одном — жить хочется. Но человек странно устроен. Он быстро забывает плохое, а хорошее остается надолго, увлекая воспоминаниями и возбуждая желание повторить ещё раз приключения. А вдруг на этот раз повезет больше? Хотя странно. Ведь уже повезло — остались жить, так чего опять лезть в пекло к дьяволу?
— Но если бы человек не пытался испытывать снова и снова судьбу, он не был бы человеком. Ум Homo sapiens так устроен, что ему нужно постоянно познавать, находить, исследовать и к чему-то стремиться. Тогда на второй план уходит страх перед смертью.
Долго еще продолжалась их беседа о смысле риска.
Вслушиваясь в слова наставника-инструктора, Голдсмит с Анжелой согласно кивали головами. Вроде африканец в Сорбонне не учился, а мыслит правильно.
Эх! Кому путешествие на грани жизни и смерти щекочет нервы, а кому и гробит сердце. Вскоре после приезда художник слёг, и как оказалось, надолго. Его «коллекция бабочек» стала неотъемлемой частью жизни. В редкие минуты просветления здоровья всё же Голдсмит подходил к мольберту и делал наброски, но всегда один и тот же сюжет — охоту. Атакующие были разные: львы, тигры, носороги, буйволы. А жертва всегда одна — он сам.
Глава 26 Неожиданная смерть художника, Анжелу обвинили в покушении на жизнь человека
Позевывая, Энжи нащупала ногами тапочки-лоси. Мягкая ткань сегодня не ласкала кожу уютом бархата, а раздражала, словно специально взвинчивая нервы, чтобы Анжела была настороже. Она давно заметила особенность такой части своего гардероба, как обувь. Однажды, до знакомства с Токорежем, Энжи едва не попала в сводку происшествий. У любимой туфельки перед пешеходным переходом сломался каблук. Анжела с горечью разглядывала покалеченную шпильку, когда по зебре, пока ещё для автомобилистов горел красный, с визгом пронеслась тонированная иномарка. «Если бы не каблук, то меня могли сбить. — ужасалась Энжи. — Каблук сломался, чтобы меня остановить от смертельного маршрута. Знак судьбы!»
Но как это было давно! Аж в прошлом году. Теперь ни туфель-скороходов, ни Токорежа, ни Тучи Исполнения Желаний, она же Туча Счастья. Какая разница, как называть, главное не в этом. «Тот же бантик, вид сбоку», как говорила её сменщица из галантерейного магазина.
Анжела бросила быстрый взгляд в окно, как всегда, в этот час на Пятой Авеню толпились угрюмой стаей машины, подавая редкие жалостливые сигналы. Дело в том, что в этом месте запрещены автомобильные гудки. Но всё равно время от времени у некоторых водителей сдавали нервы. Впивались указательным пальцем в середину руля, а трезвый ум уже подсчитывал убытки. Расторопные полицейские, которых в час пик было, как китайцев в Чайна-тауне, быстро находили тех, кому не жалко было уплатить штраф в триста долларов.
Энжи одевалась к завтраку, когда из-за закрытой двери раздался плач. Предчувствуя недоброе, она вошла в соседнюю комнату, которая уже наполнилась сизой дымкой скорби. Несколько человек с тихим шёпотом скучилось у изголовья мужа. Откуда эти люди?
Поражённая Анжела с трудом узнала горничную, которая, заламывая руки, подвывала, словно собака, потерявшая хозяина. Разве что не пытаясь «вылизывать» его лицо, она бестолково металась от кровати к шкафу. Энжи, сглотнув вязкую слюну, протиснулась сквозь скорбную толпу. Художник лежал на спине белый как полотно. Торжественная неподвижность сковывала старческое тело, распростёртое на дорогих простынях с вензелями.
Неужели сказка закончилась? Муж умер? Отчего? Ведь ещё вечером она поцеловала его и пожелала спокойной ночи. Он выглядел хорошо, ни на что не жаловался. Крик отчаяния едва не вырвался из уст, но Анжела чудом сохранила молчание. Заметив её, подошел один господин и представился.
— Лейтенант Гринбаум, инспектор полиции Нью-Йорка. — Он показал блестящий жетон и идентификационную карту. — У меня к вам несколько вопросов, — он учтиво, но настойчиво подтолкнул Анжелу к двери.
— Полегче, — отстранилась от него молодая вдова, превратившись вся в один обострённый нерв. Офицер хмыкнул, чавкая жвачкой.
— Ваш муж умер не от сердечного приступа, его отравили, — начал без предисловий коп. — Все симптомы налицо, поверьте моему пятнадцатилетнему опыту. Расскажите, как вы это сделали? Следствие учтёт чистосердечное признание, и возможно… срок уменьшат. У нас мало времени.
У женщины слова застряли в горле. Будто утыканный иглами, комок подошёл к гортани, и Анжела закашлялась, размазывая слёзы по лицу. Как за несколько секунд мир перевернулся! Снова. За нашей спиной с гадким хихиканьем меняют декорации, и жизнь в один момент превращается из Рая в Ад. Главное — не потерять равновесие, не поскользнуться, выдержать первый порыв ветра, пробирающего до костей, первую зубодробительную оплеуху судьбы. Анжела не отказалась от предложенного стакана холодной воды. Наконец удалось выдавить несколько слов.
— Я… я… мне нечего сказать. Я ничего… не… понимаю.
Следователь нетерпеливо забарабанил по комоду нервными пальцами. Приём «внезапной атаки» не сработал. Он по опыту знал, что если сразу преступник не выпалил всё сгоряча, то нужно из него информацию выдавливать по капле, как остатки пасты из старого тюбика зубной пасты. А тут ещё иностранка. Кто знает этих русских? Но тут случай ясный: все обстоятельства были, как на ладони. Скорее всего, в завещании бездетного старика-миллионера эта фифа и значится наследницей состояния. Следователь недовольно посмотрел на — он не сомневался — хладнокровную преступницу. Потом в последний раз попытался уговорить вдову сделать чистосердечное признание.
— Не хотелось бы, чтобы такая приятная на вид леди сидела в одной камере с уголовницами, эти матерые коблы на всё способны. О! Вы не знаете законы уголовного мира.
— Я ничего не понимаю, — чуть успокоившись, сказала Анжела. До неё стало доходить, что попала в очень неприятную историю. — Я хочу связаться с адвокатом, — потянулась к мобильнику.
Раздражённый полицейский, по-коровьи причмокивая жвачкой, положил волосатую клешню на руку Энжи:
— Ваше право, но учтите, что сразу можно было бы всё решить полюбовно. Вы, как наследница, жертвуете половину состояния полицейскому управлению города. А мы закрываем дело. Наши эксперты констатируют остановку сердца во сне. Возраст подходит.
— А говорят: полиция в Штатах неподкупна, всё
