Разразился невиданный скандал. Публика еще не привыкла к публикациям личного характера, поскольку все газеты в основном рассуждали о политике. А тут вам и убийство, и властолюбие, и человеческая подлость. Народ откровенно и с наслаждением смаковал подробности, а тиражи газет росли.
Бакман был раздавлен – на всю оставшуюся жизнь, какой бы вердикт не вынес суд. Маленького сына у него отобрали и отдали в хорошие руки.
Только членам рода Людей Льда было не по себе. Все это абсолютно не в их стиле. Но пришлось войти в положение уязвленного человека: его пытались лишить всего, что составляло смысл его жизни.
Хуже всего то, что Кристера, Коля, Хейке и всех остальных в газетах превозносили до небес. И они ужасно тяготились внезапной славой. За исключением Кристера, который нашел роль героя весьма забавной и увлекательной.
Хейке написал домой Винге, что останется у Коля и Анны-Марии до рождения ребенка. Оставалось не так много, как им казалось, – Анна-Мария уже отходила половину положенного срока. И Хейке тревожился за нее, он хотел присутствовать при родах и попытаться спасти ее, если случится худшее – и родится безобразный «меченый». Такой, как он сам.
Анна-Мария не должна погибнуть, в этом все были единодушны. Хейке хотел позаботиться и о старом Молине, ибо тот был еще далеко не здоров, хотя чувствовал себя намного лучше.
Кристер и его семейство уехали домой в Моталу: их ждали шлюзы Гета-канала и роскошное празднество на природе в окрестностях Линчепинга.
Но сперва Кристер красиво попрощался с маленькой Магдаленой.
Он был для нее невероятной поддержкой в эти трудные дни. Всегда, когда она просыпалась, он был рядом. Сидел на постели и пытался ободрить. Старался притупить ее боль и заглушить горькие воспоминания. Он обнимал и утешал ее, когда она обливалась слезами над злосчастной судьбой своей матери. Он терпеливо выслушивал ее рассказы о долгих годах жизни сначала нежеланной падчерицей в новой семье отца, а потом пленницей в зловещем приюте. Ей нужно было от многого избавиться, многое отринуть, и он всегда был рядом. В эти дни они стали очень близки друг другу.
И вот он должен уезжать. Они спустились в парк Молиновой усадьбы и молча побрели по дорожке, словно им было больше нечего сказать. Впереди черной тучей нависла разлука.
– Ты… напишешь мне? – наконец выдавил из себя Кристер.
Она грустно улыбнулась.
– Однажды я твердо обещала тебе писать, но тогда мне помешали. Теперь я опять твердо обещаю. А ты сможешь мне написать?
– Конечно! Теперь-то у меня есть твой адрес. А тогда ты мне не позволила. Боялась, что они перехватят письма. Но теперь мы свободны, Магдалена!
Они шли медленно-медленно, еле волоча за собой ноги, но тем не менее впереди уже замаячил конец парка. А во дворе усадьбы стоял готовый к отправлению экипаж. Перед ними бежал Саша.
Кристер остановился и взял ее руки в свои. Он был серьезен. Пристально вглядывался ей в лицо, словно хотел навсегда запечатлеть в памяти дорогой образ.
Однажды она явилась ему маленькой сказочной принцессой, такой красивой, нарядной и воздушной. Теперь от той принцессы мало что осталось. Волосы ее резко пахли уксусом после травления вшей, кожа была по-прежнему покрыта сыпью и следами укусов, хлопчатобумажное платьице мешком висело на тощем тельце. Но на щеках появилась краска, а на костях наросло немножко мяса.
– Я вернусь, Магдалена. Я не намерен всю жизнь быть шлюзовым смотрителем, займусь учебой. Непременно! Мой отец и твой дедушка побеседовали о моем будущем.
Он поднес ее руки к губам и поцеловал, сначала одну, потом другую, романтически замирая. Это был трепетный миг. Возвышенный! Она взволнованно вздохнула.
– Когда ты повзрослеешь, Магдалена, я тебя поцелую по-настоящему. Если ты мне позволишь.
– А я уже достаточно взрослая, – прошептала она.
Он не верил своим ушам.
– И я буду так ужасно далеко, – протянул он, чтобы проверить ее реакцию.
– Ужасно далеко.
Кристер заглянул ей в глаза.
– Думаешь, мы можем? Это позволительно?
Она энергично кивнула. Глаза ее блестели одновременно робко и решительно.
Он не осмеливался дышать. Чувствовал, как горели щеки, когда он бережно-бережно обнял ее за плечи и притянул к себе. Она так легко и мягко подалась навстречу.
О, это было прекрасно! Волшебно! На мгновение он почувствовал предательское головокружение – то ли любовный дурман, то ли пары уксуса, это навсегда останется тайной. А потом медленно отпустил ее губы.
После этого слова были невозможны. Они шли молчаливые, мечтательные и печальные – рука в руке, ужасно смущенные близостью друг друга.
– А-а, вот вы где, – раздался голос Тулы, и они обнаружили, что вышли прямо на середину двора. – Кристер, я никак не найду твоих свежевыстиранных трусов. Они висели на веревке и вдруг исчезли.
О, сбила весь настрой! Кристер метнул убийственный взгляд в сторону матери, но та и не подумала заметить.
– Они на мне, – коротко сказал он.
– Но они же мокрые!
– Ничего не поделаешь. Других я не нашел.
Только тут Магдалена заметила, что его элегантные белые брюки прилипли к бедрам. Должно быть, ужасно неудобно.
Так оно и было.
– Ты должен снять их, – смущенно произнесла Магдалена. – В приюте я узнала, как легко можно подхватить болезнь из-за этого.
Тут Кристеру во всей красе открылась перспектива, как мужчины всю жизнь живут по указке женщин: сначала матери, потом жены, а потом даже и дочерей…
Тула весьма унизительно протянула ему новые трусы, и он, покраснев, кинулся в дом. Да, не так он представлял себе душераздирающее прощание. Вертевшийся под ногами Саша едва не опрокинул его.
Но когда Кристер вышел, Магдалена нежно улыбнулась ему, и у него потеплело на душе. Он подхватил на руки Сашу и ласково стиснул его, глядя прямо в глаза стоявшей рядом Магдалене.
– Присматривай за нашей хозяйкой, Саша, – тихо сказал он. – Ты знаешь, мы должны хорошо заботиться о ней. Мы ведь так ее любим, правда?
Слезы радости навернулись на глаза Магдалене, и она тоже попыталась схватить Сашу. Получилась куча мала – собака была наверху блаженства!
Следуя указаниям Хейке, они были очень внимательны к Томасу по дороге домой, делали все, чтобы он не утомлялся. Хейке сказал, что Томас слишком много на себя брал, хотел со всем справляться самостоятельно и никому не быть в тягость. А его от рождения слабое сердце не выдерживало. Но если бы он нормально отдыхал и не перенапрягался, то мог бы прожить еще хоть сто лет. Томас, испытавший шок от известия о своем слабом сердце, подчинился требованиям Хейке и согласился, чтобы Тула или Кристер взяли на себя часть его мужских обязанностей по дому.
