Охотники делают первый ход.
Девушка растворяется в воздухе, столь стремителен её рывок. Глаз Като, внимательно за ней следивший, замечает лишь остаточный след от движения, а клинок уже входит ему в шею. Она прошла щит, атаковала, и уже стояла за спиной одержимого. Удар, он был бы смертельным для человека, но Минакуро быстро заживляет рану, хотя и отплёвывается брызгающей на камень кровью. Разрушитель улыбается, просит быть аккуратнее и не убивать одержимого, на что получает витиеватый посыл.
Като спускает незаконченное заклинание Астарты, вновь заливая всё вокруг пламенем. Подхватывает на руки волчицу и, частично обращаясь демоном, прыгает в сторону вершины. Сил не хватает, прыжок смазывается, и одержимый падает в собственное пламя. Ему всё равно, но Като боится за Олимпию.
Второй прыжок сделать не успевает, охотница подрезает ему сухожилия на ноге. Като перекатывается на участок, свободный от огня, аккуратно укладывая волчицу. От разрушителя прилетает оглушающее заклинание, на миг дезориентирующее. На тот самый миг, когда охотница атакует. Удар в печень.
Като лихорадочно придумывает, чем ответить. Чем заблокировать стремительные удары. Чем заблокировать способность к перемещению, но ничего прочнее Замирающего Ветра у него нет.
Приходит в себя Олимпия. Не пытается встать, вообще почти не двигается, она колдует проклятие.
И охотница спотыкается на половине шага, едва не падая прямо перед Като. Одержимый не упускает момента. Сильная рука сходится на тонкой шее, сжимая и приподнимая. Во второй руке появляется Клык, один удар, всего один удар. Разрушитель его уже не остановит.
Прилетает оглушающее, но лёгкая дезориентация не помешает нанести удар. Выскочивший из огня разрушитель повисает на руке демона, но и это не остановит удара. Лезвие погружается в податливую плоть. Охотница хрипит, сплёвывая кровь. Волчица вскакивает, пытаясь достать до разрушителя.
С протяжным свистом падает бомба.
Офицеры, что остались снаружи, сочли всех своих погибшими. Списали в потери и солдат, и своих товарищей, и тройку охотников. А ещё до дрожи боялись демона, устроившего им вакханалию смерти. И потому запросили ещё один выстрел. Гаубица действительно была произведением искусства, единственной в своём роде, делом своей жизни столичного мастера. Невозможно точное орудие для своих калибра и мощности. Расчёт не промахнулся.
С протяжным свистом падает бомба, ложась прямо во двор форта.
Глава 24
Над лесом поднялись трое грифонов. С неба долина была видна как на ладони. Почерневший склон с выгоревшим пятном, оставшимся от форта хартистов ярко выделялся на фоне почти белых скал. У подножия лежал лагерь, что начал медленно сворачиваться. Один маленький эпизод идущей войны. Мужчина, сидевший вторым на ведущем грифоне, постучал по плечу наездницы и показал рукой несколько команд. Девушка кивнула, давая знать, что поняла. Грифоны сделали большой круг, прежде чем начали приземляться в большой площадке лагеря. Рядом с площадкой спал ещё один грифон, закрывший голову крылом при приземлении собратьев. Крупные животные тяжело ударились о землю, громкими криками отгоняя с площадки людей. Пока животные успокаивались, мужчина оглядел лагерь с высоты их спин.
И не увидел победы. Не было кружков вокруг костра, где солдаты пили разрешённые праздные и обсуждали свои нехитрые солдатские радости. Знамёна были приспущены. Люди, уставшие и осунувшиеся, бродили по лагерю, будто пытались найти что-то утерянное. Повсюду стояли пустующие палатки. Палатки, в которые некому было возвращаться.
С другого грифона соскользнула невысокая ловкая фигурка и тут же растворилась среди лагеря.
Мужчина такой ловкостью похвастаться не мог. Возраст уже не позволял такие пируэты. Да и статус налагал необходимость вести себя определённым образом. Спустившись, мужчина снял дорожный плащ и передал его второму сопровождающему, что остался с ним. Под плащом открылась полевая генеральская форма.
Солдаты, тут же узнав командующего, приободрились. Генерала Манилка в войсках любили и уважали, его появление поднимало боевой дух. Дориан Манилка был карающей дланью Конрада. И от генерала не скрылось тщательно скрываемое предвкушающее злорадство солдат. Ожидаемый знак. Дориан и так уже был прекрасно осведомлён об общем ходе осады, так что Хорвер был обречён ещё в тот момент отлёта грифонов. Оставалось установить степень вины.
У простолюдинов есть поговорка на тему появления человека, о котором только что вспомнил, проводящая нелестное сравнение. Именно она пришла в голову Дориану, когда на площадке появился Хорвер. Натянув на рожу привычное доброжелательное выражение, мужчина приблизился…
— Генерал! Я рад…
— Позже, — отмахнулся от него Дориан.
С большей выразительностью и однозначностью выразить неудовольствие было бы сложно. Хорвер позеленел, но с лицом справился быстро.
Манилка не торопился, сначала направившись к своей любимице, большой Берте. Орудие уже перевели в походное положение, расчёт собирал свой инструмент на повозку.
— Бойцы!
Те тут же вытянулись, выразив лицами радость и молодецкий задор.
— Здравия желаем, сир! — отозвался командир расчёта.
— Вольно! — Дориан похлопал молодого артиллериста по плечу. — Ну, рассказывай. Как малышка себя показала?
Гаубица прошла уже не один бой, так что в её эффективности успели убедиться уже не раз. Дориан просто тянул время и поднимал себе настроение. Орудие было шедевром, и мальчишка в глубине его души визжал от восторга при виде этой малышки.
— Отлично, сир! Два пристрелочных сделали, всё же вон высота какая, — тут же пустился в рассказ молодой офицер.
Гаубица сделала несколько выстрелов, после которых от форта мало что осталось. Да поставила финальную точку в сражении, но об этом Дориан рассчитывал узнать чуть позже.
— Благодарю за службу! Всем премии! — обрадовал расчёт генерал. — На внеочередное, сами понимаете, не настреляли. Мишень была маловата.
Отсутствие повышения солдат нисколько не расстроило, а премия в очередной раз вознесла любовь и обожание к командиру на недосягаемую высоту.
Посчитав, что у Манилки улучшилось настроение, Хорвер снова попробовал обратиться к, формально, равному по званию.
— Сир, я…
— Я обращусь к тебе, когда захочу услышать, — холодно отрезал Дориан.
И Дориан начал обход лагеря. Он говорил с солдатами, ободрял, выслушивал нехитрые рассказы, иногда и небольшие просьбы. Ничего сверхъестественного, ему это не стоило ничего, разве что его сопровождающий, не то адъютант, не то телохранитель, сделал несколько записей в блокноте, когда Манилку просили помочь с отпуском из-за рождения ребёнка и о чём-то подобном. Дориан старался такие просьбы удовлетворять, уважение и любовь солдат он ценил, и пренебрегать не собирался.
Наконец мелькнула среди солдат и та самая фигура, что первой соскользнула с грифона. Всё готово. Не говоря ни слова Хорверу, генерал изменил маршрут, вскоре оказавшись у командирской палатки.
— Поговорим, — коротко сообщил поникшему Хорверу Минилка.
Внутри палатки оставалась только мебель. Лагерь уже собирался, и всё ненужное собрали для отправки. Отъезд задерживался только из-за раненых. Очень большого количества раненых.
— Присаживайся, — Дориан указал на свободное кресло, сам присел в другое.
В палатку помимо сопровождающего, вошла и та самая фигура. Молодая женщина самодовольно улыбнулась.
— Всё готово, сир! — сообщила она.
Возможности дать подробный доклад до отлёта у неё не было, зато сейчас появилась последняя информация, самая свежая.
— Замечательно, — кивнул Дориан и посмотрел на Хорвер. — Давай мы с тобой послушаем, как шла осада. Начинай, Рёска.
Женщина выпрямилась.
— Армия генерала Хорвера прибыла на место… — она назвала дату. — Первым делом генерал послал своего адъютанта предложить капитуляцию хартистам. Отказ был предсказуем. Без промедления на штурм были отправлены отряды, состоящие из бойцов сомнительной лояльности, предварительно получившие наркотик.
