Статуэтка было так себе, не слишком оригинальная, не блещущая поразительной пластичностью линий, как некоторые её соседи. Старик пересказывал бредовые легенды о Колодце забвения, а он слушал, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь, но пока его терзало лишь одно желание: отвертеться от этого «благословения богов» любой ценой. Хоть столкнув туда Касу… Хорошая идея. Он слабо улыбнулся. Однако такие изящные сюжетные ходы бывают только в сказках.
Шум, неожиданно донёсшийся с улицы, заставил его вздрогнуть. Он вспомнил, что не взял с собой меч. Если это покушение, то у него не так много шансов. Хотя, если подумать, то никому сейчас не нужна его смерть. Он искусно лавировал всё это время и, кажется, пока все довольны. Даже оппозиция присмирела, опасаясь, что её заставят отвечать за мятежи в дальних провинциях наравне с Бростом. Даже Касу пока уверен, что его противник сам неуклонно и верно готовит себе бесславную гибель. Нет, пока им нужен живой король.
— Послушай, старик… — произнёс он, поднимаясь и стряхивая песок. — Запиши всё, что ты узнал, в отдельный свиток. Все легенды, слухи, всё, что вычитал в свитках, которые нашёл здесь. Я приеду через несколько дней и заберу его, чтоб обдумать всё во Дворце.
— Я сделаю всё, мой король! — с жаром воскликнул старый балар,
«Ну вот, хоть кто-то относится ко мне не слишком плохо, — подумал он, посмотрев в чистые розовые глаза. — Это хорошее начало». Он кивнул на прощание и поднялся наверх. Возле входа в пещеру стояла его парадная колесница, запряжённая тройкой огромных неповоротливых драконов. На месте возницы стоял Милдок. Он нетерпеливо пританцовывал в ожидании своего повелителя.
— Это ещё что? — проворчал король, с недовольством глядя на пышущих жаром рептилий. Он вспомнил, что сказал слуге, где искать его в случае крайней необходимости.
— Вот! — воскликнул Милдок. — Церемониймейстер Элса спрашивал, куда вы уехали, но вы приказали не говорить, и я не сказал. Тогда он велел взять парадные одежды и пригнать вам колесницу.
— Зачем? — перебил король.
— Вам нужно вернуться в столицу, потому что князь Чес сообщил, что ведёт пленных бунтовщиков князя Броста и к полудню будет здесь.
— Не было печали, — пробормотал король, бросив взгляд на солнце, зависшее в зените. Потом легко вскочил рядом с мальчиком на колесницу и, забрав у него повод ведущего дракона, лихо свистнул. Оторопевшие на какое-то мгновение парадные чудовища сорвались с места и понеслись по красной пустыне к городу короля. А следом привычно запыхтела весёлая тройка скоростных драконов, как пушинку влекущих лёгкую колесницу.
II
К отчаянию Элсы, он опять пренебрёг пурпурным плащом и начищенной медью традиционного наряда. Он не въехал торжественно со стороны Дворца, а влетел в город по королевской дороге. Его драконы, запыхавшиеся и изумленные собственной прытью, дышали едва не пламенем, а он на огромной, украшенной золотом повозке, казался совсем не величественным. Он выглядел хрупким и изящным, как древняя статуэтка, с медным телом, окутанным белыми лепестками лёгкой туники. С ним рядом стоял этот дурачок Милдок и едва не визжал от восторга. И это был военный король баларов, ехавший навстречу своим поверженным врагам! Но какое там навстречу! Он ехал, обгоняя молчаливую колонну устало бредущих пленных, окружённых двойным кольцом охраны. Он молча смотрел на их опущенные плечи и сумрачные лица. И, — где это слыхано! — на его лице явно читалось сострадание. Его брови мучительно сдвигались, а по скулам ходили желваки. Его пальцы сжимали повод так, что белели ногти, а сердце замирало от отчаяния, ища срочного разрешения этой недопустимой ситуации.
Никто не заметил выражения его лица, потому что пленные были слишком измучены, охрана слишком сосредоточена, Милдок слишком восхищён быстрой ездой, а балары, выбравшиеся из подземных нор, чтоб поглядеть на проигравших, слишком увлечены зрелищем. А Элса, вышедший на ступени Дворца, чтоб встретить повелителя, был слишком опечален нарушением этикета.
Он подъехал к дворцу и спрыгнул с колесницы прямо на ступени лестницы. Он бросил мрачный взгляд на столпившихся на площадке для знати придворных аристократов, отмахнулся от Элсы, пытающегося хотя бы накинуть ему на плечи плащ, и, поднявшись на предназначенную для него площадку, замер, глядя на приближающееся море склонённых голов и слушал заунывную мелодию, которую вызванивали тяжёлые цепи. Забытую мелодию, от которой начинали ныть стёртые когда-то в кровь запястья. Он уже справился с бурей в душе и натянул на лицо привычную бесстрастную маску, но мысли его были направлены всё туда же: как прекратить то, что он видит, и изгнать из ушей тоскливый стон бряцающего железа.
Взгляд его, жёсткий взгляд тёмных глаз перебегал с одного предмета на другой. Нет, зря беспокоился Элса. Этот пришелец в сияющей белизной лёгкой одежде, не скрывающей силы и красоты тела прирождённого воина, казался величественным и грозным тем, кто подходил к бесконечным ступеням Дворца. Теперь они смотрели вверх, смотрели с тревогой и изумлением, увидев на королевской площадке не обвешанную блестящими побрякушками развалину, какой становились после нескольких циклов правления их короли, а молодого стройного человека во всём блеске своей расы, даже в неподвижной позе которого таилась огромная энергия и воля. Они смотрели вверх, они замирали и их ровные усталые ряды сбивались. Лучники, шедшие в первых рядах, своими зоркими взорами устремились к его лицу и разглядели эти глаза, тёмные, горящие, не щурящиеся от яркого солнца. Глаза без ненависти и жестокости. И впервые за долгие дни и ночи плена в них вспыхнула надежда на спасение.
Он уловил эту надежду. Его сердце, более открытое, чем выражение его лица, сразу пропиталось этим отчаянным чувством тех, кто считал себя обречёнными. Это стало ответственностью, долгом для него. Он знал, что не сможет обмануть тех, кто смотрит на него с тайной мольбой о пощаде. Это был его путь и его судьба. Даже ценой жизни он обязан был помочь им. Но как?
Чёрный жрец Касу… Он чувствовал в этот миг и его взгляд. Взгляд выжидающий и насмешливый. Это испытание, которое не сможет выдержать тот, кто служит Свету. Это тропа над бездной. Помоги тем, кто проиграл, и проиграешь сам,
Запястья горели от звона кандалов. Он вдруг мучительно ощутил неумолимый зной древней пустыни и своё одиночество перед выбором, в котором нельзя ошибиться. Он лихорадочно искал выход. Как избавить от плена и казней этих баларов и сохранить при этом имидж коварного и опасного короля? Как соблюсти при этом выгоду своей политики, о которой и думать не хотелось под обстрелом этих усталых взглядов? Как избежать жертв и не прослыть мягкотелым?
Колонна замерла внизу, и высокий
