— Надо же, как в тебе родительские чувства играют, — говорит Джек.
— Жизнь полна неожиданностей, — замечает Айк и наполняет мою кружку. Толкает меня локтем. — Давай, пей до дна!
— Так вот, Поля Свободы, — продолжает Джек. — Что думаешь, приятель?
— Даже и не знаю, — отвечает Айк. — Дела идут неплохо. Не хочется…
— Правило трех, — говорит Джек.
— Ну, раз так… — вздыхает Айк. — Правило трех, конечно, в силе.
— О чем это вы? — спрашиваю я.
— Я три раза спас Айка от смерти, — объясняет Джек.
— Это значит, что моя жизнь принадлежит Джеку. Он волен ею распоряжаться, — кивает Айк. — Правда, обычно до этого дело не доходит.
— Правило трех? Это же не взаправду, — говорю я.
— Как это не взаправду? — переспрашивает Айк. — С чего ты взяла?
Джек многозначительно ухмыляется.
— Айк, нам позарез нужна твоя помощь, — говорит он. — Пойдешь с нами?
— Что ж, твой брат в беду попал, тебе и решать, Саба, — замечает Айк. — Тебе нужна моя помощь?
Я смотрю на него. Айк огромен, как гора. Глаз не прячет. Джек говорит, что он хороший человек. Надежный. Только вот Айк чего-то недоговаривает.
И Джек тоже что-то скрывает. Мейв права. В серебристых глазах кроются тайны. Он меня беспокоит. Он меня раздражает. И сердце у меня колотится всякий раз, как он оказывается поблизости. Но я доверяю ему. Даже если и не могу беседовать с ним начистоту.
Если Джек говорит, что Айку можно доверять, то для меня этого достаточно.
— Эй, так тебе нужна моя помощь? — повторяет Айк.
— Да, — отвечаю я. — Нужна.
Он отправляет в рот ложку жаркого и медленно жует. Что-то обдумывает. Глотает. Вытирает усы.
— Выходим утром, — говорит Айк. — За это надо выпить.
* * *
Что-то щекочет мне нос. Не смахнуть. Рука не двигается. Глаза не открываются. Слышу хихиканье.
— Уходи, — бормочу я. Голова раскалывается. Во рту сухо, как в пустыне. У меня вырывается стон.
Что-то мокрое капает мне на лоб. С трудом открываю один глаз. Лицо Эмми висит надо мной вверх тормашками. Над моей головой сестренка держит мокрую тряпку. Я отмахиваюсь. От резкого движения стук в висках усиливается.
— Подъем, — говорит Эмми.
— Отстань, — хриплю я.
— Пора вставать, — настаивает она.
— Я не могу пошевелиться, — шепчу я. — В голове молотки стучат.
— Так бывает с перепою, — замечает сестренка.
— Да что ты знаешь! — говорю я.
— Знаю, что ты вчера перепила бормотухи, — объясняет она. — Джек велел дать тебе вот это снадобье. Должно помочь.
С трудом приподнимаюсь, опираясь на локти. Эмми вручает мне кружку. Я нюхаю содержимое.
— Что это? — спрашиваю я.
— Ты пей, — говорит сестренка. — Одним махом.
— Где-то я уже это слышала, — замечаю я и делаю, как велено. — Боже мой, какая гадость!
— Это кабанья кровь и сырое голубиное яйцо, — поясняет Эмми. — Джек говорит, помогает с похмелья.
Я осматриваюсь. В комнате никого, кроме меня и Эмми.
— А где все? — спрашиваю я.
— Седлают лошадей, — говорит Эмми. — А проклятых ублюдков Айк отправил восвояси. С утра пораньше.
— Эй! Не выражайся мне! — предупреждаю я. — А то я тебе покажу проклятых ублюдков!
— Айк их сам так называет! — возражает сестренка.
— Мне плевать, — говорю я. — Ты не Айк. Помоги мне подняться.
С помощью Эмми я осторожно встаю с койки. Мне очень плохо. Во рту гадко и сухо, ноги ватные, а голова набита булыжниками. Хорошо хоть стук молотка в голове стихает. Похоже, мерзкое снадобье Джека действует.
Мы медленно доплетаемся до двери. Солнечное утро в самом разгаре. Свет режет мне глаза. Прикрываю их рукой, щурюсь, гляжу, чем все занимаются.
— Доброе утро, — хриплю я.
Айк удивленно свистит. Эш смеется.
Эпона берет меня за руку и ведет к бочке с водой.
— Ты уж прости, бедолага, — говорит она и окунает меня головой в воду. Я вырываюсь, хватаю ртом воздух, отплевываюсь. Эпона опять засовывает мне голову в бочку.
От ледяной воды я вздрагиваю, словно от удара.
— Ты зачем это? — ору я.
— Ой, я совсем забыла тебя предупредить, — поддразнивает меня Эпона.
Любой другой на ее месте уже отведал бы моих кулаков. Но Эпона, добрая душа, хочет мне помочь.
— Ага, — ворчу я. — Спасибо. Мне вот так сразу и полегчало.
Мне и в самом деле полегчало.
Я еще пару раз засовываю голову в бочку, сбрызгиваю водой плечи и руки. Подходит Томмо и протягивает мне полотенце. Глаз не поднимает.
Я вытираюсь досуха и беру его за руку. Он смотрит на меня. Глаза у него очень красивые. Карие, с длинными черными ресницами. Как у оленя. И зачем мальчишке такие красивые глаза?
Я ему улыбаюсь.
— Спасибо, — говорю я.
Он смущенно краснеет, опускает голову и торопливо уходит.
— От такой улыбки любой растает, — говорит Джек у меня за спиной.
Я оборачиваюсь. Он стоит совсем рядом, у стены. Руки засунул в карманы. Мое глупое сердце бешено колотится. Его глаза сейчас не серебристые, а цвета речной гальки.
— Очень смешно, — говорю я и складываю полотенце.
— У Томмо сердце открытое, ласковое, — замечает Джек. — Ты его почем зря своими улыбками не заманивай.
— Не понимаю, о чем ты, — говорю я.
— Выбери кого-нибудь себе под стать, Саба, — объясняет он.
— Вроде тебя, что ли? — спрашиваю я.
Мы долго смотрим друг на друга. Я гляжу на его губы и не могу глаз отвести. Думаю только о том, как его губы коснулись моих.
— Нет. Не вроде меня, — отвечает Джек. — Мне твои улыбки даром не нужны.
Вздрагиваю, как от оплеухи. Не нахожу, что ответить.
Джек уходит седлать Аякса.
Я стою и гляжу в пустоту.
Сердечный камень наполняет мою кровь жаром. Но в этот раз меня пробирает дрожь. От холода в глазах Джека.
* * *
Постоялый двор Айк не запирает. Притворяет дверь, чтобы дождь внутрь не заливал. Говорит, что они с Томмо сюда не вернутся.
— Ты вот так все и оставишь? — спрашиваю я.
— Ничего, пустовать не будет, — отвечает Айк. — Кто-нибудь тут поселится. Со мной так же вышло. Я искал, где бы переночевать, и наткнулся на эту заброшенную халупу. Наутро мне захотелось подмести пол, а потом оно как-то само собой получилось. Нет, тут мне делать больше нечего. Мы с Джеком прошлой ночью все обговорили. Вот отыщем твоего брата и снова отправимся в путь. И Томмо с собой возьмем. Сказать по правде, меня ждет подруга. Прекрасная дама.
Он тычет меня локтем под ребра.
— Молли Пратт, да? — спрашиваю я.
Он складывает ладони вместе и поднимает глаза в небо.