Уминая один пирог за другим, Лялька разглядывала парня. Неудивительно, что обозналась. Будто младший брат короля Георга сидел за компьютером в инвалидном кресле. Вьющиеся волосы схвачены резинкой в метёлку. Под чётко нарисованными дугами бровей карие глаза с хитрыми весёлыми искорками. Пожалуй, более худощав. Красивая кисть с долгими перстами ловко управляет мышкой. Когда Валя увидела руку, уже не сомневалась: про эту встречу говорил король. Нашла она всё-таки своего принца, только не на коне. Стало грустно-грустно. Захотелось услышать его голос.
– А что ты делаешь?
– Программу. Она готова, проверяю. Извини, надо отправить до пяти.
– Ты фрилансер?
– Официально работаю в одной английской фирме.
– Круто.
– Ну, всё! Лети! – Георгий развернул кресло к девушке и взял свою чашку. – У них правила чудные. Пришлёшь отчет до двадцатого, в следующем месяце деньги получишь. А если двадцать первого, то жди ещё месяц. Что случилось с Джолеем?
– Не знаю. Думала, убежал. Ищу у прежних хозяев. Ты мне позвонишь, если он сюда вернётся?
Парень положил перед Валей листок и карандаш. Она записала номер телефона. Хотелось спросить Геру, почему он до сих пор болеет, неужели Жулька не помог? Но как это сделать деликатно?
– Отличный пёс, жалко было отдавать, но у мамы аллергия началась. – Он указал подбородком на портрет, который Валя заметила, когда вошла в комнату.
– За ним старуха приходила? – Увидев, что Гера не понял вопроса, Валя объяснила: – Ко мне ночью злая, как Баба-Яга, тётка заявилась. Требовала отдать кокера, но я отказала. Утром вместо Джолея – король.
– Ну, ты и фантазёрка! – расхохотался парень.
– Серьёзно! Сказал, что был моей собакой.
– Классно он к тебе клеился!
– Не клеился вовсе, – возмутилась Лялька, – у него и невеста есть.
Гера посерьёзнел. Девушка поймала внимательный взгляд родных уже карих глаз, смутилась.
– Пойду, пожалуй.
– Да.
В дверях Валя оглянулась на выехавшего её проводить Георгия:
– Можно как-нибудь ещё заглянуть к тебе?
– Буду рад. Но через месяц я улетаю.
– В Англию?
– В Германию. Операцию надо делать. – Юноша скользнул взглядом по беспомощным ногам.
– Хорошо. Желаю тебе…
– Спасибо. Иди.
Спускалась Валентина по лестнице. Все двенадцать этажей в голове стучало в такт каблучкам: «Что же это, что же это, что же это?» Охватившему её чувству не хватало места в груди. Лялька хорошо знала: это не жалость, не сострадание. Быть может, восхищение? Умный, весёлый, полный оптимизма юноша не хочет говорить о болезни. Он и Джолею наверняка не жаловался. Валя вспомнила, как выплёскивала на собаку свои смешные «беды». Георгий – победоносец. Он справится сам. Девушка подошла к пешеходному переходу. На другой стороне улицы заметила знакомый силуэт. Злая тётушка короля Георга сидела на автобусной остановке. Прямая как спица, неподвижный взгляд поверх городской суеты. Рядом на скамейке стоял большой саквояж. Лялька подошла ближе.
– Добрый день!
– Долго ты. Еле дождалась. – Старуха встала, указывая на саквояж. – Его Величество жалует!
Сумка оказалась переноской для собак. Валентина заглянула внутрь. Уморительный щенок, американский кокер-спаниель, задорно смотрел огромными карими глазами, а в них знакомые хитро-весёлые искорки.
– Благодарю…
– Считай, твои поиски увенчались успехом. Этот самый обычный.
Девушка смотрела на щенка и губы её невольно сложились в счастливую улыбку. Она почти не слышала слов собеседницы, воспринимая их как через плотную завесу.
– Мы у тебя, можно сказать, в долгу, – говорила та, – проси чего захочешь.
Старуха помолчала, прищурив глаза, и продолжила нехотя:
– Поезжай на вернисаж, тот, что проводят по субботам и воскресеньям на площади у Дома Художника. Найди там человека. Он всегда в бордовом берете и клетчатом шарфе.
– А? Зачем? – Валя почёсывала щеночка за ухом и не замечала, как сурово тётя короля поглядывала на неё.
– Купишь у него картину, на которой изображён сказочный замок в туманной дымке. Повесишь у себя дома.
– Замок в тумане? – хохотнула девушка.
– Захочешь поговорить с его величеством, подойди к этой картине и громко позови. Он услышит. На! – Тётушка протянула Ляльке папку с документами и ткнула костлявым пальцем в пространство. – Твой автобус!
На миг Валентина отвела взгляд, а старухи и след простыл. Только в окне подошедшего автобуса отразилась залитая солнцем площадь с нарядными зданиями и запряжённая шестёркой лошадей карета. Девушка рефлекторно схватила сумку. Как бы щенок не испарился!
– Поедем домой, Джолей!
– Тяф!
Счастливая Лялька обняла переноску и забежала в автобус. «Ну, вот, – с воодушевлением думала она, вспоминая странную старуху, – а говорила, желания не будут исполняться. Врушка!»
Не прошло пяти минут после бегства новой знакомой, как опять запел дверной звонок. «Забыла что-то» – обрадовался Гера и покатил в прихожую. Открыл, торопливо отъехал:
– Заходи!
Дверь распахнулась. Вместо милой смущённой девушки на пороге стоял уверенный, элегантно одетый мужчина за сорок. Лицо Геры изменилось. Он не здороваясь, разглядывал седеющие виски посетителя, улыбку на тонких губах, которую трудно назвать приветливой, очки в модной оправе. Мужчина был строен, высок и казался парадным портретом в дверной раме.
– Здравствуй, кого-то ждёшь?
– Мама скоро придёт, – сказал юноша так, словно хотел выпроводить гостя.
Тот шагнул в прихожую.
– Я ненадолго, в комнату можно пройти?
– Зачем?
– Я твой отец, – мужчина произнёс это как веский довод.
Он протиснулся мимо инвалидного кресла, которое Гера не удосужился подвинуть, и пошёл к тахте. Чуть помедлив, сын проехал в комнату.
– Я отец, – повторил гость чуть громче, – меня беспокоит твоя судьба.
Он говорил о том, как важно не только сделать операцию, но и оставаться под наблюдением немецких врачей не меньше полугода. Курс реабилитации необходимо пройти полностью, чтобы укрепить кости и мышцы. Разумные доводы, обещания материальной поддержки не трогали сына, тот молча любовался собственными тонкими коленями. Когда докладчик пошёл на третий круг, Гера остановил его:
– Уважаемый, Леонид Леонидович, покорнейше благодарю за вашу непомерную заботу, но смею напомнить, я в ней давно не нуждаюсь.
– Сынок! – Мужчина сполз с тахты и опустился на корточки перед инвалидным креслом. – То, что случилось, уже случилось, этого не изменить. Мы с мамой не выдержали испытание, которое обрушилось на семью. Это наша общая ошибка. Но я никогда не переставал любить тебя.
– Мне важно справиться самому, – сухо говорил Гера, – слишком долго зависел от других. Ни твоя, ни мамина, ни чья бы то ни было жалость не нужна мне.
– Совсем скоро будешь здоров. Профессор уверен в успехе. Ты поправишься, и никто никогда не посмеет жалеть тебя. Но сейчас прими помощь! Я уже дал указание перечислить средства за три месяца на счёт клиники. Зашёл, чтобы предупредить.
– И напомнить, как ты любишь безногого сына.
– Гера!
– Мог бы позвонить.
Леонид Леонидович встал, подошёл к балконной двери. Он знал, что звонить сыну бесполезно: откажется от помощи и прекратит разговор. Надеялся, что очный разговор пойдёт иначе. По всей видимости, напрасно надеялся.
– Ты рисуешь на лоджии? Не мёрзнешь?
– Мы её утеплили. Пол теперь греется. – В голосе Геры угадывалась гордость.
– Это хорошо, свежий воздух. – Леонид Леонидович огляделся. – Мать, наверное, ремонт сделает, пока ты будешь в Германии.
– Она со мной поедет. Я не хотел, но…
– С работы её отпускают? Хотя… – Отец потёр ладони. – Я могу заняться квартирой в ваше отсутствие, найму бригаду, они быстренько всё перекрасят.
– Не надо, папа! Занимайся своим домом и… и городом.
Леонид Леонидович потускнел, но быстро собрался и сказал деловым тоном, будто подводил итог совещания.
– Мнение твоё мне известно, однако действовать буду, как считаю нужным. – Он пошёл к выходу и добавил из прихожей: – за три месяца заплачу сейчас, остальное переведу по необходимости.
