Если Лидс целых полдня пытал ее, желая разузнать, чем вызвано решение девочки, то учитель отмолчался в свойственной ему манере. Юти на мгновение показалось, что он попросту принял ее выбор. Может, даже посчитал правильным. Кто знает, что творится в голове у Ерикана? В любом случае, наставник не пытался обсудить с ней кольцо, появившееся на пальце левой ноги. И вот теперь, когда для разговора подвернулось самое неподходящее время и место…
Ветер хлестал Юти, заставляя слезы катиться по замерзшим щекам. Переброшенные через плечо снегоступы, выданные Лидсом, резали шею, однако бросить их девочка не могла. Вспоминала пройденный путь и задумывалась, где бы они оказались, если бы не забавные приспособления миели, которые приходилось надевать на ноги.
Зима вошла в полную силу, устлав Пустошь плотным белым полотном. Проходившие по нему существа оставляли глубокие следы, прятавшиеся меж нагих деревьев и кустов звери старались облачиться в светлые, под стать снегу, одеяния. Природа изменилась — стала суровой, словно сердитая мачеха, но вместе с тем не менее привлекательной. Юти не переставала удивляться многообразию мира, про который, казалось, знала все.
И все же девочка лишь утвердилась во мнении, что нынешнее время года не для нее. Холода заставляли душу Юти не петь, а жалобно скулить, подобно обиженному щенку, забившемуся в темный угол. И тем радостнее стало девочке, когда Ерикан сказал, что скоро они покинут Пустошь.
Слоистые, как южный сладкий пирог, облака недоуменно взирали снизу вверх на парочку смертных, переваливших через Хребет Дракона и теперь спускающихся в плодородную долину Ближних земель. Единственное живое существо — худая горная коза с полоумным взглядом, даже перестала работать мощными челюстями, с любопытством рассматривая на невесть откуда взявшихся людей.
Окоченевшие пальцы девочки казались чужими. Юти с трудом цеплялась за острые выступы, продвигаясь вниз крохотными шажочками. Голова стала тяжелой, как казан, полный еды на праздник жертвоприношения, разгоряченная щуплая грудь с трудом поднималась, пытаясь втолкнуть в легкие как можно больше воздуха, а ноги были готовы подкоситься в любой момент.
Когда Ерикан говорил, что есть неплохой способ пересечь Хребет Дракона вдали от застав, Одаренная предполагала, что легкой прогулки не получится. Уж слишком хорошо знала учителя. Если тот говорил «недалеко», то из подобного следовало: «ты сотрешь ноги в кровь, прежде, чем дойдешь до нужного места». Когда замечал, что дело выйдет «несложным», то Юти понимала — редкий из немногочисленных Озаренных будет способен его выполнить.
Как-то она даже высказала учителю свое негодование об этой его «излишней скромности». Но Ерикан только улыбнулся, после чего они продолжили трудный и полный опасностей путь. Юти восприняла это по-своему — нельзя научить старого сторожевого пса не лаять на проходящий караван, если он всю жизнь только тем и занимался. И поздно пытаться переделать мастера-тайтури. А если приложить к этому усилия, то на подобное уйдет много лет.
Землянку Лидса, полную неведомых растений, запахов душистых трав, запретных книги и, самого главного, тепла и уюта, Юти вспоминала с тоской. Присущей каждому солдату, который шагает на марше по чужой земле и думает о доме. Одаренная сама понимала, что не может оставаться у Лидса вечно. Ведь как сказал Ерикан: «Нельзя познать мир, сидя на одном месте».
Юти была невероятно зла на своего несравненного учителя. По ее разумению, прорыв через одну из мелких застав потребовал бы меньших усилий. К тому же, чем дальше к Ближним землям уходили путники, чем гористее, уже и круче становились тропы, тем малочисленнее представали заставы по ту сторону Хребта Дракона. Юти узнала об этом из тех же рассказов Ерикана.
Так почему бы не прорваться через крохотную крепость у самого подножия? Да, будет бой, но после него Юти станет точно сильнее. Чем Инрад не шутит, пока Аншара спит, может даже получит кольцо. Или стоит попробовать проскользнуть мимо под покровом ночи, выйдя на главную дорогу. Твари и оскверненные сюда забредали нечасто, потому заставы неподалеку от Ближних земель считались относительно безопасными.
Однако Ерикану будто вожжа под хвост попала. Больше всего Юти злило, когда учитель заставлял ее совершать какой-нибудь поступок, даже не пытаясь объяснить его необходимость. И теперь он вновь поступил так же. Девочка карабкалась по скалам и отвесным склонам, стараясь не думать, что если сейчас сорвется, то от нее останется лишь мокрое место, которое небо стыдливо спрячет заплаткой снега.
Юти протянула руку, готовясь опереться на причудливо торчащий камень. Однако едва коснувшись, тут же отдернула десницу, заметив тонкую темнеющую трещину. Сила выплеснулась наружу, против воли девочки, а камень, стоило Юти дотронуться до него, рассыпался, будто прах на ветру. Ерикан довольно хмыкнул, а Одаренная испуганно попыталась сохранить равновесие.
Лидс предупреждал, что способности разума проявляют себя особенным образом. Они подобны спящим волкам, которые просыпаются, почуяв до приторности сладкий запах свежей крови. Вот и сейчас девочка не успела осознать, когда кольцо миели озарилось светом, чтобы дать ей понять — камень, на который она хочет опереться, ненадежен.
Через несколько часов, когда Юти начало казаться, что спуск уже и вовсе не знакончится, и когда они вышли из хмурой взвеси туч, учитель присел на массивный выступ, молча указав рукой вниз. Одаренная примостилась рядом, судорожно вдыхая вкусный воздух, такой плотный, что его, казалось, можно было есть.
Ветер не стих, однако теперь вместо насмешливых издевок, он бережно ласкал Юти теплым касанием. Девочка крупно дрожала, как продрогший путник, которого посадили в чан с горячей водой. И по изменению погоды поняла одно — теперь они в Ближних землях.
У самого подножия многочисленных угрюмых утесов, заставших и Аншару, и всех старых богов, и самих перволюдей, больше походивших на диких зверей, раскинулся крохотный замок. Хотя Юти понимала, что на самом деле тот огромен. Если уж главная дорога из Пределов, видневшаяся в стороне, выглядит как упавшая на землю нитка, то эта аккуратная крепость воистину велика.
Семь ее башен, грозными циклопами присматривающие за округой, ясно давали понять — из-под их обзора не уйдет ничего мало-мальски интересного. Центральные ворота, сбитые из крепкого черного дерева, оказались наглухо заперты. А развевающееся знамя ворона — единственное, что предстало взору Юти хоть сколько бы то ни было живым.
Замок казался отколовшимся продолжением самого хребта, которое сбросил с горных пиков на густую траву цвета зеленой мяты, злобный сиел. Юти еще удивилась, почему на столь сочном пастбище нет ни единой овцы. Будь в ее родных краях такая трава, кочевники всю ее пустили бы на прокорм скоту.
А еще Одаренная поняла, что знает название крепости. И заговоривший Ерикан лишь убедил ее в правильности догадки.
— Теол, — сказал учитель. — Вотчина последнего великого правителя Селимской Империи и его личная темница после свержения. На протяжении следующих полутора сотен лет — тюрьма для амиста. И лишь после восхождения на престол Вития Керая Кулен Первого сюда стали свозить наиболее опасных преступников.
— И среди этих ублюдков Нарах, — закусила губу Юти, даже не сразу осознав, что произошло.
Она стремилась попасть в Теол, однако о спасении благородного сына торговца Сотрета пусть и думала, но эти мысли занимали далеко не основную часть ее времени. Чем ближе находилась Юти к конечной цели путешествия по Пустоши, тем ярче рисовались в голове картины мести начальнику главной тюрьмы Империи, Гелт Вирху.
Вот Одаренная в хищном выпаде разрезает горло дебелому брудастому коротышке, который шага не может сделать без своих слуг (фантазия Юти почему-то рисовала ей неприятеля в свете далеком от мужественности и элегантности). Или вгоняет копье прямо в лоб Гелт Вирху, а последним взором начальник тюрьмы скашивает глаза, пытаясь рассмотреть наконечник. Еще Юти нравился вариант, когда она разрезала брюхо обидчика отца, и все внутренности вываливались наружу.
