А мы чем хуже, частенько размышлял Бутян, глядя на своих рослых воинов. Крупное длинное лицо атамана чуть светлело, смягчая обычную суровость, однако, это не особо смягчало груботёсанные черты. Что ж поделаешь, ежели уродился с такой рожей: могучая нижняя челюсть выдавалась вперёд, за тонкими губами скрывались огромные крепкие зубы, которым, если бы не заострённые хищные клыки, могла позавидовать любая породистая лошадь.
Не подмажешь — не поедешь,
не упав — не полетишь.
Витим — Большая Чаша
Укутанная тающим туманом дорога, уводила все дальше в лес. Нити солнечных лучей, прорвавшись сквозь густую листву, колыхались над травой и высвечивали россыпи крупных росинок. Извек достал из переметной сумы Кощеево угощение. Придирчиво осмотрел душистые лепешки с орехами и сморщенными коричневатыми ягодами. Не заметив ничего необычного, попробовал, удивился свежести, будто печенье только на рассвете рассталось с жаром печи.
Ворон бодро топотал под разноголосый щебет утренних птиц. Жадно ловил ноздрями аппетитный запах, косил глазом и фыркал, успешно выклянчивая лакомство: каждая третья лепешка доставалась ему. Наевшись, Сотник обмахнул бороду и, на всякий случай пошарил в суме. С удовольствием убедился, что там еще осталось, отряхнул руку, застегнул потертый ремень. Лес становился гуще. Солнечные зайцы постепенно исчезли, и под изумрудным пологом воцарились прозрачные светлые сумерки. Завтрак навеял благостное настроение, будто все события последней седьмицы приснились и теперь наступило светлое пробуждение. В голове промелькнула мысль: может всё привиделось, и Лелька, и берег, и река… Может воображение в полудрёме просто вытянуло её образ из далёких юношеских грёз? Может и не было её у костра…
— Было! — ответила тупая игла в сердце. — Было!
Будто в подтверждение, Ворон ржанул, потряс гривой и шумно вздохнул. Извек нагнулся вперёд, почесал жёсткую чёлку.
— Ничё, ничё! Всё у нас будет хорошо. Вернёмся — найду и тебе хорошую кобылку и, на ночь в поле отпущу… а то и на две.
Ворон заметно воспрял духом. Цокот стал звонче, чёрные лопухи вытянулись в небо. Извек усмехнулся.
— Как нам всё—таки мало надо для счастья. Чтобы жилось не голодно, не холодно и было к кому приласкаться. Потом, конечно же, детишки… Ну, само собой, чтобы было на что их с мамкой побаловать. А там, чтобы для отпрысков хорошие пары нашлись. И, чтобы внуки радовали, и чтобы героями были. И чтобы в ратном деле с ними всегда Спех[48] был. И, конечно же…
Ворон звякнул удилами.
— Да… — спохватился Сотник. — Для счастья нужно совсем немного.
Наезженная просека вывела на тесную полянку и разделилась надвое.
— Ага, вот и развилка, — изрёк Извек. — Видишь, травоед, не соврал Кощей. Все как в сказке: направо поедешь — хрен знает, куда уедешь. Налево поедешь — хрен знает, когда приедешь, хотя нам вообще—то налево. А назад поедешь…
— Да никуда ты, сказочник, не поедешь. Здесь и останешься…
На полянку из—за деревьев медленно вышли рослые мужики с наглыми мордами. В руках недобро поблескивало разномастное оружие. У кого меч, у кого палица или кистень. Двое при топорах. Один то ли с рогатиной, то ли с самодельным копьем, увенчанным жутким наконечником в локоть длиной.
— Как же я не люблю охоты и засады… — досадливо сморщился Извек.
В тот же миг сзади, отрезая путь к отступлению, грохнулось толстое неструганное бревно с привязанными торчмя заострёнными кольями. Такие же шипастые загородки перекрыли и оба разветвления дороги.
Ворон остановился, стриганул шелковистыми ушами.
Приехали, подумал Сотник, плакало Кощеево яичко, эти мордовороты из него глазунью сварганят. В такой тесноте не развернуться, а на коне без манёвру воевать не сподручно.
Перед внутренним взором мелькнуло Лелькино личико, и он с тоской пробормотал:
— Извиняй, девка, неувязочка вышла. Попробуем, конечно, отбрехаться, однако, ежели что, не обессудь.
Он глянул на матерого мужичину вдвое шире остальных. Вожак лениво прислонился к стволу, по—хозяйски осматривал и коня, и всадника.
— Кошель кидай сюда, мечик налево, суму с харчами — направо, одёжу сымай и клади прямо перед ногами, тады может и отпустим живым. Ну… или еле живым, — он цыкнул зубом и отлепился от дерева. — И с лошадкой своей прощайся, мои хлопцы с утра ничего не ели, от голоду с ног валятся.
Он оглянулся на сытые рожи товарищей, с десяток глоток глумливо захохотали. Ворон переступил копытами, но Извек придержал повод и с укоризной глянул на главаря.
— Почто, уважаемый, коника пугаешь? Он у меня робкий, теперь от страху спать ночью не будет, а убаюкивать некому.
— Ничё, мы его убаюкаем! Заснёт без задних ног! — разбойник зло усмехнулся и, под дружное ржание, двинулся вперед. — Слезай!
Растопыренная пятерня потянулась к уздечке. Извек почувствовал, что вылетает из седла и едва успел сжать ногами конские бока. Ворон одним прыжком развернулся, вскинул зад и впечатал оба копыта в улыбающуюся морду. Главаря отбросило в кусты. Еще один дикий прыжок и конь, как ни в чем ни бывало, снова встал мордой к разношерстной компании.
— Предупреждать надо, — сквозь зубы прошипел Сотник, косясь на бандитов.
Улыбки застыли и медленно стекли с заросших бородами лиц. Мужики подобрались, поудобнее прихватывая оружие. На главаря не оглядывались — из гущи промятых кустов не доносилось ни звука. Зато всадник вдруг торопливо заговорил:
— Эй, робята, не горячись! Ну, дурной он у меня, сам иногда боюсь. Вы еще не знаете, как он кусается. Да лучше и не знать. Намедни ярл Якун на него брагой дыхнул, так он у ярла полщита откусил. Дракон, а не конь, хоть и дурной маленько.
Ворон, тем временем, кротко ущипнул пучок травы и, пытаясь сжевать, зазвенел удилами.
Разбойники замерли, недоверчиво переглянулись и уставились на оборванного детину с копьем. Тот повел холмами плеч, прищурился, оценивая расстояние. Могучая ручища с бревноподобным древком пошла вверх.
Ворон всхрапнул, недожеванная трава веером разлетелась в стороны.
— Понял! — шепнул Извек и, как клещ, вцепился пятерней в гриву. Едва вторая ладонь упала на меч, конь вмял задние копыта в землю, и бросил мускулистое тело вперед.
Сверкнули выпученные глаза копейщика. С удивительной для гиганта ловкостью он все же успел увернуться от черной, как смоль туши, но меч всадника достал по хребту. Клинок с хрястом прорубил мощную спину и сбил копейщика на траву… Едва коснувшись земли, Ворон снова крутнулся волчком и замер, как вкопанный. Двигались только трепещущие от возбуждения ноздри, да глаза, цепко следящие за каждым движением противников. Извек отцепился от гривы, прибрал повод, сделал страшное лицо.
