— Не съездишь ли со своими соколами поохотиться? Не близко, правда, но обещаю куш золотом. Каждому из твоих людей, столько сколько поместится в их шапки. Тебе отдельно — сколько сможешь унести.
Бутян хищно улыбнулся, пробормотал сквозь зубы:
— Сделаем. Для хорошего человека всегда рады. Что там? Весь, войско, обоз?
— Путник. Один. Верхом на чёрном коне с длинными ушами. Мне нужен его меч, дорожная фляга, сумка, конь. Возьмёшь это и привезёшь мне, к Чёрной Горке. Там и расплатимся.
— Замётано о, наищедрейший, хотя ты явно переплатил. Куда послать Адиза с людьми?
Кощей помолчал. Бутяну послышался терпеливый вздох и в голове опять зазвучал негромкий голос.
— Поедешь сам, и возьми всех своих людей, много не будет. Доберётесь до Серых Гор, встанете у дороги на выходе из Блуждалого леса. Человек поедет недели через две—три. Смотри не упусти.
Голос умолк. В уши снова хлынул шум лагеря. Бутян влил в пасть ковш вина и глянул на подручного. Тот с готовностью таращил косые глаза. Помнил, что каждый раз, когда Атаман разговаривал сам с собой, приходилось срочно срываться с места. Теперь Дрозд ожидал приказа. Бутян стёр с нижней губы капли вина и кивнул подручному.
— Чирикай!
Косоглазый поспешно мигнул и дёрнул из—за плеча перевязь с боевым рогом. Наспех обтёр рот, приложился губами к серебряной оковке рога и, зажмурившись, надул щёки. Мощный хриплый стон, похожий на крик смертельно раненного Ящера, распугал сидящее на окрестных деревьях вороньё. Воздух наполнили дружное карканье и беспорядочное хлопанье крыльев. По земле захлопали крупные лепёшки птичьего помёта.
Косоглазый досадливо сморщился, кашлянул, глотнул вина и, глубоко вдохнув, снова приложился к рогу. На этот раз щёки едва не лопнули от натуги и… воздух над поляной продрал неимоверной силы рёв. С десяток ворон, случившихся рядом, попадали замертво. Одна или две угодили в парующий котёл с кипящим варевом, но этого уже никто не заметил. Все вскочили и, выплёвывая недожёванные куски, бросились к лошадям. На ходу пытались высмотреть причину внезапной тревоги.
Бутян довольно осклабился, блеснув на солнце лошадиной улыбкой: дисциплина — сестра удачи. Поднявшись, поправил на поясе топор, оглянулся. Сзади уже подбегали два рослых громилы, держа в поводу крупного серого жеребца. Атаман, не глядя, поймал повод и, удивительно легко для своей стати, запрыгнул в седло.
Ковырнув в зубах ногтем мизинца, осмотрел войско. Ещё раз довольно хмыкнул, вспоминая слова знакомого мудреца, теперь уже покойника: «мастерство вином не зальёшь». Вокруг, стремя в стремя, стояли готовые к бою всадники. Правда, с трезвых коней смотрели, осоловевшие от вина и пищи, морды. Кое—кто качался и съезжал то на один, то на другой бок, но все поголовно с оружием в руках, готовые к чему угодно, когда угодно и где угодно. Смотрят преданно, хотя, некоторые уже мало что видят.
Бутян ласково обвёл взглядом своих головорезов, прокашлялся и заговорил голосом перекрывавшим шум любого боя:
— Сынки! Жорево и порево — это очень здориво, однако, доедим потом. А пока надо кой—куда съездить и человечка одного сыскать. За него платят…
Войско с готовностью рявкнуло что—то невразумительное, отчего в котле с похлёбкой прибавилась ещё одна ворона. Бутян развернул коня и, взмахнув рукой, окликнул подручного:
— Дрозд! Десятка Камшука догонит потом. Пусть грузят добро в повозки и волокут следом.
Косоглазый грохнул себя кулаком в грудь и поскакал отдавать распоряжения. Улыбка Бутяна вновь явила на свет квадратные зубы.
— Ну, сынки, в путь?! — гаркнул он в полный голос и, под радостный хмельной рёв, двинулся к просеке.
Войско плавно потекло за атаманом, вытягиваясь в походную колонну. Со свистом и гиканьем вперёд проскакал дозорный разъезд во главе с Адизом. Только им разрешалось ехать «поперед батьки». Бывалые воины знали своё дело и спешили выдвинуться на тыщу саженей вперёд, дабы при надобности войско успело перестроиться к бою.
Через некоторое время за спиной Атамана послышался быстрый топот. Дрозд осадил скакуна в трёх шагах позади и, поравнявшись, бодро доложил:
— Обоз готов, идёт следом. Камшук со своими замыкает.
— Вот и гоженько, — кивнул Бутян. А теперь слушай здесь.
— Да, батька!
— Скоро будем на месте, там станем ждать, пока не появится один человечек. Как появится — будем его немножко убивать. Причём насмерть. Предупреди всех десятников: меч, коня, флягу и сумку — мне! В цельности и сохранности! Сделаете — кошели станут тяжелее, много тяжелее. Не сделаете — развешаю всех на деревьях, как белка грибы.
— Одна душа? — удивился косоглазый. — Это ж, на раз сморкнуться!
Бутян с интересом поглядел на подручного. Когда отвёл взгляд, на лошадином лице блуждала тень зловещей улыбки.
— Не кажи гоп, хлопец! Чую не простой человечек. Оч—чень не простой…
…Войско неспешно катилось по равнине, но в этой кажущейся медлительности чувствовалась неотвратимость морского прилива. Три сотни всадников растянулись коровьим языком, сохраняя неуловимое глазом построение. Лишь опытный взор мог заметить, что каждый из трёхсот, строго держался отведённого места в колонне, постоянно находясь в поле зрения десятника. Те, в свою очередь, постоянно поглядывали в голову колонны, где вокруг главаря держалась кучка вестовых.
Бутян гордился своим войском. Он лично отбирал бойцов себе под стать. Сам же их натаскивал, используя богатый опыт и знания, накопленные смолоду, когда был наймитом в Цареградской страже. За годы, проведённые на службе, узнал почти всё о воинских манерах разных народов. Изучил их слабые и сильные стороны. Смекалистый ум находил ошибки и недостатки, но природная хитрость подсказывала не лезть к военачальникам с советами, а мотать всё на ус и выживать в любых ситуациях. Наконец, заматеревший в боях Бутян убедился, что в наёмниках учиться больше нечему. Улучив момент, прихватил с собой маленько Цареградского золота и подался на вольные хлеба.
Тут же мало помалу, стал собирать под своим началом крепких сорвиголов, сколачивая небольшое, но весьма справное по выучке войско. А с войском уже начал думать о том, чтобы потихоньку обосновать где—нибудь маленькое княжество и, к старости, зажить спокойно и беззаботно, наставляя детей и воспитывая внуков. Вдохновляли на это и уверенность в собственных силах, и пример одного древнего героя, про которого услышал в детстве от старого баяна. Тот герой, собрав на Дону ватагу лихих голов, тоже, в конце концов, добыл себе и власть, и славу, и счастливую старость.
