— Фляга нескончаемая, — пояснил он. — Сколько из неё ни пей, она всё полная. Да, вот ещё утку жареную возьми. — он выдернул из воздуха тушку размером с трёхмесячного порося. — Будешь есть, хребет не бросай. За ночь на нём ещё нарастет. Печенья горсть. Последнее тоже, оставляй в сумке, не успеешь проголодаться как ещё пять—шесть горстей прибудет.
Бессмертный помолчал, раздумывая. Потом нехотя поднялся, откинул несколько подушек и выволок на свет потёртые ножны с невзрачной рукоятью.
— Меч — Кладенец! Не ржавеет, не ломается, не тупится, почти не утомляет.
Сотник освободил ножны, глянул вдоль лезвия, качнул оружие в руке. Поискав глазами, на чём испытать, отломил от грозди невиданный жёлтый плод. Подкинул перед собой и, ощущая необычную лёгкость клинка, размашисто рубанул. Удивлённо вскинул брови и снова потянулся к грозди. Рубанул ещё раз. При ударе лезвие наливалось странной тяжестью, которая мгновенно исчезла на замахе.
— Гожо! — с горящими очами восклицал Сотник, рассекая на лету жёлтые огурцы. — Эх, гожо!
Чтобы остановить этот, почти детский восторг, Кощею пришлось бросить в дружинника тяжёлый золотой подсвечник. Развалив и его с той же лёгкостью, Извек восхищённо осмотрел идеальную рубящую кромку и бережно положил клинок поверх фляги.
Бессмертный, со скукой смотревший на забаву гостя, указал на гору подушек.
— Уже поздно, доблестный Извек, отдохни с дороги, а я отправлюсь за поклажей. К утру обернусь.
— И то верно, — согласился Извек. — Ступай дедуля! А мы с коником пока всхрапнём, чай, намаялись за день.
Кощей направился к стене и скрылся в толще услужливо распахнувшейся скалы. Сотник переглянулся с Вороном, пожал плечами и завалился на мягкие подушки. Лежал, рассматривая вырезанное на стенах, шествие диковинных зверей, пока усталость и вино не смежили веки.
Во сне, снова влетал в ночную реку, рыскал в черноте скрюченными пальцами, что—то хватал, но в руках, вместо Лельки, всякий раз оказывалась то коряга, то трава, то холодный рыбий хвост.
Разбудил звякнувший в руках Кощея кубок и какой—то знакомый запах… Извек продрал глаза, сел, зыркнул на Ворона. Тот спокойно набивал брюхо овсом. Причина запаха покоилась тут же, в двух шагах от фонтана. Кощей, ничуть не смущённый этим обстоятельством, жестом пригласил к столу и Извек, сладко потянувшись, присоединился к утренней трапезе хозяина. Пока завтракал, посматривал на белое, в голубых прожилках, Яйцо с два кулака величиной. Насытившись направился к Ворону. Кощей молча булькал кальяном, ждал, когда Извек оседлает коня и соберёт дорожный скарб. Сам подал Яйцо и искоса смотрел, как Сотник застёгивает пряжку. С удовлетворением убедился, что руки дружинника не дрожат, значит, ничего скверного не замышляет.
— В добрый путь?! — полувопросительно произнёс он.
— Прокатимся — увидим! — улыбнулся Извек.
В дальнем конце пещеры уже зияла дыра выхода. Кощей поднял раскрытые ладони.
— Не обессудь, мил человек, проводить не смогу. Нам вдвоём теперь лучше не показываться. О вещичках моих не беспокойся, пусть покуда у тебя побудут. Только не отдавай никому. Встретимся, вернёшь.
— Не отдам! — пообещал Извек. — Что мне доверено, то только у мёртвого заберут!
— Вот и славно! — подытожил Бессмертный, со странной улыбкой.
Сотник протянул ладонь и почувствовал холод крепкой Кощеевой длани. В следующий миг ловко вскочил в седло и направил Ворона через зал…
Когда хвост жеребца скрылся за поворотом, хозяин брезгливо оглядел свои владенья. В следующий миг бадья с овсом и горка конских каштанов растворились в воздухе. Бессмертный шагнул за фонтан и скользнул к незаметной двери. Тень былой скупости оставила на лице кислый след: уж очень он не любил нарушать покой своих легендарных кладовых.
— Ради достижения цели приходится расставаться со многими любимыми вещами! — философски изрёк Кощей, вступая в зал поменьше.
— Но, на время, — добавил он задумчиво. — Только на время…
Взгляд его упал на вырезанное в скальном монолите кресло, в виде раскрытого рта. Сиденьем служил исполинский язык, над изголовьем нависала губа с торчащими из под неё клыками, а на месте подлокотников топорщились два не к месту пристроенных уха. Кощей опустился на вытертый до блеска камень, откинул голову на верхнюю губу и прикрыл глаза. Через некоторое время вокруг сгустился сизый туман и почти скрыл его сухощавую фигуру.
Под сводами зала зазвучали неясные голоса, звяканье железа и хриплый хохот. Скоро звуки приблизились и стали чётче. Уловив нужный голос, Бессмертный медленно вздохнул и заговорил, обращаясь к кому—то находящемуся очень далеко…
— …Далеко, — пробурчал Бутян, громко чавкая. — Да и скудновато, чтобы тащиться за тридевять земель.
— Неча! — поддакнул Дрозд, косоглазый подручный атамана. — В такую даль киселя хлебать? Не—е! пока обратно доедешь, опять проголодаешься.
Он заискивающе глянул на Бутяна. Главарь перестал жевать, хлебнул из ковша и потянулся за следующим куском. Широченная лапища зависла над сочными дымящимися окороками. Пальцы подёргались и, выбрав цель, вцепились в самый поджаристый шмот, покрытый душистой румяной корочкой. Втянув носом душистый пар, Бутян вгрызся в мякоть и, вырвав зубами изрядный кус, продолжил:
— Ты бы, что—нибудь поближе разведал, да побогаче. Чтобы и вина, и еды, и золотишка поболе. Вроде давешнего каравана. Теперь, сам видишь, порева всей ораве недели на три достанет.
Он по хозяйски обвел поляну рукой, с зажатым в ней укушенным окороком. Мощные, как у молодого скакуна, зубы снова впились в мясо. Не переставая жевать, Бутян слазил за пазуху и выволок пузатый кошель.
— На вот, награди своих людей! Заслужили. Вы ведь у нас передовой разъезд. Без вашего нюха нам и зубы ни к чему. Так, что разузнайте что—нибудь поближе, а пока пейте и гуляйте.
Хмуро слушавший вожака, Адиз увидал мешок с монетами и посветлел лицом. Подбросив тяжёлый кошель на руке, сверкнул лисьим глазом.
— Разузнаем! Вот только глотки промочим, и пыль дорожную с доспеха смахнём.
— Смахните, — кивнул Вожак, с шумом проглатывая очередной кусок. Не успело мясо провалиться, как он замер с напряжённым лицом и перестал замечать всё вокруг. В голове зазвучал знакомый вкрадчивый голос:
— Исполать тебе, доблестный Бутян. Рад знать, что ты в добром здравии. Не окажешь ли мне услугу. — Кощей сделал паузу.
Бутян молчал, зная любовь Бессмертного к пространным учтивым вступлениям. Кощей тем временем продолжал:
— Не съездишь ли со своими соколами поохотиться? Не близко, правда, но обещаю куш золотом. Каждому из твоих людей, столько сколько поместится в их шапки. Тебе отдельно — сколько сможешь унести.
