— Они готовят осаду, — сказала Неясыть.
— Они не собираются штурмовать?
— Думаю, нет. Располагаются словно на ночлег, ставят лагерь. Прон решил взять нас измором. Это разумно.
— Возможно, он вышлет парламентариев?
— Зачем?
— Чтоб велеть нам сдаться или еще что-нибудь.
— Может быть…
— Черт знает что! Зачем ему этот несчастный ареопаг, если у него в столице заседает целая толпа наместников. Они уже чувствуют себя в Гиперборее хозяевами. Я бы на его месте сосредоточила свое внимание на Аполло-Порт.
— Кто знает, что у него в голове.
— Мне кажется, ты уже больше сочувствуешь Прону, чем твоим собратьям наместникам, — сказал Абарис, который тоже забрался на стену и успел услышать мою последнюю фразу.
— Ты ведь знаешь, что это не так, — повернулась я к нему. — Я за Гиперборею.
— Я вижу. Только не могу понять почему. Что это тебе даст? — пожал жрец плечами, оглядывая позиции врага.
— А ты не думай об этом, Абарис. Все очень просто объясняется: я ненавижу, когда кто-то, будь то наместники или Хамсин, пытается сделать кого-то несвободным. Я не могу остаться в стороне, только и всего. Я и сама не сразу поняла, зачем мне эта война. И сколько у меня было сомнений! А теперь нет! Теперь мне все ясно!
Войско Хамсина становилось больше от минуты к минуте. С тыла к нему то и дело подходили свежие силы. И суета не прекращалась и по ту и по другую сторону стены. Я же удивлялась своему спокойствию. Вокруг меня происходила какая-то суета, все готовились к возможному штурму. Для меня же стала очевидной одна единственная истина: нам не выстоять. Что бы не предпринял против нас Хамсин — осаду или штурм, наши силы слишком уж неравны. Пленив старейшин, он может считать себя наполовину победителем. Ему останется лишь разбить три десятка наместников, успокоившихся в его дворце.
Троя отвлекла мня от моих мыслей. Я не сразу заметила ее возле своих ног. Она настойчиво и отчетливо, словно произнося слова, гавкнула два раза.
— Не поняла, — сказала я. — Что ты хочешь мне сообщить?
В тот же момент я вспомнила, с каким заданием я послала ее к морю, в каком случае велела ей появляться у стены и о чем таким образом сообщать.
— Что? Приплыло какое-то судно? Может быть, это рыбаки вернулись?
Но Троя вела себя слишком беспокойно, она звала меня с собой к морю.
— Ну, хорошо. Давай посмотрим, что там за судно.
Я спустилась со стены и побежала за ней бегом. Она не стала даже оглядываться на меня, умчавшись первой.
На горизонте, действительно, обозначилось нечто походившее на парус. На берегу не было ни души, все жители были у стены или неподалеку от нее. Над морем висели низкие тучи, дул недобрый ветер. Поначалу я даже сомневалась, что маячивший над кромкой моря далекий предмет — это парус, но спустя некоторое время, сомнений у меня не осталось.
Троя, конечно, видела лучше меня. И то, что она видела, заставляло ее беспокойно носиться по берегу, рычать и взвизгивать. Я изо всех сил напрягала зрение: парус приближался к нам. Это было очевидно. Вероятнее всего он держал путь к старому каменному причалу, поэтому мы поспешили туда.
Солнца не было на небе, но солнце, яркое, рыжее и светящееся, горело на парусе приближающегося челна. Когда я поняла, что за гость пожаловал к нам, мне осталось лишь несказанно удивиться.
— Печор! Так это тебя поджидают старейшины!
Я побежала к краю причала. Местные жители уже не использовали его, так что пришлось преодолевать множество завалов из остатков чего-то, свидетельствовавших о некогда бурной жизни портового города: осколки глиняной посуды, сросшиеся с каменным причалом и опутанные лишайником, застывшие во времени скелеты лодок, огромные проржавевшие насквозь якоря, сети, превратившиеся в паутину. Да и сам причал уже не был похож на творение чьих-то рук, скорее на естественное, природное продолжение прибрежной скалы.
Судно приближалось медленно, хотя ветер был попутным. Да он, насколько я помнила, для Печора всегда был попутным. Ведь парус его был заговоренным.
Когда челн подплыл совсем близко, с него раздался голос:
— Прими конец!
К моими ногам грянулась толстая веревка. Мне пришлось немало потрудиться, чтоб намотать ее на остатки кнехта, ведь морскими навыками я не обладала.
— Кто ж так вяжет?! — с укором произнес водяной, одним прыжком переправившись на пристань.
Он мигом распутал мои замысловатые узлы и перевязал все заново ловко и прочно.
— Извини, Печор, я этого делать не умею, — виновато призналась я.
Он сразу оглянулся на меня, но целую минуту, наверное, не мог припомнить, где и когда мы виделись.
— А! Госпожа наместница! — вспомнил он, наконец.
— Узнал меня?
— Ты все еще гостишь в этих краях?
— Ну, не то что бы я тут в гостях… А тебя не старейшины случайно сюда позвали?
— Они. Я получил весть с оказией.
— А зачем?
— Они просили о помощи, просили, чтоб я помог им выбраться из осажденной земли.
— А не ты ли предупреждал меня о том, что здесь опасно? А сам не боишься?
— Один из старейшин оказал мне когда-то услугу. Он заговорил мой парус так, чтоб ветер был всегда для него попутным. Но с условием: если ему или кому-либо из его товарищей понадобится помощь, я должен буду приплыть к ним морем туда, куда укажут. Я дал слово.
— Ты во время. Город в осаде. С минуты на минуту может случиться штурм. Идем к ним. Они у городской стены.
Пришвартовав свой челн, Печор направился вслед за мной к укреплениям. Сейчас мне нужно было решить, как же быть со старейшинами. Если они уплывут в безопасное место, на один из островов, например, куда Хамсин уж точно не доберется, не имея даже маломерного флота, тогда у него, возможно, пропадет и повод для штурма города. Только поверит ли он, что ареопага больше нет в городе? А если принципал все же захочет взять стену приступом, тогда нам уж точно не помешают восемь титанов, которым смерть не страшна. Ладно. Пусть они решат сами. В конце концов, кто я такая, чтоб указывать им, как поступать.
У стен продолжалась суета, но штурм, по всей видимости, еще не начался. Подоспевшая ко мне Неясыть сообщила, что Хамсин встал лагерем, пока не собирается нападать, и возможно, дожидается темноты. Мельком взглянув на водяного, она снова поспешила на стену.
Мы шагали вдоль стены, отыскивая старейшин или хотя бы Абариса, и обнаружили их только на окраине города, где все они уселись трапезничать.
— Где ты была? — спросил жрец, встав из-за импровизированного стола. — Мы искали тебя.