Ознакомительная версия.
— А поутру, как проснулась, сразу и уходить собралась. Младенца своего в охапку и к дверям. В чем жизнь держится, думаю, а все туда же… Беда… Одно было ясно — я ее защитить не смогу, силы не те. Так что, милсдари, уж не посетуйте, что доверил эту заботу чужаку. Не беспокойтесь, его на это хватит.
— И кто взял на себя такую ношу?
Арчеш смущенно отвел глаза.
— Да я и сам о нем почти ничего не знаю. Довелось мне по молодости совершить почти благородный поступок, спасти невинного от каторги. Я думаю, он уже тогда был кем-то из ваших собратьев, господин маг, во всяком случае, силы его явно превосходили человеческие. В знак благодарности он оставил мне свою серьгу — мол, понадобится помощь, зови. Как тут было не позвать?..
— Но хоть имя-то его вы знаете? — Арколь, вне себя от волнения, терзал пальцами подлокотники кресла.
— Его зовут Гарм.
— Как?! Не может этого быть… Как он выглядит? Ростом с велигору, крылья нетопыря, серая кожа? — Маг вскочил и чуть ли не приплясывал на месте.
— Да что вы за страсти рассказываете, мэтр. Неужто я такому страшилищу Амариллис отдал бы. Выглядит он как самый обычный человек, высокий, одежда черная, волосы светлые… Погодите-ка. Что там на словах стараться.
Арчеш подошел к столу, стоявшему в стенной нише, присел и принялся что-то набрасывать пером на листе бумаги. Через минуту он протянул рисунок Арколю.
— Ну как, знаком он вам? Может, у учителя своего встречали?
Друзья смотрели на набросок Арчеша: из скупых, четких линий складывался более чем похожий портрет того самого спутника господина Брика, рискнувшего в минуту крайнего нетерпения, граничащего с умопомешательством, сдернуть у Дирка-капитана с шеи алмаз темной крови. Тогда ему пришлось дорого заплатить за такое поведение, еще более непростительное для бога. Его и без того невеликих сил (по мере удаления Гарма от Арр-Мурра они уменьшались) хватило, только чтобы не утонуть. Огромная волна-убийца вышвырнула его в направлении Эригона; видимо, его, полумертвого, выловили у складов Мизинца слуги Тьеполо. А тот быстро сообразил, что сама судьба посылает ему козла отпущения и грех будет такой возможностью не воспользоваться. И если бы не упрямство молодого судьи, кто знает, сколь долгим оказалось бы падение молодого, обессиленного бога.
— Нет, я никогда не видел его. — Сокрушенно признался Арколь.
— Не встречал. Лицо приметное, особенно глаза. Такого не забудешь. — Покачал головой орк.
Эльф кивнул — ему изображенный Арчешом тоже знаком не был.
— Ну… что поделаешь. Может, оно и к лучшему, известность Амариллис сейчас не нужна.
— Арчеш, но куда он увез Амариллис? Возможно, мы еще успеем их догнать…
— Это вряд ли. Гарм путешествует быстро. Только что был тут, глядь — и нету его. А что до того, куда он ее увез… Я не знаю. Он не из тех, кто мне докладываться будет. Сказал — отвечаю за ее жизнь и за жизнь ее ребенка, в уплату старого долга беру их под свою защиту. Я ему верю. — Арчеш выдержал взгляд эльфа, не отводя глаз. — Поверьте и вы. Иного выхода у меня не было.
В комнате воцарилась тишина. Как странно — вот и закончилась их дорога. И известия оказались не так уж плохи, даже обнадежили. Вот только тоска, изводившая сердце, не унялась.
— Благодарю вас. — Хэлдар подошел к Арчешу Миравалю, опустился на одно колено и склонил голову в глубоком поклоне. Старик засуетился, пытаясь избежать подобных почестей.
— Да что вы!.. Господин эльф… зачем же так? Мне Амариллис как дочь и если бы не обстоятельства, я был бы рад увидеть ее здесь. А хоть бы и насовсем поселилась…
— Благодарю вас, — повторил эльф, поднимаясь. — И верю вам. Но я буду искать ее. Не знаю, где и как. Это не имеет значения.
— Кто бы сомневался, — пробурчал Сыч. — Не далее как завтра и отправимся.
— Для начала — в Шаммах. — Голос Арколя первый раз за последние дни звучал уверенно. — Если этот человек, — и он указал на рисунок Арчеша, — способен управлять порталами, а то и создавать собственные, аш-Шудах не может не знать о нем.
— Ну, вот и порешили, — Сыч хлопнул себя по коленям. — Только на этот раз обычной дорогой. Так оно вернее.
Они остались в доме Арчеша на ночь. Прежде чем отправиться на отдых, еще немного и осторожно поговорили — о том, какой путь избрать, чтобы привлечь к себе как можно меньше внимания, сколько времени может занять дорога. Сыч написал и попросил Арчеша отправить горестную весть своему старшему сыну, в порт Маноры — там было его последнее пристанище.
Наступившее утро мало чем отличалось от предыдущего: те же плотные пепельно-серые тучи, дождь, продрогший сад. Пока гости завтракали, Арчеш не раз предлагал им переждать непогоду, — разумеется, безрезультатно. Прощание оказалось коротким и сердечным; и долго еще Арчеш Мираваль смотрел вслед покидавшим его дом друзьям. Дождь, успевший утихнуть и начаться снова, смывал зелень с листьев, обнажая спрятанную летом позолоту. Следы коней у крыльца расплылись и наполнились водой, а он все стоял, плотно запахнувшись в плащ, слушал жалобный лепет своего сада и думал, что он уже слишком стар для таких событий. К его выцветшим ресницам неотвязно липло низкое, мокрое насквозь небо, мешая разглядеть хоть что-то определенное чуть подалее вытянутой руки. Но Арчеш не уходил и все продолжал всматриваться куда-то, где терялась из вида извилистая дорога.
— …и надо было видеть его лицо, когда Арколь вытащил тот портрет.
Сыч глянул поверх кружки на собеседника — немолодого шаммахита, поджарого, жилистого, основательно прокопченного пустынным солнцем. В коричневом полумраке трактирной залы его лицо порой будто растворялось в воздухе, и только тлеющие черным огнем глаза позволяли не потерять его из внимания.
— Почтенный господин маг вытаращился на несчастный рисунок как монахиня на непристойное слово, выцарапанное на стене молельни. И много чего сказал… увы, Арколь отказался переводить — мол, не для наших ушей такие слова. Рисунок в кулаке сжал; Арколь потом его развернул — а бумага ровно опаленная.
— Я никогда не видел учителя в таком гневе, — подал голос Арколь, сидевший справа от Сыча. — Я думаю, что если бы не наше присутствие, он десятком молний не ограничился. Спалил бы полдома начисто…
— А толку? — Сыч пожал плечами, отхлебнул из кружки, поморщился — черное пиво, столь любимое в Шибальбе, было уж очень крепким, — и поставил ее на стол. — Ему только и оставалось, что гневаться. Что и говорить, обидно, опередил его братец.
— Ты ничуть не изменился, Сыч. — Шаммахит улыбнулся, влажно блеснув зубами. — По-прежнему выражаешь сочувствие, тыкая в самое больное место.
Ознакомительная версия.
