— Кто ты? — повторил колдун свой первый вопрос.
— Так, значит, не хочешь по-хорошему. Ну, дело твое… Послe твоей смерти заклинание все одно потеряет силу и через месяц-другой зрение барона восстановится само собой. Колдун хрипло засмеялся и прошипел:
— Месяц? Ну насмешил! Нет, болван, я умру, но чары они не развеются! Этот ублюдок Верег будут сверкать бельмами, пока не сдохнет!
— Ты переоцениваешь свои силы, жалкий колдун — спокойно возразил молодой рыцарь. — Уверен, все твои чары развеются даже не через месяц, а через пару недель. Прощай вонючка. Хорошо, что ты засмеялся, не люблю, знаешь ли когда человек умирает с выражением ужаса на лице. — он надавил на клинок, намереваясь совершенно хладнокровно перерезать горло старому колдуну. Из-под отточенного лезвия побежала струйка крови.
— Ладно, сдаюсь, твоя взяла, — еле слышно прошептал старик. — Я всё сделаю прямо сейчас.
— Так-то лучше, — улыбнулся рыцарь и отодвинул меч на безопасное для шеи колдуна расстояние.
— Я сниму своё заклинание, но с одним условием.
— Не забывайся, старый пень, условия здесь диктую я… А, впрочем, говори, что за условие?
— Скажи, кто ты, и, клянусь, я тут же сниму заклинание.
— Вот ведь любопытный какой, — покачал головой рыцарь — Ладно, откроюсь — я Алый паладин.
— Алый паладин?! Так ведь они ещё в предыдущем столетии…
— Как видишь, не все.
— Невероятно! Значит на тебе под одеждой зачарованные доспехи? Покажи мне их, а.
— Колдун, не испытывай моего терпения. Я выполнил твое условие — теперь твоя очередь. Снимай своё заклинание.
Горбун не возражал. Если перед ним действительно Алый паладин — а, судя по тому, что молнии не причинили юноше вреда, так оно и есть — то лучше его не злить.
— Я готов. Но для этого нужно привести сюда Верега или…
— Знаю, — перебил юноша. — Я всё принёс. — Он извлёк из потайного кармана маленький кожаный мешочек и швырнул его на колени колдуну. — Открой. Там волосы барона, я срезал их с его головы час назад собственным мечом. И, колдун, не вздумай со мной шутить! Читай заклинание «Прозрение» громко и чётко. Предупреждаю, как паладин, неплохо разбираюсь в чарах. И, если мне покажется, что ты пытаешься меня провести, я без предупреждения перережу тебе горло.
Старик вытряхнул волосы из мешочка на ладонь правой руки и, не отрывая от них глаз, стал медленно читать требуемое заклинание. В самом конце он резко махнул рукой, разлетевшиеся волосы сотнями ярких искорок вспыхнули в полумраке комнаты и исчезли.
— Всё, я тоже сдержал клятву, барон снова может видеть, — недовольно проворчал карлик. — Эх, юноша, юноша, знали бы вы, какого плута только что избавили от заслуженного наказания. Он ведь, Верег этот, тролль его раздери, намедни такое отчебучил… Вот послушайте, я расскажу…
— Меня не интересуют ваши с ним дрязги, — перебил рыцарь. — Барон щедро мне заплатил за избавление от твоих чар. Я выполнил свою работу и больше ничего ни о ком не желаю знать.
Стуб стер с лезвия клинка кровь колдуна и закинул меч обратно в ножны.
— Прощай, старик. Надеюсь, наши дорожки больше никогда не пересекутся, — сказал он и, развернувшись, направился к выходу.
— Послушай, юноша, — окликнул его карлик, — а если я тебе заплачу, ты выполнишь мой заказ?
Слова горбуна настигли рыцаря у самого порога. Он мгновенно обернулся, в его глазах полыхала ярость, а рука сама собой опустилась на рукоять меча.
— Колдун, живи мы в эпоху Алых паладинов, встреча со мной неизбежно закончилась бы для тебя смертью, — заговорил он в ответ. — Не искушай судьбу. Я и так уже открыл тебе пожалуй даже слишком много и не убиваю тебя лишь потому, что у тебя нет ни друзей, ни учеников, с которыми ты мог бы поделиться секретом моего существования. Надеюсь, ты не дашь мне повода пожалеть о содеянном?
— Да, да, я всё это понимаю и, поверь, очень ценю твою Доброту. Но я же не предлагаю тебе ничего постыдного. У меня к тебе чисто деловое предложение. Эта сволочь, Берег, у меня вот где сидит. — Распалившийся колдун резко провел ребром ладони поперек горла и, потревожив свежую ранку, зашипел от боли. Переждав боль, он продолжил: — Он нанял тебя, и ты прекрасно выполнил его поручение. Твой профессионализм произвел на меня неизгладимое впечатление. Одним словом, я дам тебе золота в два раза больше, чем заплатил барон, если ты этому прохвосту…
— Нет и ещё раз — нет! — резко ответил рыцарь. — Во-первых, Алые паладины убивают колдунов, а не работают на них. А во-вторых, я уже получил достаточно золота и отправляюсь домой. — С этими словами он перешагнул порог комнаты и захлопнул за собой дверь.
На обратном пути молодому рыцарю не повезло с погодой, днями напролёт моросил колючий дождь, дул холодный ветер, а за бортом корабля штормило. К счастью, морской болезнью юноша не страдал, качка его лишь убаюкивала. Почти всё время плавания он просидел в своей каюте, лишь изредка выбираясь на палубу, подышать свежим воздухом.
Молодого рыцаря звали Стуб. Ему недавно исполнилось девятнадцать, но выглядел он гораздо моложе своих лет, и, хотя он уже полгода был женатым мужчиной, окружающие до сих пор воспринимали его, как бесправного мальчишку.
Его отец, господин Лобар, погиб, когда Стубу было двенадцать. На Лобара в трактире набросился пьяный тролль и в считанные мгновенья разорвал его на куски. Очевидцы этого ужасного происшествия единодушно утверждали, что до появления отца Стуба тролль вёл себя совершенно спокойно, а потом словно с цепи сорвался. Будь на отце в тот день доспехи Алого паладина, быть может он бы и уцелел, но отец редко их надевал в Красном городе, утверждая, что на родном острове у него нет врагов. После трагической гибели отца зачарованные доспехи не рассыпались в труху — это означало, что они признали в единственном наследнике Лобара своего нового хозяина. Но двенадцатилетний мальчик был пока что слишком слаб, чтобы поднять отцовский меч, и его мама отдала доспехи с мечом на хранение в гномий банк, объявив Стубу, что позволит ему их забрать не раньше, чем через шесть лет.
Матери Стуба, избалованной роскошью, скромных сбережений мужа хватило ненадолго. Вскоре ей пришлось продать их большой, красивый дом в центре города и переехать в более скромный, поближе к окраине. Потом в ещё более скромный, и ещё, и ещё… В итоге, через три года мать с сыном оказались в грязных трущобах.
Мама Стуба была сильной женщиной, но она слишком любила своего мужа и очень по нему тосковала. Нищета стала той каплей, что переполнила чашу её терпения. Счеты с жизнью она свела, выпив яд. Стубу тогда было уже шестнадцать, он работал слугой в трактире и был самостоятельным взрослым человеком.
