Ей очень хотелось верить, что эти Чужаки всегда примут ее, что бы ни случилось. Разве Джаз не чувствовала себя вправе рассказать ей о своих бабочках? Разве Дэнни не признался в своих кошмарах? А Макс — разве он не всегда выражал свою любовь к Джаз, не боясь возмездия?
Агнес искренне верила, что этот мир Извне лучше и мягче, чем тот, который она оставила позади. Но все же она колебалась.
Матильда терпеливо ждала. Совершенная тишина растянулась между ними, как кусок темной ткани. Возможно, они были единственными людьми на земле.
Что-то шевельнулось в груди Агнес. Боже, какое облегчение было бы разделить свой внутренний мир с кем-то другим, избавиться от своей последней и самой тяжелой тайны. Во многих отношениях пространство молитвы было самым важным в ней.
— Я называю это пространством молитвы.
Матильда склонила голову набок.
— Что?
— Я кое-что слышу. Похоже, больше никто не может подобного. Это похоже на молитву, но глубже.
— Что это за звуки?
— Земля гудит. Звезды поют. Я слышу, как бьются сердца людей. Я думаю…
В глазах Агнес блеснули слезы, но разве она не поняла, что лучше всего всегда говорить чистую правду?
— Мне кажется, я открыла для себя собственную религию, — прошептала она. — Или вспомнила о ней. О чем-то. — Ее лицо горело. — Бог, которого я знаю, отличается от того, которого проповедовал Пророк.
Матильда кивнула.
— Расскажи мне об этом.
— Ты клянешься, что не решишь, будто я сошла с ума?
Взгляд Матильды был тверд.
— Я была там, помнишь? Я видела тебя с волками. Я видела… что-то. Мы все так думаем.
В сердце Агнес открылись шлюзы.
— Бог никогда не был тем человеком на небе, которого проповедовал Пророк. — Слова сами собой сорвались с ее губ. — И это определенно не он. Бог — это просто… взаимосвязь. Я слышу, как святость проходит через все. Слышим мы это или нет, но другой мир поет все время. Даже в окаменевших существах. Особенно в них, потому что Бог хочет, чтобы мы это заметили. Научились чему-то. — Она поморщилась, зная, как эгоистично это прозвучало. — Я думаю, что должна выяснить, что это такое. И передать сообщение. Как это делает пророк.
Своенравный ветер трепал палатку и вносил в их молчание жаркий запах пустыни. Агнес представила себе, как пророк насмехается над ее полусырой религией, над ее расплывчатой, неопределенной верой. Что, никаких законов? Никаких правил? Никакой угрозы?
На удивление легко она оттолкнула его образ.
— Я так горжусь тобой, — наконец сказала Матильда.
Агнес вздрогнула.
— Гордишься?
— Когда мы впервые встретились, тебе промыли мозги. Ты знаешь, что это значит?
Она кивнула, вспоминая интернет-статьи, которые читала о Ред-Крике.
— Чтобы оправиться от культового переживания, может потребоваться целая жизнь. Но ты создала для себя новую систему убеждений, и это замечательно. Это поможет тебе исцелиться. Но…
Матильда теребила ручку, и Агнес напряглась.
— Милая, я не знаю, что делать с твоими звуками или с поведением этих волков. Но если ты не будешь осторожна, это пространство молитвы убьет тебя.
Ее слова прозвучали как удар под дых.
— Что?!
— Что бы ни случилось сегодня, это поразило твое сердце до небес и ударило тебя сорокаградусной лихорадкой. Ты чуть не умерла. Агнес. — Матильда не сводила с нее глаз. — Пространство молитвы… что бы это ни было, ты не можешь им пользоваться. Ты должна остановиться.
Стоп. Как она могла остановиться? Пространство молитвы было ее призванием. Божьим даром.
Но что, если это еще и проклятие?
Она читала Библию. Ничто в духовной жизни не давалось просто так. Ной приобрел ковчег, но потерял свой дом; Иеремия желал смерти, а Моисей никогда не увидел земли обетованной. Пространство молитвы могло быть даром, но кто может сказать, сколько Бог ожидает от нее взамен?
«Твое испытание окончено. А теперь возвращайся в Сион».
Она теребила марлю, обернутую вокруг руки, чувствуя несвойственное ей раздражение.
Где же Сион, эта вечная метафора? Это послание было до боли неясным.
— Есть еще кое-что. — Голос Матильды, неожиданно резкий и профессиональный, заставил ее отшатнуться. — Твоя рука. Я должна спросить, есть ли хоть малейший шанс, что ты сделала это с собой сама. — Ее глаза не были злыми, но взгляд был настороженным. — Ты когда-нибудь думала о том, чтобы причинить боль себе или другим? Очень важно, чтобы ты ответила правдиво.
Агнес обмякла.
Значит, Матильда ей все-таки не поверила.
Несмотря на то, что она видела, рациональная часть ее решила, что она бредит. Агнес могла бы попытаться объяснить, как в видении сломали ей костяшки пальцев, но какой в этом смысл? Их мировоззрение представляло собой несочетаемые осколки, куски, которые никогда не сойдутся вместе. Она будет объяснять, пока звезды не упадут с неба.
— Бог испытывал меня, — решительно сказала Агнес.
Лицо Матильды оставалось напряжённым.
— Я думала, что твой Бог был более любящим, более нежным, чем тот, которого ты оставила.
Агнес подавила смешок. Нежным! Да уж…
Но Бог был многогранен… иначе он не был бы Богом.
Она процитировала псалом:
— Он взирает на землю и приводит её в трепет, касается гор — и они дымятся.
— Мило, — наконец произнесла Матильда. — Я верю тебе. Но не заставляй меня разочароваться в тебе.
— Эй? — прокричал Дэнни. — Ты уже закончила? Мы можем узнать как она?
Матильда тронула ее за плечо.
— Ты готова?
Агнес кивнула.
Внезапно в палатке стало тесно. Зик направился прямо к ней на колени, Макс и Джаз, как всегда, сидели почти друг на друге, а Дэнни, скрестив ноги, устроился на земле у ее ног, выглядя усталым и встревоженным.
Она боялась, что напугала его… что она напугала их всех.
— Мне очень жаль, — вырвалось у нее. — Пожалуйста, поверьте, мне правда, правда жаль.
Тишина. Зик замер, обняв ее за шею.
— Жаль?! — рявкнул Макс. — Ты что, издеваешься надо мной? Ты спасла нас от этих волков. Они могли заманить нас в ловушку в этой пещере.
Она моргнула. Макс не рассердился.
Теперь, присмотревшись повнимательнее, она увидела, что никто из них не злится. Не было ни сердитых лиц, ни быстро вспыхивающей ненависти, ни праведного недоверия. Они предоставили ей презумпцию невиновности. Никогда еще она не чувствовала себя в такой безопасности среди других людей. В такой безопасности и в такой любви.
— Я не спасла вас, — сказала она. — А подвергла опасности. Я — причина, по которой эти существа появились рядом. Это было своего рода испытание. — Она посмотрела вниз на свои руки. — Мне очень жаль.
— Агнес, ты можешь посмотреть на меня? — спросил Дэнни. — Какое испытание? Кто тебя проверял?
— Бог, конечно, — сказала Джаз.
Агнес удивленно моргнула.
Дэнни покачал головой.
— Прости. Но я не верю в Бога.
Макс заулыбался.
— Я тоже, но начинаю передумывать.
Матильда вмешалась.
— Почему бы нам не позволить Агнес рассказать все своими словами, с самого начала?
Начало. Казалось, это было столетия назад.
«Не надо ненавидеть меня за то, что я не сказала тебе, Дэнни».
Агнес обнимала Зика, вдыхая его детский аромат и стараясь не думать о будущем; о том, что может означать потеря инсулина. История — вот что сейчас имело значение.
И она начала:
— Когда я была девочкой, я часто слышала, как гудит земля. Когда я смотрела на небо, звезды пели…
— 44-
АГНЕС
Тайна болезни была с нами с самого начала,
но вирус заставил нас посмотреть ему в глаза и узнать его имя.
АГНЕС, РАННИЕ СОЧИНЕНИЯ
Когда Агнес закончила рассказ о том, как Бог пришел поговорить с ней, солнце уже спряталось за горизонтом.
Зик крепко спал у нее на коленях, в то время как Чужаки смотрели на нее с разной степенью недоверия и замешательства. Она старалась не смотреть слишком пристально ни на одного из них; их ошеломленного молчания было достаточно. Она тяжело думала об Иеремии, самом одиноком пророке Ветхого Завета, которому никто никогда не верил.
