Сейчас все они с мрачным видом плетутся в хвосте каравана, зато в авангарде, перед верблюдами идет демонесса выгуливающая здорового крокодила. Она держит цепь ошейника с таким видом, будто там посажен не монстр раза два тяжелее ее, а забитый узник концлагеря. Демос выглядит не шибко довольным от такого обращения, но брыкаться или рычать еще не пытался. Посмотрим, что будет дальше.
Внезапно Повелитель натянул поводья, останавливая размеренную поступь верблюда.
Он замер, будто увидел вдали что-то опасное, и теперь задумчиво решал стоит ли продолжать путь…
– Повелитель? – осмелилась поинтересоваться его самочувствием «лучшая любовница».
– Нам приказано вернуться… – с какой-то детской обидой произнес он. – Ладно, разворачиваемся.
Перестроения в караване не заняли много времени, и через несколько минут, мы вновь плелись по белой пустоши, но уже в обратную сторону.
– Ты что-нибудь понимаешь? – шепотом, чтобы не услышали надзиратели, спросила у меня Кассия.
– Относись к этому как к затянувшейся прогулке, – отозвался я. – Походили несколько дней и вернулись.
Девушка поджала разбитые губы, затем тряхнула спутанной гривой:
– Нет, тут все намного хуже. Скорее всего нас собирались обменять, а теперь передумали, узнав о нашей истинной ценности.
– И какая же у нас ценность? – почти весело поинтересовался я.
Она немигающим взглядом уставилась в какую-то точку на горизонте.
– Мы… то есть я, слуга Альтаира… Он пытался нам как-то помочь, а теперь все сорвалось. Да. Это единственное объяснение.
– Знаешь, я бы не был бы в этом столь уверен. Прошло столько времени, а твой ненаглядный так и не появился. Скорее всего, ты для него никто. Обычная демонесса, которых в этом мире пруд пруди.
Кассия взглянула на меня зло, но отвернулась, так ничего и не сказав.
Через несколько часов демоны остановились на привал, а у меня к этому времени был готов план побега. Осталось только разобраться с Кассией. Бросить ее здесь не получится – цепи на руках с нас никто не снимал, но брать с собой тоже приятного мало, эта лицемерная тварь в любой удобный момент может ударить в спину.
Сейчас она сидит поставив локти на коленки и подпирает голову ладонями, вид у нее такой жалостливый, что хочется ее утешить, приободрить, защитить, однако когда она окажется на свободе, ее поведение разительно перемениться… Но другого выхода не оставалось. Придется рискнуть.
– Кассия, – прошептал я ей в самое ухо. – Я могу портануть нас отсюда.
Она посмотрела недоверчиво, но все же шепнула:
– Как? Ты ведь лишен способностей.
– Они не обновляли ритуал уже несколько дней, я чувствую, что могу дотянуться мыслями до портала…
– Куда?
– Назад. А точнее вперед – ближе к замку. Вчера мы проходили мимо кочевого племени. Они прятались, их никто не заметил. Но я все же учуял. Я ведь чувствую души людей. И там есть несколько порталов – наверно их юрты. Ты со мной?
Она кивнула:
– Это лучше чем ничего. Хоть какой-то шанс.
В тот же миг, воспользовавшись тем, что все надзиратели были заняты обхаживанием повелителя, я портанул нас на день пути ближе к замку. Что же поделаешь – других порталов в округе не чувствовал, а «запомнившихся» мне в этом мире и не было. Сразу, как только меня выпустили из пространственной темницы, я попал в замок Повелителей – никаких дверей я в этом мире не видел.
И поэтому, когда увидел себя скованного цепью с Кассией в огромном шатре, и в окружении нескольких десятков враждебно настроенных варваров, не почувствовал особого огорчения. Выбора все равно ведь не было.
Нечесаные громилы с огромными секирами тем временем брали нас в кольцо…
Номата уже третьи сутки бродит по полю смерти. Она не ест, не спит – все ее мысли связаны лишь Кан-Альтаиром. Но она не одна среди этого царства мертвых. Днем по полю медленно передвигаются телеги с командами могильщиков и патрулируют стражи не допускающие мародерства, ночью – разрозненные, иногда вооруженные группы любителей легкой наживы. Странно, но ни те, ни другие ее не гнали. Проходя близко, они почему-то сочувствующе кивали, а иногда даже низко кланялись. Почему они ведут себя столь непонятно? Номата не знала. Да и ответ ее не интересовал. Все ее мысли заняты лишь Кан-Альтаиром.
Настает очередной рассвет, но она этого не замечает. Высоко подняв факел, бродит среди трупов и вглядывается в лица. Иногда ей приходится ворочать гниющие останки, разбирать сваленные друг на друга тела. В такие моменты в воздух обычно поднимаются тысячи огромных черных мух, а наевшееся, так что не в силах взлететь, воронье продолжают следить за ней одним глазом и одновременно протестующе каркать. Номата задыхается от вони, но продолжает свое дело.
Время от времени она напевает себе под нос песню, которую так любила ее мать:
Ангелы и демоны смеются надо мной,
Кружатся будто вороны, над моей душой,
Не зна-а-а-ет сча-а-стья образ мой…
И хотя смысл песни от нее ускользает, но зато она всколыхивает память о матери. Мама была похожа на нее, внешностью и характером. Разве что глаза не были цвета осенней листвы.
– Я принес тебе поесть, – раздался рядом незнакомый голос.
Номата подняла голову и увидела перед собой человека в куртке из дубленной кожи, его лицо носило признаки веселого характера, но сейчас оно было серьезным.
– Передохни немного, – предложил он, протягивая горшочек с чем-то вкусно пахнущем. Странно, но даже окружающий смрад не мог заглушить этот чудный аромат. – Жена приготовила специально для тебя.
Номата поблагодарила кивком и взяла горячий горшок в руки. Ей нужна эта пища чтобы восстановить силы, ей нужны силы, чтобы продолжить поиск.
– Я тебя не знаю, – утвердительно произнесла она.
– Зато я знал твоего демона. Во время обороны ворот, я стоял с ним плечом к плечу. Я смеялся над ним, издевался, а он даже не рассердился. Словом, хороший парень… Хм, получается, что он спас не только город, но и меня, тем что отправил ополчение к другим воротам. Кстати, его можно опознать по рубиновому браслету на руке – главное чтобы первыми до него не добрались мародеры… Ой прости! Я верю, что он жив, просто сказал на всякий случай…
Помявшись немного, он скомкано попрощался и, оставив девушку наедине со своими мыслями, поплелся обратно в город.
Номата проглотила жаркое практически не жуя, аккуратно поставил горшочек на землю, пошла к следующей груде тел и вновь принялась напевать вертящийся в голове странный мотив.
Не знает счастья образ мой…
