Но Олиф так не могла.
— Сиди и помалкивай, девка. Иначе сейчас и тебя заберем.
Она уже хотела злобно огрызнуться, мол «Давайте!», но не стала. Потому что знала — этим она сделает только хуже.
Ее старого соседа вытолкали за дверь.
И больше Олиф его не видела.
Время тянулось мучительно долго. Сидеть на холодном полу было невыносимо, и Олиф принималась расхаживать туда-сюда. Однако, когда она в очередной споткнулась обо что-то и чуть не расшибла и без того израненный лоб, просто села и начала раскачивать из стороны в сторону.
Подвеску, что уронил дед, девушка сперва бережно держала в руке — на случай, если старик вернется, но спустя некоторое время стало ясно — сюда уже точно не вернется, и девушка просто надела ее себе на шею.
Наконец, когда Олиф уже думала, что еще чуть-чуть, и она начнет всерьез общаться со светожелами, тюремная дверь хлопнула.
Перед ее камерой стоял Ринслер. Вроде бы все такой же: встрепанный, с заросшей щетиной, чуть сгорбленный, больше напоминающий амбала… но все-таки уже другой.
— Ну что, нравится тут сидеть?
— Нет, — ответ вышел довольно хриплый.
— Очень жаль, а то посидела бы тут еще чуток.
Девушка не сводила с него пристального взгляда, пытаясь понять, как за вот за это можно добровольно жить отдать.
— Вы меня отпустите? — голос упрямо не слушался. Олиф почувствовала себя семидесятилетней старухой.
— Не знаю. Извинишься, может, отпущу. — Ринслер откровенно издевался.
Девушка не ответила. Хотя этого, в общем-то, и не требовалось. Дверь камеры открыл не пойми откуда взявшийся Песчаник и вытащил девушку наружу.
— Давай, я жду, — поторопил мужчина, после минутного молчания.
— Прости.
— Мы с тобой не закадычные друзья, чтобы ты ко мне на «ты», — огрызнулся Ринслер.
— Извините, — поправилась девушка.
— Нет, не пойдет. Больше искренности.
— Мне очень жаль, что я так поступила. Я прошу прощения. — Своим словам Олиф не верила, и остальные, похоже, тоже.
— На колени, — вдруг сказал бывший друг Лекса.
— Что? — опешила девушка.
— На колени. Извиняйся на коленях.
Она не шелохнулась. Тогда к ней сзади подошел Песчаник и, больно заломив руку за спину, заставил ее чуть ли не лбом поцеловать землю.
— Проси прощения.
В этот момент Олиф подумала, что Лекс поступил правильно, оставив эту тварь гнить здесь.
— Прошу прощения.
— Не слышу мольбы.
— Прошу прощения, — буквально простонала девушка.
— Больше искренности, — зло прошипел Ринслер.
Она вскинула голову и злорадно выплюнула:
— Прошу прощения, дорогой! — За что сразу получила хлесткую пощечину, причем большая ее часть пришлась на губу.
— Я сказал: больше искренности, — отрывисто повторил мужчина.
И в этот момент Олиф почувствовала, как впервые за долгое время на глаза наворачиваются слезы. В последний раз она плакала в тот день, когда умерла мама. Больше слез не было, как будто там, в глазах, образовался барьер. Кто бы мог знать, что он позорно падет, стоит только унизить человека. Хорошо унизить. Можно даже сказать — достойно.
На полу образовались два мокрых пятнышка.
— Я совершила страшную ошибку. Я не знала, что вы, оказывается, настолько умный и смелый. Я хотела насолить, но вместо этого получила хороший урок. Простите меня, я больше никогда так не поступлю… простите, — и ударилась лбом об пол. То ли обессилев, то ли признавая свое поражение.
— Так-то лучше, — ухмыльнулся Ринслер.
Крепкие осыпающиеся пальцы наконец-то отпустили затекшие запястья девушки.
Мужчины вышли. На удивление, они не стали приказывать ей идти за ними, просто молча закрыли за собой дверь. Видимо понимали, что после такого унижения ей нужно время, чтобы хорошенько прореветься, а потом успокоиться, и выйти к ним с уже сухим, бесстрастным лицом. Лишь покрасневшие глаза могли выдать ее состояние. Но в глаза ей никто не смотрел.
Ринслер шел впереди, Песчаник сзади. Куда ее вели, она не знала, да и не особо беспокоилась об этом. Может, туда же, куда недавно отвели старика из соседней камеры, а может, обратно к «лапочкам». Это было уже действительно не важно.
Однако привели ее совершенно в другое место. Тут Олиф никогда не была. Преодолев несколько темных тоннелей, они попали в огромное, просто огромнейшее помещение, к тому же такое длинное, что пока дойдешь до другого конца свалишься с ног от усталости. По краям этой «площади» распологалось что-то вроде загонов, только не для лошадей, а для любимых «питомцев» Песчаников — Бронированных Змей. Вокруг них копошились женщины с ведрами, и усердно чистили каждую змею.
— Макс, — позвал кого-то Ринслер, — теперь вот эта, — он ткнул пальцем в вздрогнувшую Олиф, — переходит под твою ответственность. Ты знаешь, что делать.
Фраза «ты знаешь, что делать» обычно не предвещала ничего хорошо, поэтому, когда тощий, с отсталым выражением лица, Макс, приблизился к девушке, она невольно напряглась.
Ее сопровождающие удалились, оставив их один на один. Олиф поймала себя на мысли, что лучше бы ее оставили наедине с Ринслером, чем с этим Максом. Впалые глаза парня и нос закорючкой создавали самое неприятное впечатление.
— Привет, я Макс, — занудно проговорил тот, — теперь ты будешь вместе с нами мыть змей. Это очень ответственная работа, эти животные очень чувствительные, в особенности, когда дело касается воды! Ты должна относиться к ним с любовью и заботой! Сперва чешуйчатую кожу нужно намылить мылом, но для них оно очень жесткое, поэтому обязательно обмакни его в спирте. Это вон в том коричневом бачке, — парень ткнул пальцем куда-то в сторону. — Потом уже другой тряпкой! Обязательно другой! Нужно смыть все мыло, затем еще раз окатить новой, свежей водой. Не забудь, пожалуйста, что воду нужно будет поменять, чтобы уж точно смыть все мыло. Каждый день змеям обязательно нужно чистить клыки, но делать это нужно очень осторожно специальной щеточкой, и смотри, чтобы рука не касалась клыка — они выпускают яд. Потом приходит время кормежки. Ты моешь одного змея, иногда, если кто-то не может позаботиться о своей «ласточке», — он сказал это так нежно, что девушку передернуло, — то тебя могут попросить помыть кого-нибудь другого. Но в основном у тебя один змей. Кормить их нужно пять раз за двадцать четыре часа, то есть ты всегда должна находиться рядом с ним. Поняла? Эй, ты слышишь меня?
— А? Да, да, конечно. А они не лопнут от такой заботы? — не удержалась Олиф.
— Лопнут? — испугался впечатлительный Макс, тут же представив себе картину, как змей ростом в два человека, лопается на глазах у Песчаников. — Ты что?! Не смей даже говорить так!! Это же будет просто ужасно!! Да Хозяин знаешь, что с нами сделает?!
