За цепь потянули сильнее, когда звенья стянулись на шее, перекрывая путь к кислороду, и тогда она вскрикнула, нарушая всеобщий покой благоденствия. Несколько ликов повернулись в сторону гнетущего и низкого создания, слуги обронили широкие злотые блюда, полные яств и изысканных фруктов, за что девушка получила тяжелый удар по затылку от мужчины, крепко удерживающий ее рабские оковы. Ей казалось, что заостренным камнем раздробили кости, и горячий рябиновый поток стекал на шею, окрашивая оголенную спину соцветием багряных пионов, заставивший ее съежиться и безвольно пасть лицом на влажные полы, по которым лилась холодная вода.
— Поднимайся, — приказал ей грозный, стальной голос, доносившийся издалека, разносившийся в сознании болезненным эхом. — Такое отродье не омрачит своими нечистотами священные потоки воды, — ее вновь ударили наотмашь, и она готова была поклясться, что расслышала звук хруста у себя на переносице, но из-за резной агонии, простреливший виски, она не могла связно мыслить.
Мужчина, возвышающийся над ней, помедлил, но Айыен слышала, чувствовала в глубине теней, как искривляется его грубое и жестокое лицо в подобие гримасы, извращенное усмешкой:
— А если же не пойдешь сама, может быть, один из наших прислужников принесет корзину со змеями, как в прошлый раз, только на этот раз, мы принесем аспидных хранителей больших размеров, — шипел он, как один из ночных демонов, что блуждали в ветровых бурях, когда поднимались песчаные дюны, образуя темно-алые завихрения горячих равнин, неся с собой погибель и отчаяние всему живому. — И я полюбуюсь, как они вгрызаются в твою плоть, проникая под кожу своими склизкими и черными телами, ползая вдоль твоих внутренностей, возможно одному из них понравится твой желудок, и он совьет себе гнездо для будущих отпрысков, которые потом будут просачиваться из всех твоих отверстий.
Айвен передернуло на полу, и она прижимала к себе больные кисти рук, содрогаясь всем телом. Озноб тронул горьким огнем незажившие и уродливые глубокие шрамы на ее ногах, и каждый раз она вспоминала, как голова змея с обсидиановой шкурой проникала внутрь, как острые резцы вырывали голеностопный сустав, и как от крика боли у нее рвались связки в горле.
— Если ты и дальше продолжишь ее так молотить, то она умрет прямо здесь, перед всеми нашими благородными достопочтимыми гостями, так и не представ перед своими хозяевами, — раздался тихий и спокойный мужской голос, позади нее. — И тогда владыка собственными руками сдерет кожу с тебя и всего твоего рода за невыполнение приказа. Не так часто дворяне запрашивают подобный товар, предлагая такие деньги. Немедленно отпусти девушку, тебя просили в целости доставить ее в покои владыки. Я же должен констатировать, что ты с заданием справиться не можешь. Похоже, что гора мускулов, заменяет здравость рассудка.
— Что с таким отрепьем станется? — возмущенно вознесся мужчина, только сильнее стискивая звенья на ее горле, вены на его запястьях превратились в ползучих бирюзово-голубых змей, так вздернулись мускулы на руках и во всем его мощном стане. — Такая тварь прожила в темнице больше года, и до сих пор не подохла. Видно точно заключила сделку с одним из темных господ, чтобы он соблаговолил над ее телом, душа еле трепыхается в этой жиже костей и крови, но все еще обитает.
— И на то не твоя воля, чтобы душа ее ныне покинула телесную оболочку, потому как я сам буду медленно отсекать тебе конечности, если ты сейчас же не отступишься от несчастной, — человек раскрыл инкрустированный серебряный веер перед лицом, который использовали и как украшение, и как военное орудие. Он скривил свои красивые черты лица не то от зловония, исходившего от ее тела, не то от недовольства из-за поднятого шума, когда покрытые росписями и зелеными гранатами кубки опускались, и люди сходили со своих лож, покрытых леопардовыми мехами, не смея больше выносить сцену с прокаженным существом.
— Ты лишен здравости, и свет покинул тебя, — объявил он уверенным и стойким тоном, в нем было много власти, он сочился соками сладчайшей мелодией. — Если она предстанет перед нашими господами в таком виде, за нее могут предложить меньшую плату. Одному Янусу известно, для чего ее столько времени держал наш владыка и оставлял в живых. Однако же, благо, что снизошло до него милосердие, и она дышит, и за доброту свою он сможет увить красою злата и жемчуга наших прелестниц, что ублажают каждую ночь наших честных визитеров, построить новые дворцы, что будут славиться и сиять больше прежних. Только представь, что произойдет, если ты своими неловкими пальцами переломаешь ей кости, и она умрет, — он взмахнул длинным серебристым веером, и металлические венцы сошлись в прямой заостренный кинжал. — На мой взгляд, смерть для тебя станет отрадней счастливой обители.
— Что мне слово одной из тех же шлюх, Асир? — процедил сквозь передергивающиеся желваки мужчина. — Иди и согревай постели старых дев, что наведываются к тебе под полог алого шатра и расстилай шелковые простыни для тех вельмож из высшего света, что прокрадываются к тебе в покои, как воры, чьи стоны разносятся по всему алмазному дворцу в час тигра.
— Ох, — томно вздохнул мужчина, прищелкивая языком, и отводя серебристый веер в сторону, от которого протекал воздушный вихрь, — но я приношу хорошую прибыль за свои услуги. И нужно заметить, что платят мне за удовольствие не только деньгами, но и воздушными кораблями, лучшими восточными жеребцами, которых не сыскать, ни в одной китайской провинции и даже в блистающем Сионе среди стойл в дворянских домах. Но прежде, чем ты покажешь мне свои мускулы или сделаешь шаг в мою сторону, я хотел бы тебя предупредить, что мое красивое лицо стоит дороже твоей уродливого и неухоженного лика. Ты будто одел на себя самую безобразную маску прокаженного, возможно. Небеса так наказывают тебя за твои злые поступки. Одумайся, пока не поздно, мой друг. К тому же, — прошептал он, приблизившись вплотную к стражникам, и пачкая свои белые бархатные туфли с серебряной вышивкой о ее кровь, — у тех же влиятельных господ, которых я покрываю ночью поцелуями, есть те, кто с удовольствием бросит тебя разъяренным и оголодавшим волкам или в темницу, полную огня. Поэтому тебе решать, как поступиться правильней, — он вновь улыбнулся, и длинные бусы, свисающие на его тунику оттенка светлого тиса, засверкали аметистом.
— Девушка пойдет со мной, я не позволю тебе осквернить репутацию одного из лучших красных домов Империи. Я и мои прислужницы подготовят ее к аукциону. Неужели ты думал, что высшим господам понравится наблюдать на оголодавшее и изможденное создание. Так и вовсе откажутся от торгов, и даже нашего хлеба не испробуют, как и не сделают глотка красного вина из наших виноградников.
