Упершись руками в пыльную шелковистую плитку кухни, она изо всех сил боролась с подступающими слезами… и с чем-то еще. С чем-то более темным.
В церкви ее горе по семье было чисто теоретическим, туманом воспоминаний и грез. В трейлере печаль была настоящей. Даже по отцу, чей запасной ремень лежал свернутым в углу, она чувствовала безмерную печаль.
А Бет всегда так ненавидела грусть. Это заставило ее напрячься, сжаться… и это напряжение уступило место уродливому, самозащитному страху. Она не могла выносить этот трейлер и воспоминания, которые его засоряли. Она скорее сдерет с себя кожу, чем проведет здесь еще хоть мгновение.
Свет слабо просачивался сквозь закрытые ставнями окна трейлера. Бет подошла к раскладному дивану, на котором спала с Агнес. Теперь их кровать казалась слишком маленькой. Тесной и грустной. Она принялась яростно рыться в поисках дневника, но не удивилась, обнаружив, что он исчез. Кори подошел и встал рядом с ней, все еще нервно потирая бедро.
— Агнес забрала мой дневник, — тупо повторила она.
— Но почему?
— Наверное, она думает, что со мной покончено.
— Она всегда тебя недооценивала?
— Что ты об этом знаешь? — Она резко повернулась к нему. — Ты даже не знаешь, как она выглядит!
Он успокаивающе поднял руки.
— Ты знаешь, что я подумывала о том, чтобы попросить ее сбежать со мной несколько месяцев назад? — Она сердито посмотрела на их смятые простыни. — Но я никогда не спрашивала, потому что боялась, что она откажется. Я была трусихой.
— Ты хотела убежать? Только вы вдвоем?
— Я хотела, чтобы дети тоже сбежали с нами. Иезекииль, Сэм, близнецы.
— Тебе никогда не приходило в голову спросить меня? — Она услышала боль в его голосе, такую грубую и ясную.
Бет вспыхнула, потому что, по правде говоря, она никогда даже не думала просить Кори бежать с ней. Она просто решила, что он слишком верующий.
— Прости, — пробормотала она. — Я не знала тебя так хорошо.
— Нет? — Он казался таким несчастным, что она не могла на него смотреть. — Я думал, что знаю тебя.
Она с трудом сглотнула, затем снова засунула руки под матрас.
«Ищи, перерывай».
И там, на месте дневника, лежала записка, которую, как она всегда знала, оставила бы на всякий случай Агнес.
Ее пульс стучал, как бешенный, когда она поднесла листок к затухающему свету. Пылинки кружились и мерцали.
«Дорогая Бет.
У меня есть сотовый телефон. Длинная история.
Номер телефона — 555-9801.
Люблю, А».
Скоропись воскресной школы Агнес выглядела нехарактерно неряшливой, свидетельствуя о ее спешке и безумном страхе. Бет посмотрела в сторону спальни, где отец хранил опасные вещи.
Например, винтовки.
Или сумасшедшую мать.
Или телефон.
Только отец пользовался стационарным телефоном. Он звонил мистеру Хирну, расспрашивал о случайной работе, или о том, что он должен привезти на Пасхальную ярмарку, или где можно дешево купить подержанный грузовик.
— В этом месяце никто не платил по счетам, — вслух забеспокоился Кори. — А что, если…
Но Бет уже спешила в спальню, репетируя то, что она скажет сестре, пока адреналин бежал по ее венам.
«Агнес, ты должна вернуться домой. Я думаю, ты можешь спасти их — близнецов, маму, Сэма. Если ты вернешься, то сможешь спасти их всех».
Она подняла черную трубку. Та была скользкой и пугающей. Запретной. Гудок злобно застонал ей в ухо.
А что, если Агнес не ответит?
Что, если она уже начала новую жизнь Извне и откажется подвергать ее опасности, вернувшись в это проклятое место?
«На ее месте я бы точно не стала этого делать».
У Бет вспотели крылья носа. Она провела по ним рукой и уставилась на потрепанные мамины занавески. Переломанные пластинки с мирской музыкой все еще лежали под магнитофоном, словно зазубренные осколки разбитого сердца.
— Бет? Бет, ты можешь набрать номер?
Она сделала глубокий вдох, задыхаясь от консервированного воздуха трейлера. Затем принялась стучать по кнопкам, неуклюже нажимая не те цифры. Ее пальцы казались толстыми и бесполезными. Она не могла сделать эту очевидную и простую вещь… набрать номер сестры.
Она не могла.
Кори положил руку ей на плечо.
— Агнес вернется, вот увидишь. И все будет в порядке.
— Ты действительно в это веришь?
Его глаза казались старше. За эти последние недели он изменился.
А как же она? Неужели она тоже изменилась?
«В лесу я чуть не дала ему умереть, — с тоской подумала она. — Какой человек на такое способен?»
В глубине души она беспокоилась, что осталась всё той же ужасной, недостойной личностью. Она хорошо поработала, присматривая за Кори. Но что, если это просто лак поверх старой краски? Что, если она не заслужила ни Агнес, ни ее благословения?
— Нет смысла звонить. — Отчаяние душило ее. — В этом нет никакого смысла.
— Бет, — сказал Кори. — Она твоя сестра. Просто поверь.
Кончиком указательного пальца она набрала номер и поднесла гладкую трубку к уху. Кори прижался к ней своим заросшим щетиной лицом, слушая, как идут гудки.
«Ну же, Агнес, я не знаю, сколько времени осталось у детей».
Гудки.
«Давай, Агнес, ответь!»
Гудки…
— 47-
АГНЕС
Ты можешь винить Бога за красную трагедию,
но приблизит ли это тебя к её пониманию?
АГНЕС, РАННИЕ СОЧИНЕНИЯ
В середине дня в кармане платья у Агнес настойчиво зазвонил телефон. После пятимильной прогулки по удушающей жаре они разбили палатки, чтобы отдохнуть от палящего солнца. Агнес отдыхала рядом с Зиком, но заснуть не могла.
Уровень глюкозы в крови — 29 ммоль/л.
В тот день она начала видеть страдание в его глазах, глубокую усталость. Было жалко смотреть, как он пытается скрыть свою боль. Она знала все его рассказы.
Хотя ходьба снизила бы уровень сахара в крови, Макс нес его на спине последние две мили, потому что Зик начал спотыкаться.
Но Агнес не испугалась. Не испугалась.
К этому времени она уже достаточно хорошо понимала, как действует страх, и понимала, что не может позволить себе открыть ему дверь, даже чуть-чуть приоткрыть ее. Как только страх возьмет верх, он сорвет дверь с петель.
Бзззз… Бзззз…
Агнес озадаченно нахмурилась. Как она могла получить телефонный звонок? Все, кого она знала в этом мире, уже были с ней.
На мгновение воцарилась тишина. Может, ей показалось?
Снова послышалось жужжание. Ей звонили по телефону.
Она с трудом поднялась на ноги. Лодыжки словно кто-то избил свинцовой трубой, и Дэнни пришлось сдернуть сапоги с ее опухших от ходьбы ног.
И от жары. Агнес жила в ней всю свою жизнь, но никогда не страдала. Никогда не подвергалась ей час за часом бесстрашия. Каждый дюйм ее кожи жгло. Она чувствовала себя мягким, хрупким, белобрюхим созданием, которое какой-то дьявол отскреб наждачной бумагой.
Полностью проснувшись, она полезла в карман за телефоном. Если шум разбудит Иезекииля, который так нуждался в отдыхе, она заплачет.
Она не узнала номер, но, с другой стороны, Дэнни или Матильда были единственными номерами, которые она могла узнать.
Она ткнула пальцем в экран.
— Алло?
Искаженные помехи.
— Кто это?
Похороненный в этом белом шуме, тихий, испуганный голос. Женщина? Девушка?
Может, это… Нет, это же невозможно…
Ее телефон отключился. К её уху был прижат кусок холодного металла.
Она выскользнула из палатки под палящее солнце, направляясь к походной печке и белым пластиковым шнурам.
— Эй. — Джаз с винтовкой на коленях высматривала каких-то тварей. — Что случилось?
— Я должна зарядить его, но моя рука…
— Вот. — Джаз взяла телефон из ее забинтованной руки. — Я всё сделаю.
