пробормотал Павел, смотря перед собой. Снова в глаза кинулся убористый почерк Игната Ледовского, сбивая его с толку, заставляя отвлекаться на мысли об отце. И вдруг, внезапно что-то щёлкнуло.
— Барташов, — тихо и уверенно произнёс Павел и покосился на дневник. Вот в чём дело, вот она, разгадка.
— Барташов? — Борис непонимающе уставился на друга, потом метнулся к столу и стал снова нетерпеливо перебирать копии листков. — Барташов, где-то я видел, кажется… Чёрт, не тут. Да где, мать его!
Но Павел уже понял. Эти строки, кажется, навсегда врезались в его память, как будто кто-то нацарапал их там по живому ржавым гвоздём.
«Ликвидация прошла успешно. Место ликвидации — квартира А. Ставицкого. Приговор приведён в исполнение Г. Савельевым. Свидетели — Л. Барташов и К. Ставицкая (в дев. Андреева) с детьми».
Савельев потянулся, извлёк нужный листок и молча положил перед Борисом, ткнув пальцем в нужное место.
— Свидетель — Л. Барташов, — прочёл Борис и уставился на Павла в упор. — Л. Барташов. Кто такой этот Л. Барташов? И что он там делал, в квартире твоей бабки?
— Не знаю, Боря. Не имею ни малейшего представления. Я не очень в курсе своей родословной. Возможно, он был каким-то родственником. Или просто другом.
— Твою ж мать! — выругался Литвинов, и снова заметался по комнате. — Да что ж за тайны мадридского двора. Все эти семейные связи столетней давности, сам чёрт в них не разберёт. Да и вообще, ну даже если и родственник. Вдруг. Сейчас-то это какое имеет значение? Этот Барташов из дневника должен быть глубоким старцем, если вообще жив, конечно. А инженеру этому лет сколько?
— Около тридцати-сорока, точно не знаю. Может быть, он сын или внук того Барташова? Но причём тут Рябинин? Бред какой-то…
— Бред, не бред, но ничего другого у нас нет. Надо рыть информацию про этого Л. Барташова, будь он трижды проклят. Кто может об этом знать? Ну? Может, ещё какие родственники у тебя есть, кто интересовался семейной историей.
— Нет у меня никого. Кроме Серёжи Ставицкого. Он как раз сын брата моей матери. То есть, одного из этих детей, при которых мой отец убил…
— Стоп, Паш! Не об этом! Потом будешь страдать, если уж без этого никак. Сейчас подумай. Ставицкий может это знать? Ну, может, он генеалогию вашу изучал в свободное время?
— Да откуда я знаю? Мы с ним особо близки не были. Ни о чём таком Серёжа при мне не говорил. Ты считаешь, что мы должны на него выйти?
— Может, и должны, — Борис остановился и задумался. — Это как раз может решить нашу проблему, всё-таки Ставицкий — член Совета. Но нет, Паша. Эх, чёрт, раньше я бы в два счета. Один звонок — поднять архивы записей актов гражданского состояния, нарыть все по этому Л. Барташову. Да я и сам бы в тех записях покопался. Может, всё-таки рискнуть, позвонить кому-то из своих, не всех же ты там у меня разогнал.
— Нельзя, Боря. Слишком опасно. И сядь ты уже наконец, надоел по комнате бегать. У меня уже голова от тебя кружится.
Борис нехотя подчинился, а Павел, придвинув к себе листок, принялся задумчиво водить по нему карандашом. Боря прав — надо поднимать архивы, смотреть акты, искать этого Барташова, чтобы выяснить, каким макаром он связан с его семьей и с семьей Рябинина. И с этим инженером, будь он неладен, хотя он тут с какого боку — совершенно непонятно. Беда вся в том, что в архивы эти так просто не попадёшь, у них в Башне у каждого ведомства свои секреты. Оно, конечно, и правильно, но сейчас совсем некстати.
— Человек нам нужен из моего сектора, — угрюмо сказал Борис, отвлекая Павла от размышлений. — С допуском к архиву. Поэтому…
— Да погоди, Борь, — Павел уставился на друга. — А ведь есть у нас с тобой такой человек. Есть! Который, кстати, безо всяких подозрений может ходить по всему административному сектору, да и с архивными документами должен уметь работать. Этому, кажется, стажёров учат. И допуск у него должен быть… Положен же стажёрам допуск?
Павел намеренно выделил голосом слово «стажёр», хотя Борис уже и сам догадался, куда он клонит. Идея это явно пришлась ему не по душе — на лице Литвинова появилось знакомое упрямое выражение. Но Павла сейчас упёртость Бориса мало интересовала. Поупрямится и перетопчется.
— Некоторым положен, смотря, где стажируется, — медленно сказал Борис.
— Насколько я помню, Поляков стажируется у Кравца. Так как у него с допуском?
— Нормально у него с допуском должно быть, — Борис скривился. — То есть ты вот так прямо и хочешь…
— Хочу, Боря, — перебил Павел Бориса. — Хочу. И не просто хочу, а сделаю.
И словно в ответ на его слова в дверь постучали, и сразу следом за стуком в комнату заглянула Катюша.
— Извините, пожалуйста, — девушка виновато улыбнулась, и на круглых румяных щёчках заиграли весёлые ямочки. — Я зашла спросить, Павел Григорьевич, вы как? Вам ничего не надо?
— Нет, Катюша, спасибо. Всё хорошо, — Павел почувствовал, что невольно сам улыбается в ответ на улыбку этой милой девочки.
— Ну, тогда я пойду. У меня смена заканчивается. Чуть попозже Кирилл придёт, он вам перевязку сделает. Хорошо?
— Хорошо, конечно.
Павел повернулся к Борису и внимательно посмотрел на друга. Он не спрашивал его разрешения, всё, что надо, он уже озвучил — Павел просто просигналил Литвинову взглядом, что сделает то, о чём задумал. Борис деланно равнодушно пожал плечами.
— Погоди-ка, Катюша, — девушка уже собиралась упорхнуть, но звук его голоса остановил её. — Ты очень вовремя зашла. Скажи, Катюша, этот твой друг, Поляков… Он сейчас случайно не в больнице?
— Саша? — Катя вспыхнула, и её лицо озарилось таким неприкрытым детским счастьем, что Павел даже невольно позавидовал — такие искренние и сильные чувства могут быть только в ранней юности. Чем, интересно, этот Поляков заслужил такое? — Да, Саша там, в раздевалке, меня ждёт. Он вам нужен?
— Именно, Катюша. Можешь нам позвать своего Сашу? Не волнуйся, мы его надолго не задержим. Минут на десять-пятнадцать. Ты же не расстроишься, что мы у тебя кавалера забираем?
