Скалится, а между тем ищет взглядом что-то, что сгодится для защиты, и в то же время боится отвести взгляда от того, чьё кольцо теперь жмёт ей палец.
— Не смей.
Сэт тяжело вздохнул, опустив руки. Такая красивая — и такая бестолковая… Рассыпанные по плечам тяжёлые кудри, пухлые губы, строптивый взгляд и стройная фигурка под лёгкой рубахой — всё это рождало низменное желание овладеть, физически обладать этим… Лиса забилась к изголовью кровати и скалилась на него из дальнего угла.
— Иди сюда, — присев на край кровати, поманил её к себе Сэт. Он впервые показался ей обнажённым по пояс, и кожа его в оранжевом полумраке каминного освещения была испещрена белёсыми шрамами. Князь Росомах был зверем, вышел живым из многих схваток, что ему стоит сладить с лисой? Но нет. Сидит и пытается прикормить, погладить. — Не бойся меня, — в голосе появились совершенно новые нотки. Так урчит росомаха — низко, хрипловато, но вкрадчиво. — Я тебя не обижу. Иди, — продолжая манить рукой, смотрел ей в глаза князь.
Гордость Кайры столько раз облилась кровью, что хватит омыть земли княжества несколько раз и напоить иссохшие деревья в лесу. Даже из страха за младшего брата, она не находила в себе сил совладать с эмоциями и поступиться собственными принципами. Кайра не замечала очевидных истин, ласка в голосе воина тонула в её страхе, прикрытом гневом.
Лиса не замечала, что, вжимаясь в изголовье, неотрывно смотрит в глаза росомахи не только из желания показать, что ей не страшно, что она сильнее. Не тронь — укусит. Не приближайся — её рана ещё слишком свежа, а жажда смерти велика. Боль гложет и пока что именно он — причина её рухнувшего мира.
Усмехнувшись, Сэт отвлёкся от неё.
— Ты думаешь так просидеть всю ночь, скалясь на меня из-за угла? — поинтересовался он, сбрасывая с ног сапоги. — Я теперь твой муж, — он бросил на девчонку короткий взгляд, расстёгивая наконец ремень. Она была едва ли не вдвое младше него — кровь с молоком, вчерашняя девочка, которая едва успела променять тряпичных кукол на все ошибки юности.
Выпалить очередную гадость у Кайры не вышло. Словно не замечая её, князь продолжал стоять на своём. На её глазах сильнее открывается мужское тело и то, что ранее не бралось во внимание, сбило с толку. Он мог заметить её взгляд, скользнувший по мужскому телу, словно именно сейчас, забывая о распрях, она впервые увидела его перед собой, опуская надменность. Всего пару секунд перед тем, как она, фыркнув, отвернёт лицо и закроет глаза, не желая смотреть на убийцу.
Лиса знает, что ей некуда бежать, что ей не хватит сил воспротивиться его воле, но не хочет подчиняться. Этот обряд для неё ничего не значит — она его не желала. И всё же… Даже сейчас, не смотря на него, она чувствует, как в груди клокочет гнев, а его, будто пытаясь всеми силами перекрыть, устилает странное тепло. За гневом Кайра не замечала многое, но теперь явственно слышала собственное отрывистое дыхание; слышала, как беспокойно бьётся в груди сердце, а тело будто само не желает подчиняться внутреннему озлобленному зверю.
Сбросив штаны, князь Росомах предстал перед ней обнажённым, и, не обращая внимания на то, что голого мужика она, вероятно, видит первый раз в жизни, приблизился к ней и протянул руку — погладить по щеке.
— Кайра…
Достаточно вновь услышать голос мужчины, чтобы одарить его всё тем же непокорным взглядом. Она отпрянула от его руки, грубо оттолкнув её от себя, не позволяя коснуться.
— Не бойся меня, — вновь вкрадчиво попросил Сэт, приближая ладонь к её лицу и внутренне ожидая удара.
— Не прикасайся, — рычит, но голос дрожит и звучит слишком тихо, будто сама не верит в свою силу.
Он услышал, как в её голосе надтреснуло сопротивление, крошится, осыпаясь пеплом. Девчонка не хотела приближаться к нему, но не могла совладать с собой — дурман путал сознание и пьянил тело, разум и плоть никак не могли найти общий язык, сбивая лисичку с толку. Удар девчонки получился слабее, чем мог быть, и не доставил Росомахе никакого вреда. С досадой стиснув зубы, Сэт позволил вспыхнувшему гневу прогореть и вновь поднял на свою жену чёрные глаза, в которых плясали отблески пламени, которое обещало ей всё что угодно — и согреть, и обжечь в случае неповиновения.
Кайра ожидала нового удара. Сердце быстрее забилось в груди, разгоняя кровь по телу. После того, как на её глазах, от его руки погибли её мать и отец, она ожидала худшего, видя перед собой лишь монстра в облике человека. Ничего не изменилось. Кайра отчётливо видела, как в его глазах гнев зарождается и угасает, не обрушив на неё всю силу князя.
Другую реакцию она приняла бы, но каждым своим поступком он ещё больше путал сознание беспокойной лисы. Больше пугал своей осторожностью и стремлением сгладить каждый её рык, будто наделся, что она нет… не покорится, а позволит ему к себе прикоснуться.
— Не сопротивляйся мне.
Широкая, горячая мужская ладонь легла чуть выше её колена и медленно двинулась вверх, сдвигая за собой подол сорочки… Внимательные глаза следят за её реакцией — что она выкинет?
Лёгкое прикосновение; Кайра чувствует, как кожу обжигает жаром. Один короткий импульс и всё её естество напрягается. Лисица теряется, не осознавая, что на несколько секунд сама подставляется под ласку, позволяя ладони касаться её кожи, и с трепетом замирает, ожидая, что будет дальше. Сознание опасливо окрикивает, то утопая в дурмане, то вновь прорываясь через туман. Кайра напрягается всем телом и вновь ускользает от него. Правая рука оказывается на его горле, пальцы едва сжимают его. Взгляд глаза в глаза, но ничего не происходит. У неё будто нет сил сдавить горло, а всё внимание где-то там… внизу, где левая рука, перехватив его за запястье, не позволяет прикасаться к себе. Ей начинает казаться, что она чувствует, как его ладонь, замершая в сантиметре от её бедра, опаляет жаром на расстоянии, и само его тело пышет жаром печей, словно не он уроженец холодных степей.
Опьяненная дурманом лиса, видимо, считала себя способной вступить в схватку с росомахой, но тело её ощутимо подводило. Пока её пальцы коснулась шеи мужчины, он успел подавить инстинктивное желание убить её на месте и подставил незащищенное горло под её ладонь. Взгляд глаза в глаза, он смотрит властно, от него веет опасностью — смотри, Лисица, ты до сих пор жива лишь потому, что Росомаха прощает каждый твой опрометчивый шаг. Слабая ладошка стискивает его руку, отстраняя от бедра, но её сопротивление напоминает попытку отбиться от медведя осиновым прутиком. Он в любой момент может смять её, сорвать с неё сорочку и овладеть ей, но не делает этого — ходит вокруг да около на острой границе между просьбой и принуждением, его ласка неотвратима и неизбежна, словно надвигающаяся ночь.
Слабое сдавливание на шее, будто проба. Кайра не в силах разорвать контакт глаз, в которых будто видит отражение собственной смерти — неизбежное наказание за дерзость, за клыки, что пытаются ранить ласкающую руку. Она надвигается на неё будто гора, закрывая её своим телом, будто надёжным крепким щитом, если покорится, а нет — обрушит на неё камнями расплату, погребая под безымянной могилой из собственной гордости. Рука на его горле сгибается в локте, а попытка причинить ему боль и осуществить месть тает с каждой секундой.
Сэт смотрит ей в глаза по-звериному, держа на коротком поводке нарастающее внутреннее желание, и сокращает расстояние до её лица. Так смотрит змея на жертву, так гипнотизирует хищник свою добычу. Видя в её глазах своё отражение, он чуть склоняет голову и, кольнув щетиной, медленно касается её губ своим дыханием. Целует её недоверчиво, но уверенно, будто не с женой в постель ложится, а ждёт от неё предательства… его губы чуть грубоватые с мороза, дыхание горячее, жаркое, а у самого внутри поднимается нехорошая волна дикого, звериного желания. Дрогнув, его ладонь обжигает прикосновением девичье бедро и нетерпеливо ползёт наверх, задирая сорочку.
Рука Кайры дрожит и крепче сжимает запястье, но не может отстранить, прервать эту ласку, прекратить. Собираясь в грубые складки, ткань сминается, поднимаясь выше. И там, где в мгновение назад холодный воздух лизнул дыханием, след от него смывается жаром прикосновения. Она напрягается всем телом, сжимается, будто всеми силами пытается увеличить между ними расстояние и отстраниться, но куда бежать, если спиной она прижимается к изголовью, а перед ней тёмной опасной тенью нависает росомаха?
