Страх нарастает, давя под весом гордость и желание казаться сильнее, чем есть. Слабые попытки отстраниться, разорвать прикосновение, но даже запрокинув голову, нарушая поцелуй, она всё ещё чувствует тепло от него на губах — будто ужалил. Кто позволил ему прикасаться к ней? Тугим жгучим узлом в напряжении сжимает нутро — мыслимо ли испытывать что-то подобное по отношению к тому, кто отнял у неё привычный мир?
Ладонь княжны ложится на крепкую мужскую грудь, чувствуя под ней линии грубых шрамов, которые в очередной раз напоминают, кто перед ней — воин, закалённый сражениями. Тот, с кем ей никогда не сравниться. Она настолько увлечена, что не замечает, как его сердце бьётся под её ладонью, будоража с каждым ударом, отдающимся в тонкие пальцы. Ей хватает всего одного прикосновения к губам, чтобы вновь оступиться — с болью сжать её зубами, будто желала пролить больше крови. Ладонь, обманчиво-нежно лежавшая на его груди, оставила свежие борозды от ногтей. Этот зверь никогда не покорится. Как бы ни плясал на дне её глаз нарастающий страх, как бы ни сбилось дыхание от адреналина и желания, она всё ещё не желает сдаваться. Всё с тем же вызовом Кайра смотрит в чёрные глаза, зная, что ей не скрыться, так пусть же платит за желание стать ближе собственной кровью и болью.
Зарычав, Сэт грубо стиснул её подбородок в ладони и отбросил в сторону едва ли не пощечиной.
Сама виновата. Ему больше не требовалось её согласие.
Мгновение — и грубые руки легли на девичью грудью нахально и без приглашения. Головокружительное ощущение вседозволенности срывало крышу: Сэт глухо рыкнул, вжимая её в звериные шкуры, его ладонь скользнула промеж стиснутых бедер…
Их знакомство с самого начала — череда глупости и ошибок. Избалованность девчонки возвышалась гордостью и непокорностью над мудростью своих предков и их острым умом. В любой ситуации всегда есть выход, но Кайра, как повелось, была врагом самой себе. Её поступки, действия — не что иное, как плеть в руке, которая бьёт по лицу своего же хозяина. Неужели, дразня своими выходками князя росомах, она надеялась остаться безнаказанной? Не он ли наказал её в прошлом смертями? Одного урока оказалось недостаточно, чтобы в рыжей голове зашевелился здравый ум.
Чем больше она противилась, чем больше рычала и скалилась в ответ на грубость, тем больше давила на неё сила росомахи. Она будто испытывала себя на прочность собственной дуростью, не зная границ, и не осознавая, что дальше — хуже. Глупый ребёнок не понимал, что вынужденный брак и разделенное против воли брачное ложе — меньшее, что могло её ждать. Всегда есть вариант значительно хуже, но осознание приходит с уроком. Жестоким и беспощадным.
От ласк и уговоров не осталось следа, а она, трепыхаясь, с каждым разом чувствовала, как возрастает его сила и власть над ней. Сэт дал ей достаточно шансов выбрать лучший исход для себя, но она не смирилась и оттого в грубости пожинала собою же взращенные плоды.
Конечно, она сопротивлялась. На неё не действовали уговоры, а он порядком устал подавлять непокорную девчонку. Он пошёл на последний шаг, когда решил припугнуть её, расписать её жизнь такой, какой она сложится, если она откажется слушаться. Зачем ему нужна такая жена? Зачем кому-то вообще нужна такая строптивая дурёха? Рабыня будет в самый раз! Он говорил со злостью так убедительно, что сам себе поверил. Она считает его зверем? Поступит, как зверь!
Росомаха надменно следил за движениями лисицы, не надеясь, в общем-то, на благополучный исход. Мысленно он уже оделся и мрачной тенью шелестел в сторону своей берлоги, которая была ему роднее любого устланного шкурами ложа. Попрекнув недобрым словом почившего старого Лиса, он решил, что перевоспитывать рыжеволосую дуреху — не его ума заботушка, а самые страшные уроки он ей уже преподал. В конце концов, не он её родитель, чтобы мудрость в голову вкладывать, обойдётся, и так дел невпроворот…
И ровно в тот момент, когда происходящее окончательно набило Сэту оскомину, лисичка спрятала клыки. А ведь он бы ушёл. Оставил её одну. Дьявол с ней, с дочерью старого лиса, но Сэт пытался. Он надеялся и не знал на что, потому что не желал для неё другой участи. Это не наказание за неповиновение. От спас её от своего народа. От лис, которые разорвут её на части за войну, но она никогда этого не поймёт. Он останется для неё убийцей, не мужем, а так… мужчиной, которому захотелось диковинку из Лисбора. Захотелось так, что он готов всё бросить, если она не испугается и его вынужденная хитрость выгорит.
Жена убийцы или смерть от рук своего народа, что вы выберешь, Кайра?
***
Запах костра и разгоряченного мужского тела мешался с ароматом её волос, ещё помнящих дух лесных ягод и напоенной солнцем хвои. Девчонка не смотрела на него; повернулась к нему спиной, сжалась, как тлеющий лист над пламенем. Тень самодовольства легла на его лицо. Цапнув пальцами покрывало, на котором лежала лисичка, он потянул его на себя, выдергивая мех из-под девушки. Она встрепенулась, отпрянула от него испуганной птицей, но он даже не взглянул на неё.
Сэт скомкал шкуру, бросил к своим ногам и принялся одеваться. Росомаха никогда не оставался спать с теми, с кем делил ложе. Его спальня всегда была закрыта для посторонних, а хранитель покоев был тем редким человеком, которому князь доверял, как себе. Спать с тем, кто мечтает убить тебя? Увольте. Даже если этот кто-то — твоя жена. Не доверяя никому, Росомаха не собирался изменять своим привычкам ради комфорта чужеземной невесты. Одевшись, мужчина ушёл, прихватив с собой мех, и даже не обернулся напоследок, оставив её, разбитую, свыкаться с новой участью.
За дверьми его встретил восторженный вой распалённого капища — окинув взглядов своё племя, выжидающе вцепившегося в него десятками пар глаз, он торжествующе поднял в правой руке ту самую шкуру. В отблесках пламени отразились слипшиеся от крови шерстинки.
Племя победно взревело и пустилось в дикий, отчаянный пляс, с остервенением забили барабаны. Спустившись по ступенькам, князь медленно вошёл в центр ритуального круга и опустил свою жертву к подножию тотема Росомахи. В звёздное небо взметнулись искры от брошенных в костры травяных смесей…
Ритуал завершился.
Вот теперь она окончательно — его жена.
Глава 3
Празднество по случаю свадьбы князя Росомах длилось три дня. Капище не остывало ни на минуту, племя единодушным порывом чествовало своего вождя танцами и песнями, столы ломились от еды. Кто-то слышал, что росомахи — страшные обжоры? Это правда. Огромные котлы с горячим вином, жареные на вертелах вепри впечатляли своим масштабом. Это племя явно не умело довольствоваться малым.
Присматривать за Лисицей приставили ту самую стареющую росомаху, которая напоила невесту зельем-дурманом. Назвавшись Этной, женщина велела лисичке слушаться, не чудить и вести себя смирно. Две молодые девчонки едва ли старше самой Кайры прислуживали ей, но почти не разговаривали, лишь украдкой глядя на неё — видимо, нельзя.
Дни, слившись в одну серую продолжительную ночь, прервались знакомым голосом. Кайра не знала, сколько прошло времени с тех пор, как князь покинул покои, оставив её, как ненужную и порченную вещь, отлёживаться в холодеющих стенах. Перед ней стояла знакомая женщина, но, как и предполагалось, Кайра её и не вспомнила, да и благодарить было не за что.
— Одевайся, Лиса, — утром третьего со свадьбы дня потревожила её Этна, из уст которой высокомерное «Лиса» почему-то не воспринималось как оскорбление. — Пойдёшь на мороз.
Пригладив длинную разношкурую мантию, воротник который был выстлан лисьим мехом, Росомаха жестом велела девкам помочь Кайре собраться.
— Князь тебя порадовать решил.
«Порадовать», — бесцветная ухмылка — как смешок над собой и судьбой. Что ещё ей уготовил князь Росомах. Неужели ему мало?
Противиться не было ни сил, ни желания. От рыжей бестии, ворвавшейся вихрем в их привычную жизнь, не осталось следа. Казалось, что даже шкура дочери лисьего князя перестала блестеть на свету. Сэт растоптал её гордость, унизил её народ, своими руками убил её родителей. Он не заслужил такой жизни, но Кайра подчинялась воле князя с неохотой и убеждала себя, что ему не сломить её так просто. Она обязательно ему отомстит за причинённую боль. За страдания лисьего народа. За неё. Кайру Лисборскую.
