class="p1">Тогда можно пока пройтись по территории. Совершить, так сказать, небольшой обход, чтобы лишний раз все хозяйским взглядом проверить.
Поднявшись из-за стола, директор выпятил вперед живот и пошел к двери кабинета. Но едва коснулся дверной ручки, как та рванула прочь от него.
— Михаил Валентинович! — на пороге, словно из неоткуда, вдруг возникла секретарша с выпученными глазами и раскрытым ртом. Зрелище не для слабонервных. — Депеша из канцелярии министерства просвещения и общественного призрения!
Она махнула небольшим листком, видимо только что полученным по телеграфу.
— А это депеша из канцелярии министерства внутренних дел! — взмахнула вторых листком. — Написано, что сегодня к нам с визитом министры прибудут…
Признаться, директору, как и его подчиненной, тоже не по себе стало. С чего бы это без всякого приглашения аж два министра приедут⁈ Они и одного-то никогда не видели. Зачем⁈
Видимо, этот вопрос у Добролюбова оказался на лице нарисован. Девушка тут же сориентировалась и, вцепившись в одну из депеш, начала ее зачитывать:
— … Его Высокопревосходительство прибудет с визитом для награждения гимназиста Санкт-Петербургской императорской гимназии почтенным знаком святой Ольги за спасение страждущих при пожаре… — девушка взяла другую депешу и начала ее читать. — … Его Высокопревосходительство прибудет с визитом для награждения воспитанника Санкт-Петербургской императорской гимназии медалью «Заусердие на пожаре»…
* * *
В этот день размеренная жизнь Санкт-Петербургской императорской гимназии, остававшаяся таковой даже в дни больших праздников, таких например, как день именин Его Императорского величества, нарушилась. Изменения, видимые и невооруженным глазом, заметили даже учащиеся, которые сразу такое чувствуют.
Центром беспокойства, как это ни странно, оказался кабинет директора, от которого тревога волнами расходилась по всей гимназии. Это было тем более удивительно, что Михаил Валентинович Добролюбов всегда отличался невероятной выдержкой и сдержанностью. Никто за последние несколько десятков лет не мог похвастаться, что видел его встревоженным или беспокойным. А тут директора несколько раз видели несущимся по коридору и что-то бормочущим себе под нос. Его лицо при этом было поразительно красного цвета, что само по себе было более чем настораживающим.
Небольшая группка третьекурсников, расположившаяся в глубоких диванах в просторной зоне рекреации, с интересом наблюдала за поднявшейся суетой. То и дело отвешивали соленые шутки, ехидно посмеивались, громко фыркали.
— … Ха, Евген, видел⁈ У дирека репа реально, как свекла!
— … Синьор-помидор, мать его! Уссаться, народ!
— … А Фекла свет-Сидоровна, чуть не грохнулась! Херли в такой юбке приперлась⁈
Верховодил в этой компании, державший в напряжении всю гимназию, великий князь Алексей Сабуров, приходящийся племянником самому Его Императорскому величеству. Это был высоченный блондин атлетического телосложения в идеально сидящем на нем темном костюме, на плечи которого небрежно ложились пшеничного цвета кудри. Тонкие черты лица, казавшегося ангельским, немного портила презрительная снисходительная ухмылка. Казалось, он уже все видел, все слышал, все знал, и его уже ничем в этой жизни не удивить.
Рядом, прильнув к его боку, держалась жгучая брюнетка с точенным кукольным личиком, в котором остро чувствовалась рука талантливого мага-пластика. Глядя на блондина, снова и снова старалась принять такую позу, которая бы выгодно подчеркивала ее девичьи прелести: налитая грудь с вызывающи торчащими сосками, тонкая талию, крутые бедра. Чувствовалось, что урожденная баронесса Агнешка Кшештинская из старинного польского рода положила не только глаз на князя, но и все остальное.
Напротив развалились на диване их подпевалы: здоровенный коротко стриженный амбал граф Евгений Воротынский с невыразительным лицом, смуглый худой горец князь Аслан Загитов с жутковатым глубоким взглядом, и громко хохочущая блондинка между ними, Кира Штамп, наследница одного из прусских королевств. Словом, компашка подобралась родовитая, с хорошо развитым магическим даром и еще большими претензиями, оттого и ставящая себя выше всего и вся.
— … Слышь, Агни, ты новенькую видела уже? Нет? Ты чего! — блонди жеманно прикрыла рот ладонью. Мол, даже поверить в это не могла. — Лохушка, как пить дать! А брошку такую на себя напялила, что у меня даже слюньки потекли. Поди, ее папашка подсуетился, когда кого-то из б[о]льших сажал. Правильно про этих жандармов говорят, что они не прочь и замараться… Слушайте, а может потроллим ее⁈ Такая клеевая развлекуха может получиться, что закачаешься!
Ее подружка чуть поджала губы и неопределенно покачала хорошенькой головкой. Поразвлечься, конечно, хотелось, но как-то немного тревожно было на душе. Новенькая все же была дочкой самого Мирского, главы Отдельного корпуса жандармерии столицы. И шутки над дочерью такого человека могли оказаться не самой хорошей идеей.
— Хм, занятно, — лидер компашки вдруг оживился. На лице появилась заинтересованность, загорелись глаза. — С такой овечкой мы еще не игрались. Может быть очень интересно.
Действительно, издеваться над слабыми и беззащитными легко, но уже не интересно. Совсем уже никакого удовольствия. Скучно, пресно. А хотелось чего-то остренького, чтобы щекотало нервы. Пожалуй, Елизавета Мирская могла бы стать достойной добычей для них. Хорошая овечка, как они называли своих жертв.
— О-в-е-ч-к-а, — медленно по буквам произнесла блонди, хитро поглядывая на остальных. — Овечка…
— Овечка… — рассмеялся и Аслан, раздувая ноздри в предчувствии хорошего развлечения. — Хорошая, непуганая.
— О-в-е-ч-к-а… — наконец, поддержала их Агнешка, заметившая интерес и у великого князя. — Поиграем…
— Загоним овечку, — хмыкнул амбал.
Так и называлась их давняя игра — «загнать овечку». Выбиралась жертва, которая для всей гимназии становилась отверженной. Никто не должен был с ней ни говорить, ни здороваться, ни переглядываться. Этот бедолага для всех гимназистов становился пустым местом.
Главное в такой игре было делать все медленно, постепенно, со смаком, чтобы удовольствие растянуть надолго. Особым шиком в их компании считалось, когда жертва «срывалась» и начинала «психовать». Одни замыкались в себе, другие отказывались в гимназию возвращаться, третьи с кулаками на учителей бросались. Веселуха, словом.
— Решено, поиграем, — блондин поманил всех к себе. — Евген, ты среди старшаков слух пусти, чтобы с новенькой никаких дел не вели. Аслан, на тебе мелюзга. Наведи на них побольше страха, как ты умеешь. Чтобы за версту ее обходили. И не дай Бог, кто-нибудь ей хоть карандаш или стерку подаст… А наши девочки пока что-нибудь бабское придумают для нее. И поглядим, надолго ли ее хватит. Кстати, предлагаю повысить ставки на игру. А то как-то по-нищебродски играем. Давайте по большому рублю, а?
Воротынский первым кивнул. С капиталами его рода можно было и не тысячу рублей на кон ставить, а гораздо больше. Другие же чуть замялись. Для них «большой рубль» был довольно большой суммой, потерять которую было бы не очень приятно. Особенно скривилась Кира, которая, не смотря на громкое происхождение, постоянно испытывала затруднения в средствах.
— Опа, а это что еще за
