— Здесь сядем.
Сарин помог другу устроиться, потом присел напротив.
— Тихо как-то, — то ли спросил, то ли отметил Лутарг, отвернувшись к окну.
Уже совсем смерклось. Где-то в центре города, вероятно, бродил фонарщик, оживляя улицы светом редких огоньков, поселенных на время в стеклянную клеть, а в районе пристенков наоборот собиралась непроглядная тьма, прорезаемая лишь тусклым светом, льющимся из маленьких оконцев.
— Слишком, — подтвердил старик, оглядывая пустующие столы.
Лишь за одним в противоположном конце комнаты сидело трое мужчин, о чем-то тихонько переговаривающихся. Их головы были наклонены друг к другу, а лицо того, что смотрел в зал, казалось уставшим и пустым, будто человек заранее смирившимся с чем-то неприятным.
— Что угодно господам?
К мужчинам подошла дородная женщина в сером переднике и с влажной тряпкой в руке. По властности речи и манере держаться, Сарин тут же определил в ней жену хозяина, да и Нала походила на мать цветом волос и мягкой линией губ.
Последнее слово женщина произнесла с явным недоверием, но со стола все-таки смахнула. Добросовестность и радение брали свое.
— А что может предложить красавица хозяйка, чтобы насытить двоих голодных мужчин? — с веселой ноткой в голосе поинтересовался старец.
Она могла бы подумать, что старый хрыч заигрывает, если бы не серьезный, чуть настороженный взгляд, отслеживающий мимику и жесты.
— Ежели голодных, — оттаяла женщина, — то есть баранина в горшочке, печеная репа и хлебный квас.
— Берем, — не раздумывая, согласился Сарин.
— Каждому? — уточнила хозяйка, нарочито долго заправляя локон за ухо, чтобы скрыть брошенный на Лутарга взгляд.
— Да.
Старик нахмурился. "Неужели Нала?" — подумал он, пытаясь найти объяснение замеченному.
— Боится она, — будто мысли прочитав, сказал Тарген, когда женщина скрылась в дверях. — Не про нас страх. Другое.
— Как же?
— Старый запах. Долгий, — пояснил мужчина и добавил. — Все боятся.
— Хм.
Они замолчали. Один принялся теребить локон седых волос, второй — все также незряче смотрел в окно.
— Что-то тихо у вас хозяйка. И тут и наверху. Постояльцев почти нет. Не так что? — как бы невзначай поинтересовался старец, когда женщина вернулась с лотком, нагруженным снедью.
— По домам все, — губы ее скривились, а рука, дрогнув, грохнула тарелку на стол.
— Что ж так? Время-то, самое оно. И в столицу, и горло промочить, — не сдавался Сарин, желая получить вразумительный ответ.
— То, да не то, — пробурчала женщина, глаза которой подозрительно увлажнились.
— Издалека мы, не ведаем, что тут творится, — встрял в разговор Тарген, и его глубокий, хрипловатый голос прокатился по залу так, что даже тройка мужчин оглянулась посмотреть, в чем дело.
Старик насупился, полагая, что не видать им ответа, так как хозяйская жена поспешит спрятаться, но как ни странно, она лишь грустно улыбнулась и пояснила.
— Каратели идут. Не время для веселья.
— Кто?
— Как? Рано же еще! — взволнованный возглас старца, поглотил вопрос его молодого товарища, что было благом для них обоих. — Весна только!
— Весна, — горько согласилась женщина. — А флаг уже подняли и через перевал перешли.
— Может, ложное? — без особой уверенности предположил Сарин.
— Да какая ошибка. Приграничье прошли, а значит и к нам скоро.
Она отерла стол, на который из-за ее неловкости просыпались хлебные крошки, покачала головой и понуро побрела прочь.
За столом на несколько минут воцарилось тягостное молчание. Тягостное для старика, который обдумывал, как быть и что сказать Лутаргу.
— Говори уже, что хочешь. Чего тянешь? — подстегнул старца мужчина, беря ложку и кусок ржаного хлеба.
Из горшочка поднимался сказочный аромат тушеного мяса, и желудок Лутарга не преминул напомнить, что уже много дней не получал полноценной пищи.
— Уходить нам надо, — ответил Сарин, по привычке терзая локон.
— Отчего же?
Мужчина зачерпнул ложкой немного рагу и отправил его в рот. Мясо было горячим и пряным, такого Лутарг не ел никогда.
— Не молчи, — поторопил он своего спутника, проглотив еду.
— Нельзя нам с шисгарцами встречаться, — нехотя отозвался старец.
— Что так? Разве они нас ищут? — спрашивая, он не забывал орудовать ложкой, чувствуя как с благодарностью насыщается тело, даже боль от раны казалось поутихла.
— Не нас, — согласился Сарин.
— Так зачем уходить?
— Ты не понимаешь, — старик обреченно сгорбился, мысленно сетуя на то, как не к месту и совсем не вовремя начался этот разговор.
— Ну так объясни.
Лутарг отодвинул опустошенный горшочек в сторону и принялся за репу, аккуратно снимая с нее пригоревшую кожицу.
— Не могу я, рано еще.
Слова старика заставили Лутарга оторваться от трапезы. На лице его, повернутом к соседу, появилась непреклонность, и даже повязка не портила впечатление от плотно сжатых губ и глубокой морщины на лбу.
Тарген собирался получить ответ.
— Нет, Сарин. Пришло время. Когда ты пришел ко мне, то просил поверить и не задавать вопросов. Я поверил. Пошел с тобой. Молчал долго. Слово держал. Но сейчас, хочу услышать все. Ты знаешь, кто я, знаешь, кем была моя мать, ты хочешь вывести меня из Тэлы, зачем?
Если бы старец был чуть менее расстроен, он бы непременно обратил внимание на столь нехарактерную для Лутарга речь.
Столько слов за раз Сарин от него еще не слышал. И это о многом говорило, в том числе о крайней степени нетерпения мужчины, но пожилой человек, погруженный в горестные думы о невезении, настигшем его, оставил тираду своего спутника без внимания, и это стало роковой ошибкой, позволившей кольцу судьбы сомкнуться.
— Сарин! — не получив ответа, Лутарг чуть повысил голос, вновь заставив троицу посмотреть на них.
— Идем, Лу. Спешить надо, — старик поднялся, ожидая, что молодой человек последует его примеру, но Тарген остался сидеть, только руки скрестил на груди.
— Хозяйка! — разнесся его оклик по комнате. — А покрепче у тебя имеется?
Что ж ты воду нам принесла?!
— Тарген! — возмутился пожилой человек.
— Я никуда не иду, — отрезал Лутарг.
— Но…
— Либо ты говоришь, либо идешь один.
— Лу, мы должны…
— Ты все слышал, — в очередной раз перебил своего спутника мужчина.
Сарин повздыхал и занял прежнее место, поняв, что в таком настроении с Лутаргом спорить бесполезно.
Он не раз наблюдал, как каменел подбородок молодого человека, как кривились уголки губ, когда кто-то пытался настоять на своем, вопреки его желанию. Ничем путным это не заканчивалось. Если Лу чего-то не хотел, сдвинуть его с места было невозможно. Вот как сейчас.
