Ознакомительная версия.
— Думай, что несешь! — возмутился конь. — За оскорбление — смерть.
— А кто такие апостолы? — спросил Сун.
— Очень давно на землю, где я потом родился пришел… Спаситель.
— Ты сейчас точно договоришься. Выкину из телеги и прибью чем-нибудь, — рявкнул Шак.
— Чего орать-то! Послушай сначала. На землю пришел Сын Бога. Он ходил между людьми и говорил, что нельзя убивать, нельзя лгать, надо любить друг друга. Он объяснял людям, что хорошо и что плохо.
— Для коня хорошо одно, для кабана другое, а по тебе, червяк пестрый, вообще плетка плачет.
— Он говорил от имени Своего Отца.
— А кто не послушается, крестом по голове? — хохотнул конь.
— Подвинься, ты мне руку отдавил, — обиделся рассказчик.
Шак приподнялся. Игор вытянул из-под него, негнущуюся конечность и начал разминать.
— Что дальше-то было? — снизошел до вопроса конь.
Чуры и Пращуры всегда присутствовали в жизни аллари. Везде, в любую минуту, в любом месте. Они наблюдали. Потомок в первую очередь был обязан не уронить славы клана. Во вторую — приумножить. В повседневную жизнь своих правнуков предки не вмешивались. Так было в Аллоре. В герцогстве Пращуров тоже почитали, но обращались к ним еще реже, нежели на востоке. Снизойди Первый Конь к своим потомкам, что бы он им сказал? А то бы и сказал: "Вперед, на кабанов! Бей"!
— Ну, пришел Сын Бога, велел людям жить мирно и честно. А они? — поторопил Шак.
— Они его за это распяли на кресте.
— Как! — поразился конь. — Божьего Сына?!
— Чтобы не мешал жить. Они себе сидели по самые уши в дерьме, а тут приходит какой-то чужак и говорит, посмотрите, рядом чистая вода и поляна с зеленой травой. Только туда можно не всем, исключительно тем, кто не зарежет соседа, чтобы самому больше места досталось.
Игор говорил глухо, напряженно. Шак понял, что для него это не просто треп, не пустой звук.
— А апостолы? — несмело напомнил Сун.
— Ага, и апостолы тоже, — невпопад отозвался Игор. — Его для того и распяли, чтобы широким людским массам голову не морочил. Только двенадцать человек Ему и поверили. Давайте, говорят, попробуем выбраться из болота на чистое место. А если не сможем, так хоть постараемся.
— Апостолов за ним следом отправили? — спросил Шак.
— Почти всех.
— А люди? — не унимался конь.
— Понимаешь, они еще некоторое время Его честили и ругали. О Нем запрещали даже думать не то что говорить. Потом Его самого объявили Богом и стали Ему поклоняться. Только…
— Ага, — перебил конь. — Понятно. Все перевернули вверх ногами и принялись толковать его слова, кому как выгоднее?
— Не без того, — кивнул Игор. — Но все равно, что-то, наверное, изменилось к лучшему.
— Особенно в той деревне, из которой мы сегодня удирали. Безымянный им крест оставил, а что с тем крестом делать, не сказал.
— Я, конечно, сейчас чисто фантазирую, только мне кажется, у моего Мира своя дорога. У твоего — своя. А выродки, к которым нас занесло, вообще заблудились. И никакой он был не безымянный, — вдруг заорал человек. — Попал же я сюда из другой… не знаю, может быть, из другой Вселенной. Не помню, как попал! Не помню! Шел по улице, споткнулся, упал, очнулся — кругом змеи шуршат. До меня так же кто-то сюда проваливался. Они и принесли веру в Спасителя. Только она тут затерялась, как зерно в камнях, и проросла незнамо чем. Уродом, мутантом. Слышишь!
— Не кричи, — положил ему на плечо руку Шак. — Я слышу и даже понимаю. Ири, можешь звать меня Апостолом.
* * *
Их загоняли на плешь. Справа к колесам цеплялись клочья тины, там прямо к дороге подступала трясина. Слева уступом шел каменный козырек. А впереди светился красной пылью огромный смертельно ядовитый круг. Оставалась возможность, как только кончится каменная гряда, свернуть налево. Шак уже прикинул, где притормозит. Поворот предстоял крутой, а медведи уже наступали на пятки.
Сначала косолапые маячили вдалеке, на краю видимости, потом стали быстро нагонять. Когда впереди показался поворот, выяснилось, дорогу по кромке болота тоже перегородил медведь. Да не какой-нибудь. Шак про таких только слыхал. Огромная туша, длинные передние и короткие задние ноги, делали зверя неповоротливым. Зато его голова была величиной в половину телеги. За лошадью такой урод, конечно, не угонится. Но вот дорогу он перекрыл намертво. И ведь не потеснится.
Он ревел. Издалека была видна оскаленная пасть. Кибиты отличались страшной свирепостью и тупостью. Апостол быстро глянул через плечо. Их нагоняли не меньше пяти медведей. Если по какой-то причине поворота налево не случится…
Красноватая пыль слегка мерцала. Плешь была совсем свежей. От нее исходил ощутимый жар. Если рискнуть и сходу ее проскочить, телеги придется бросить сразу за отравленным местом. Другое дело, что кони могут не выдержать. Даже если и выдержат, падут на следующий день. А что станется с людьми?
Хотелось завыть в голос.
Каменный уступ внезапно кончился. За ним открылся ровнехонький приветливый луг — только погоняй. Дорога на приличном расстоянии отворачивала от плохого места. Но и на ней расположился бурый великан. Шак глянул за плечо. Собака начал притормаживать. Не иначе, что-то задумал. Апостол тоже натянул поводья. На все про все у них было не больше десяти минут. Даже меньше. Иначе не уйти.
Эд встал во весь рост, задрал голову и трубно завыл. Лошади шарахнулись. Собака чудом не улетел под колеса, но удержался и послал вслед вою короткий лай. Тотчас из-за ближайшего камня выметнулась старая кривая волчица с отвисшим выменем. Лошади опять заволновались. Старуха неодобрительно покосилась в сторону Шака. Под сморщенной верхней губой загибались влажные желтые клыки. За ней бежали два молодых волка. Эд зарычал. Трое его серых братьев, припадая на передние лапы, пошли в сторону медведя.
За спиной Шака заворочалась, лежавшая в повозке Цыпа, подняла над огромным животом растрепанную голову:
— Мы уже приехали?
— Ложись!
— А?
— Спрячься, дура беременная! — Заорал на нее Шак. Но Цыпа заелозила, неуклюже подтягивая под себя ноги.
— Я сейчас, я тоже…
— Уймись. Если лошади рванут с места, ты вывалишься.
Цыпа его не слушала. Слепо уставившись в небо, она зашевелила губами. Послышалось тихое цвирканье.
Волки подобрались к медведю. Тот нехотя поднялся с належанного места и взревел. Серые попятились, но не ушли. Тогда медведь, неожиданно легко, прыгнул, едва не настигнув одного из молодых зверей. Волчица зарычала и пошла на исполина, низко пригнув голову к земле. Шаку показалось, тот оторопел. У старухи где-то в норе копошились малыши. Если она тут погибнет, они тоже погибнут, но свирепая сука не отступала. Один из младших зашел медведю в тыл, изловчился и рванул бурого за ляжку. Зверь закрутился на месте. Старуха тявкнула. Волки кинулись врассыпную. Простить такого надругательства над собственной персоной медведь не смог и пустился вслед за обидчиками.
Издалека прилетел грозный рев. Собратья призывали его к порядку. Страж дороги вернулся в колею.
Вся потасовка заняла минуту. Шак уже приготовился. В задок телеги дышали лошади Эда. Им и надо-то было всего — ничего. Но именно этих мгновений не хватило для прорыва.
Лошади остановились в опасной близости от разъяренного великана. Еще чуть-чуть и придется уходить на плешь.
Уже отчетливо был слышен тяжелый топот нагоняющих повозки медведей, когда над лесом показалась черная тень. В первый момент Апостол принял ее за небольшую тучу, но уже в следующий — понял, что к ним приближается гигантский орел. Шак таких никогда не видел. Птица по широкой дуге обошла горячее пятно и сходу ринулась вниз. Апостолу показалось, что крылатый великан ухватит медведя, и унесет в когтях, но тот всего лишь рванул бурого за уши и круто взмыл. Медведь с ревом покатился по траве. Выскочившие из укрытия волки вцепились и начали рвать задние лапы зверя.
Путь был свободен.
Йо-хо!!! Давайте, родимые! Выносите.
Мелькнул и пропал из виду катающийся по траве медведь. За спиной дробно стучали копыта Эдовых лошадей. Шак встал во весь рост. Кто знает, вдруг придется всерьез удирать? На коротком прямом участке дороги он обернулся. Обе повозки проскочили, но погоня отнюдь не отставала. До лесной опушки оставалось три вдоха. Раз, два… на третьем Шак еще раз обернулся и взревел:
— Солька! Давай!!!
Когда он глянул в третий раз, никакой дороги уже не было. Все свободное пространство затянула сплошная, похожая на завертуху, непроходимая ни для человека, ни для зверя, зеленая кудель.
Потом Шаку показалось, что они въезжают в огромный мыльный пузырь. Тормозить было поздно — угробит и лошадей, и Цыпу, и себя. Он как стоял, так и влетел грудью в тонкую, радужную преграду, чтобы беспрепятственно оказаться на той стороне.
Ознакомительная версия.
