— А кто... второй кандидат? — решилась Софена.
— Вот это вопрос по существу! — похвалила Даланн. — Ваш соперник, дорогая, — Эгрей.
— Эгрей?
— Вы удивлены?
— Немного, — призналась Софена. — Почему именно он?
— По двум причинам, — объяснила магистр. — Во-первых, он, как и вы, будет нуждаться в хорошей работе по окончании учебного курса.
— Ну да, он ведь не аристократ... как некоторые... — пробормотала Софена.
— А во-вторых, — невозмутимо продолжала магистр Даланн, — у него почти нет шансов одолеть вас. Правда, он — мужчина. Многие господа предпочитают нанимать на ответственную работу именно мужчин, поскольку те — как считается — меньше подвержены эмоциям и не склонны принимать безответственные решения, руководствуясь тем, что мы, женщины, называем «зовом сердца». Однако Эгрей практически для вас не опасен. Он ведь учится хуже вас. Имея такого слабого противника, вы без труда выиграете конкурс. Вам нужно только приложить немного усилий. Необходимо, чтобы ваши выступления на диспутах запомнились, понимаете? Тогда профессора смогут с чистым сердцем указать на это обстоятельство людям графа. Или даже, — тут магистр понизила голос, — самому графу. По слухам, он приедет лично...
Появление Софены на диспуте о сущности поэзии вызвало легкий шепоток в рядах собравшихся. Обычно эта суровая особа редко удостаивала своим вниманием подобные мероприятия. Аббана обрадовалась, увидев подругу:
— Как хорошо, что ты здесь! Сегодня интересная тема.
— Посмотрим, — величаво заметила Софена и уселась рядом с ней.
Она окинула взглядом ряды скамей, выставленных в саду вокруг пышного розового куста. Разумеется, все любимчики магистров уже здесь: Эмери, красотка Фейнне… Притащился этот ее телохранитель. В последнее время он плохо выглядит. Должно быть, хозяйка допекает его. Что ж, этого следовало ожидать. Пока Фейнне жила у себя дома, в поводыре и помощнике оставалась нужда, но теперь, когда она нашла себе приятелей, Элизахар для нее — не больше чем докучливый надзиратель. Скоро она укажет ему, где его место, и тогда, по крайней мере, одной неприятной физиономией на лекциях будет меньше.
Элизахар сидел не рядом с Фейнне, как обычно, а на соседней скамье, за ее спиной. Возле Элизахара устроился Эмери, который выглядел, против обыкновения, довольно мрачным и как будто подурнел. С Эмери, впрочем, такое случается: то он лучится хорошим настроением, и тогда от него глаз не оторвать, то вдруг начинает хмуриться — вот как сегодня.
Впрочем, он — аристократ. Должно быть, среди важных персон принято носиться со своими изменчивыми настроениями и открыто показывать их окружающим. Уж Эмери-то не нужно искать для себя место управляющего и прилагать какие-то усилия к тому, чтобы получить работу. Софена прищурилась и отвернулась.
Пиндар предвидел, что станет одним из главных участников — и главных объектов для критики — в этом диспуте. Он уже неоднократно заявлял о себе как о поэте, более того — как о поэте, который не боится изменять свои прежние эстетические принципы на прямо противоположные. Так что к нему обязательно прицепятся.
Некоторое время все сдержанно гудели, предвкушая схватку, а затем явилось тяжелое кресло. Оно шло вразвалку, мерно покачивая золочеными ручками, которые были украшены толстыми резными витками. Пройдя несколько шагов, кресло утвердилось в самом центре, перед скамьями, и тогда за его спинкой обнаружилась магистр Даланн.
Она уселась, сложила на коленях толстопалые руки, и объявила:
— Начнем! Тема сегодняшнего диспута: сущность поэзии. Известно, что поэзия обладает определенным сходством с другими видами искусства, имеющими протяженность во времени. С прозой ее роднит использование языковых средств в качестве строительного материала для создания новых произведений. С музыкой — повышенное внимание к звуку. Основных противоборствующих тезиса два. Первый: поэзия как искусство словесное обязана обладать конкретным содержанием и воздействовать на разум читателя. Второй: поэзия как искусство музыкальное представляет собой своего рода шаманство, воздействующее на чувства слушателя помимо и вне конкретного смысла каждого конкретного, взятого в отдельности слова. Прошу начинать.
И тотчас встал Пиндар.
— Я знаю, — заговорил он, — что речь так или иначе зайдет о моем творчестве.
— С чего ты взял? — выкрикнул кто-то с задних рядов.
— С того, что этот диспут — вольно или невольно — является естественным продолжением наших споров об искусстве, — ответил Пиндар.
— Не перебивать оратора! — рявкнула Даланн и стукнула ладонью по подлокотнику кресла.
— Я полагаю, что в звучании слова заключен также и смысл его, — продолжал Пиндар. — Возьмем, к примеру, слово «гнилость». Сочетание звуков «гн» само по себе вызывает ощущение гнусавости, которая возникает у человека во время болезни. Попросту говоря, в этом сочетании содержится намек на экссудат! А экссудат, сиречь попросту сопли, обладает отвратительным видом, неприятен на вкус и в принципе свидетельствует о некотором гниении организма.
— Очень интересно, — похвалила Даланн. — Однако одного примера для доказательства вашего тезиса недостаточно.
— Пожалуйста, — сказал Пиндар. — Слово «капуста» содержит сочетание «ста», которое издает хрустящий звук. Слово «отвратительный» издает своего рода рычание «вра», сходное с тем, что бывает при извержении полупереваренных масс из желудка...
— Довольно, — проговорила магистр. — Вы нас убедили.
Пиндар сел. Софена приветливо махнула ему, но он не заметил ее дружеского жеста: переводил дыхание и обтирал пот со лба. «Он волновался, — подумала Софена. — Какой чувствительный человек!»
— Прошу следующего, — сказала Даланн. И перевела взор на Софену: — Может быть, вы? Дорогая, мы так редко видим вас на диспутах, что было бы верхом неосторожности упустить возможность и не дать вам высказаться.
Последнюю фразу она произнесла с особенным значением и несколько раз моргнула, как бы желая подбодрить девушку.
Софена встала. Она совершенно не знала, что говорить. Поэтому она решила попросту поддержать Пиндара:
— Я тоже думаю, что звук в поэзии органично сочетается со смыслом. Вот, к примеру, слово «любовь»: произнося его, мы складываем губы, как для поцелуя...
— Чушь! — брякнул Эгрей.
Софена перевела взгляд на него. Эгрей ответил ей холодным взором.
— В таком случае, попрошу уважаемую оратора… Как правильно сказать? Уважаемого оратора? Или, может быть, уважаемую ораторшу?
— Ораторша — это жена оратора, — сказал Гальен. — Женщина-оратор так и будет — «оратор».
