– Нет уж, дорогая. Сегодня кухня – моя личная вотчина, и есть вы будете то, что я приготовлю. И только попробуйте сморщить свои носы! – заявила она, и посмотрела на меня так, что я поняла – спорить бесполезно.
Выйдя на крыльцо я словно вернулась домой. Снег и лучи закатного солнца, пробивающиеся через него действовали как хорошее вино – атмосфера пьянила и успокаивала. Я прошла по нетронутой снежной простыне, оставляя следы, за дом. в хозяйственных постройках, чуть заметно через заиндевевшие окна, горел свет, а из трубы валил дым. Хм, а я даже и не увидела, что там есть печь!
Дверь поддалась не сразу. Она провисла, и калитку пришлось немного приподнять. Она сгрудила снег, открывая черный треугольник земли. Внутри было тепло, но не так, чтобы хотелось снять пальто. Филипп передвигал старый инструмент, откладывая ненужный мусор, а Мэри и Гарри относили его к очагу. Они были слишком заняты, чтобы заметить меня.
Я несколько минут стояла у двери и любовалась людьми, которых любила больше всего на свете.
***
В тот момент, когда я поймала на себе взгляд Филиппа, по моей спине прокатилась целая волна мурашек. В нем была и любовь, и радость оттого, что я пришла, и какая-то нотка интимности, что моментально заставила вспомнить о прошедшей ночи.
Теперь я точно могла сказать, что я люблю его не только как умного и заботливого, не только за то, что он отличный отец для этих детей. Я любила его как мужчину, и со мной это случилось впервые.
Весь вечер мы были вместе. Дэйзи с детьми устроила совместное чтение, и мы слушали, как они читают по ролям, потом мы готовили ужин и делились впечатлениями о доме. Все были счастливы, а особенно дети. Их глаза вновь заблестели.
Я же боялась, что счастье, которое наполняет меня, может расплескаться в любую минуту. Я даже двигаться стала иначе: добавилось в движениях плавности, больше стала слушать и смотреть, чем говорить и торопиться. Прислушивалась к новой себе и не могла поверить, что, наконец, моя жизнь стала полной.
Рано утром мы поехали с Филиппом в мастерскую. Там меня уже ждала Эвити. Оказалось, вчера она уже самостоятельно съездила домой к новым заказчикам и нарисовала то, что Артур уже планирует начать. Как-то совершенно неожиданно мастерская становилась самостоятельной. Сначала меня кольнула ревность, но потом я вспомнила, что у меня и без этого много дел, да еще и муж, дети и, выдохнув, поблагодарила ее.
Только после обеда я заметила, как Эвити близка с Артуром. Он подсказывал ей что-то, а она ему. Они улыбались друг другу, незаметно наблюдали друг за другом. Этому я была рада. Нам сейчас нужны были хорошие и крепкие пары.
Сказав Филиппу, что мы едем за очередным заказом, которые получали в домах, где кухни уже установили, я не обратила внимания на вопросительный взгляд Эвити.
– Ты же умеешь управлять коляской? – спросила я девушку, когда мы вышли на улицу.
– Конечно, но я не помню, чтобы у нас был заказ, - удивилась она.
– Мы едем не за этим, Эвити. Я должна нанести визит одной даме, и ты выступишь в роли моей компаньонки, - ответила я и пропустила ее вперед.
Найти дом, в котором жил градоуправитель с супругой, было несложно – его знали все в городе. Я решила брать быка за рога. Стоило, конечно, уведомить о визите, но это совсем не та ситуация, и ехали мы не для того, чтобы нанести визит вежливости.
Дом стоял в глубине большого сада, и, чтобы нам открыли ворота, пришлось покричать охране, которая толпилась возле дома. Метров триста, не меньше, пришлось пройти от ворот до крыльца. Я сказала сторожу, что я по личному делу, и это важнее для коры Амираны, а коли он меня не пустит, то сам будет бит.
Он вернулся быстро и сразу отворил узенькую калитку в воротах. Лошадку пришлось привязать снаружи.
Три этажа из серого камня, небольшие, но частые окна, отделанные белым камнем, широкие двери, возле которых нас ожидал строго одетый кор, вероятнее всего, он был кем-то вроде мажордома.
Нас провели в огромную гостиную, где на диване восседала грузноватая, невысокого роста барышня. Она была старше меня лет на пять, но сложная одежда, состоящая из платья, короткого жакета, застегнутого на большие пуговицы, и так сильно утягивающего грудь, что женщина с трудом дышала. Темные волосы искусно завиты и уложены в тяжелую прическу на голове. Полные губы, пухлые щеки и щелочки глаз цвета грозового моря.
– Вы сказали, что у вас для меня важная информация? – голос ее был высоким, звонким. Таких особ я всегда считала истеричными и боялась, что запланированный разговор может не получиться именно по этой причине.
– Кора, я та самая кора Полианна. Думаю, это имя вам о чём-то говорит. И я пришла к вам с миром. Думаю, если вы скажете, чего хотели от нас, я смогу подсказать вам что-то, - с улыбкой начала я безотрывно наблюдая за ее лицом. Она моментально забыла о тугом гардеробе и часто задышала, отчего пуговицы на груди натянулись и грозились отлететь в стену напротив и, отрикошетив, попасть мне прямо в затылок.
– Как вы смели прийти ко мне? Да вы - грязная мастеровая, а не кора, - она вскочила, и принялась ходить из стороны в сторону, называя меня самыми грязными словами, какие я только здесь слышала.
– Если у вас больше нет слов и вопросов, мне нечего сказать вам, уважаемая кора
Амирана, - ответила я и сделала шаг назад, давая понять, что я ухожу. – Просто, нужно, чтобы вы знали. За мастерской наблюдают люди городничего, а мальчишки, которых к нам посылают, рассказывают обо всем. Думаю, вашему мужу будет неприятно, если ему придется вытаскивать жену из тюрьмы. Я хотела только одного – понять, что вам нужно от меня, но вы не сказали ничего, - я повернулась к двери и твердым шагом направилась к выходу.
– Как ты смеешь уходить? Как ты смеешь? – кричала она мне вслед. Видит Бог, я не в той ситуации, чтобы иметь врагов, но позволять оскорблять себя я не могла.
Эвити шла за мной, но Амирана догнала нас уже за дверью и тяжело дыша встала передо мной:
– Как ты это делаешь? Как ты сама смогла открыть мастерскую? – она продолжала кричать, но я заметила, как она сникает, и меняется ее тон. - Мне нужно заниматься чем-то, чтобы не сойти с ума от горя, - она вдруг сникла, словно шарик, который сдулся. Теперь она стояла передо мной опустив плечи, уголки губ подрагивали. Это был совсем другой человек.
– Думаю, мы должны выпить чаю, и поговорить, как я и планировала, - сказала я, а она тут же махнула слугам и велела принести чай и выпечку в гостиную. Она проводила нас обратно, усадила на диван и сама закрыла двери, видимо, хотела говорить наедине, без слуг.
– Так о каком горе вы говорили, и как к этому причастна я? – аккуратно спросила я, наблюдая за тем, как она расстегивает огромные пуговицы на жакете.
– Недавно я потеряла ребенка. Уже третьего. И теперь доктор сказал, что лучше не пробовать, иначе это меня убьет, - она распахнула жакет и я заметила, что ее большая грудь была туго перетянута. Жакет скрывал это, а легкое платье вряд ли справилось бы с этой задачей. – Пока жив мой отец, мой муж не позволит себе плохо обращаться со мной, но как только его не станет, я уверена, что он вышвырнет меня на улицу, а сюда приведет другую женщину, способную родить ему наследника, - ей было стыдно говорить это и все еще больно от потери.
– Чем же вам мог помочь тот поджог?
– Я смогла бы сделать то же, что и вы, ведь вы тоже женщина.
– Зачем вам мастерская? Думаю, у вас достаточно денег! – еще больше путаясь в причинно – следственных связях, добавила я.
– Мое приданое у мужа, и как бы ни казалось, что я живу в достатке, я полностью завишу от него. Я хотела бы, чтобы у меня было свое дело. Когда отца не станет, мне будет, куда пойти, - теперь она говорила с полными слез глазами. Я посмотрела на Эвити, и заметила, что та тоже вот-вот расплачется.
– У меня работают беспризорники, и у них есть учителя. Это не просто, Амирана, - я перешла на имя без приставок, чтобы быть ближе к ней.