Он снова обезоруживающе улыбнулся, так заразительно, что я не смогла не улыбнуться в ответ.
— То есть именно вы создали иллюзию, которая находится сейчас… — Я оглянулась на Алджи за поддержкой.
И обнаружила, что он стоит с чрезвычайно мрачным выражением лица.
— Да, это тот самый маг, — буркнул, прерывая процесс знакомства. — Роджер, мне нужно, чтобы ее никто не узнал. Но сделать это надо очень быстро.
— Да я уже понял, — отмахнулся тот и, улыбаясь, жестом предложил мне подойти ближе к свету. — Цвет волос меняем? — вопрос был все-таки адресован Алджи.
— Нет, — секунду подумав, ответил тот. — Специалисты по злоупотреблению темной магией, как правило, сами бывают темными. Можешь изменить оттенок, если считаешь нужным, но оставь ее брюнеткой.
— Хорошо, — кивнул Вайс. — Тогда подойдем с другой стороны…
Я ничего не почувствовала, когда маг работал над моим лицом, ведь речь шла не о подлинных изменениях, а всего лишь об иллюзии. В конечном итоге Вайс изменил лишь несколько черт, но благодаря этому общее впечатление от моего лица в корне менялось, настолько, что я сама бы не узнала собственное отражение в зеркале. Лицо из круглого превратилась в овальное, большие глаза стали узкими и раскосыми, изменилась форма подбородка и носа.
Пока Вайс работал, Алджи быстро вводил меня в курс дела.
— Один из тех, за кем мы установили слежку, погрузился в непробудный сон. Роберт Крэй, известен нелояльным отношением к нашему правительству. Ему принадлежала часть приграничных земель, которые были отданы соседнему государству в результате продолжительных политических переговоров семь лет назад. В итоге Крэй лишился большей части своих владений. Уровень его жизни понизился. Естественно, во всех своих несчастьях он винит правительство, короля и всю династию в целом. Дважды сидел в тюрьме, но всего по паре недель. Мелкие нарушения; по-видимому, он просто проявлял таким образом неуважение к власти. За ним мы решили присмотреть и, похоже, не ошиблись.
— Готово! — объявил между тем Вайс.
— Отлично, — признал Алджи, невзирая на недавнее плохое настроение.
— Не забывай: иллюзии такого класса краткосрочны, — серьезно сказал хозяин квартиры. — Два часа, максимум три.
— Этого достаточно, — откликнулся Алджи. — Готова?
Последний вопрос уже был обращен ко мне.
Я кивнула.
— Спасибо, господин Вайс.
— Для вас просто Роджер, — улыбнулся тот.
— Нам пора, — процедил Алджи сквозь стиснутые зубы.
Все так же сквозь зубы все-таки бросил: «Спасибо!», и мы переместились в дом очередного пострадавшего.
Обстановка была здесь не то чтобы бедная, скорее комната производила впечатление неухоженной. Не прибрано, вещи разбросаны, да и ремонт бы откровенно не помешал. Чувствуется, что хозяин и к своей жизни относится примерно так же, как к дому, считая ее несправедливо загубленной.
Кроме нас, в комнате находилось еще три человека. Один — собственно Край, крепко и, казалось бы, мирно спящий в своей кровати. Еще двое — по-видимому, сотрудники какого-то следственного отдела, только не нашего. Один осматривал комнату с увеличительным стеклом, другой внимательно наблюдал за спящим, время от времени щупая пульс. При нашем появлении оба оторвались от своих занятий.
— Пока ничего нового, — сообщил второй, тот, что дежурил возле потерпевшего.
Алджи кивнул, принимая к сведению.
— Далия Томасон, следователь, специалист по злоупотреблению магией темных, — представил меня он.
— Джордж Фер, судебный эксперт, — представился все тот же, наблюдавший за Крэем, мужчина.
— Кардо Толл, следователь по особо важным делам, — последовал его примеру второй.
Мы обменялись рукопожатиями.
Не успела я растеряться, сообразив, что все необходимое оборудование у меня конфисковали, а без оного я немногое смогу сделать, как Алджи вручил мне сумку, в которой обнаружился ряд полезных вещей, в том числе и наиболее насущная — «зеркало».
Я подошла к ни на что не реагирующему Крэю, передвинула стул к изголовью кровати, села и поднесла пластину прямо ко лбу пострадавшего. Спустя секунду на экране стало проявляться изображение, подтверждая факт применения темной магии. Расширив глаза, я приблизила экран к лицу, чуть не уткнувшись в него носом.
— Но это же почти невозможно, — пробормотала я. И, осознав, что остальные подошли поближе и внимательно слушают, заговорила громче: — Теоретически такое существует, но мне никогда в жизни не приходилось с подобным сталкиваться. Взгляните.
И я слегка повернула «зеркало», чтобы им удобнее было смотреть. По пластине слева направо, к схематичному изображению человеческого мозга, бежали сразу две кривые линии. И если одна из них устремлялась к левому полушарию, то вторая — к правому.
— Что это означает? — нетерпеливо спросил Толл, пока остальные вглядывались в «зеркало».
— Это значит, что воздействие осуществляется сразу по двум каналам, — мрачно объяснила я. — Один человек на подобное не способен.
— Вы уверены?
Следователь по особо важным делам явно был человеком дотошным.
— Абсолютно. Это все равно что одновременно произносить два разных предложения, — отрезала я. — Здесь задействованы принципиально разные функции. Вне всяких сомнений, работают два человека, работают в паре и очень слаженно. Такое считается практически невозможным. Эти двое должны были не просто найти друг друга, движимые общей целью, но и обладать взаимодополняющими способностями.
— Тем более вероятно, что наши подозрения обоснованы, — заключил Алджи. — Продолжай. Ты можешь определить природу обоих воздействий?
— До определенной степени. — Я снова сосредоточилась на пластине, приглядываясь на сей раз к тем точкам, где кривые вплетались в схему мозга. — Для точного ответа нужен лабораторный анализ: «зеркало» — все же инструмент хоть и удобный, но данные предоставляет упрощенные. Значит, так. Первая линия — воздействие на правое полушарие. Участок мозга, ответственный за эмоции.
— Точнее определить можешь? — спросил Алджи, компенсируя мягкостью тона вынужденную настойчивость.
— Попытаюсь, — кивнула я, не отводя взгляда от пластины. — Скажем так: это негативные эмоции. Совсем точно не скажу, но приблизительно злость, ненависть, гнев… Пожалуй, лучше всего сформулировать так: эмоции, замешанные на агрессии.
— Отлично! — с невеселой иронией провозгласил Фер. — Еще один аргумент в пользу самых худших предположений.
— Самое худшее — упустить готовящееся преступление из виду, — возразил Алджи. Я невольно вздрогнула: в памяти всплыл позабытый на время рассказ Иртални. — А мы имеем возможность воздействовать на события. Так что поводов для паники нет. — И, выдержав внушительную паузу, он выразительно добавил: — Пока.
— А что со второй линией? — обратился ко мне эксперт.
Я как раз занималась изучением второй кривой, достигавшей левого полушария.
— А здесь совсем другой расклад, — ответила я. — Воздействие на разум. На мысли. Можно сказать, своего рода телепатия.
— То есть внушение? — уточнил следователь по особо важным делам.
— Можно сказать и так, — не вполне уверенно протянула я. Немного подумала и поняла, что именно не нравилось мне в такой формулировке. — Скорее внушением является комбинация двух воздействий — на эмоции и на мысли. Это как убеждение без всякой магии. Можно опираться лишь на доводы рассудка, но любой оратор знает, что добьется куда большего, если сумеет затронуть эмоции слушателей. Так и здесь. Один маг играет на чувствах, готовя почву для той информации, которую транслирует второй.
— Определить, что это за информация, реально? — спросил Алджи.
— Нет, — я уверенно покачала головой. — Ни один эксперт этого не сумеет. Можно исследовать мозг и определить природу воздействия, но надписей с протранслированным во время сна текстом там все равно не будет.
Уточняющих вопросов не возникло: отсутствие в мозгу бегущей строки с содержанием мыслей никого не удивило.
