Скоро посреди мрачных серых изваяний полуразрушенных домов и сараев замерцал слабый свет фонаря. Белые волны, исходившие от крохотной лампы, не походили на зловещие демонические блики, но Арвин еще не скоро собрал крупицы храбрости и решил двинуться в сторону одинокого светильника. На нем висела дощечка.
«Угол Ротозеев», — беспристрастно уведомлял указатель. Прямо перед потерявшимся путником предстала невысокая замызганная дверь.
— Деваться некуда, — промямлил он, понурил голову и обреченно вошел внутрь.
Чем-то это место напоминало жилище скальных огров — такое же сырое, холодное и мрачное. Под сводами подобных пещер часто нависают длинные сталактиты, с которых капает вода. Кап-кап-кап. В глубине на земле тлеют угли, пропитанные человеческим жиром, а вокруг непременно валяются груды костей.
Сверху что-то капнуло Арвину на плечо. Он испуганно задрал голову, но грязных сосулек на потолке не обнаружил. Огры-людоеды пока не объявились, никто не попытался укусить его, и тем более — зажарить на костре. Уставший путник усмирил разыгравшуюся фантазию и тяжело опустился на ближайший стул. Оценив обстановку, он постарался угадать, какой кабатчик заправлял этим местом. Обычно в таких забегаловках обитали огромные, волосатые и вонючие корчмари, чем-то походившие на тех самых огров.
В этот раз интуиция его сильно подвела. Стоило присесть — у стола появился уродливый карлик с кривыми ногами. Очень плотный коротышка, хоть и упитанный, совсем не походил на монстров, которых путники привыкли видеть в роли управителей таверн.
— Добро пожаловать в Тихую гавань. Не ждали тебя так скоро, — низким басом промолвил трактирщик. Голос прозвучал как эхо из колодца. Карлик зажег свечу на столе, и, к удивлению юноши, удобно пристроился на другой стороне. Свеча разгоралась, слабые блики отразились на лице хозяина таверны. Опытный взгляд Арвина угадал в нем человека, перенесшего какую-то страшную болезнь. Кожа на лице у него походила на камень, грубые складки морщин прорезали лоб и щеки. Когда веки открывались, могло показаться, что из-под них на мир взирали не простые глаза, а два блестящих гиацинта. Коротко подстриженные жиденькие волосы медного цвета были аккуратно зачесаны на бок.
— Я думаю, случилась неприятная ошибка. Мы вряд ли знакомы, — сказал Арвин, а сам продолжал перебирать в голове необычные болезни, которые могли вызвать столь страшные последствия. В этот момент трактирщик положил руки на стол. На мизинце у него оказался черный перстень.
— Совсем как тот, что у тебя на руке, — продолжил он мысль своего гостя. — Понимаешь теперь, Арвин: никакой ошибки здесь нет.
— Ну, ваш перстень куда толще моего, с другой огранкой и камень на нем всего один, зато большой. Кольца явно говорят о некой иерархии, но пока я не в курсе, так что плевать хотел на это! И еще, не находите, что ставите гостя в неудобное положение, обращаясь к нему по имени, в то время, как он вашего имени не знает? — ответил юноша безо всякого смущения.
Карлик рассмеялся глубоким смехом.
— Лоор. Грабин Лоор, к твоим услугам, — представился он, поднялся из-за стола и сделал странный реверанс с необычной для его вида грацией. Затем снова забрался на стул и больше не сводил своих глаз-гиацинтов с гостя.
— Что же, господин Лоор, с вашего позволения, я буду откровенен. Увы, данная встреча для меня не самая приятная, особенно ввиду неких последних происшествий, да и вообще… — начал откровенное признание Арвин, но замолчал. На лице у него появилось кислое выражение, а желудок призывно заурчал.
Грабин сделал упредительный жест рукой, повернулся и что-то вежливо сказал в темноту. Через минуту перед ними стояли три блюда. На том, что находилось посреди стола, дымился огромный гусь, запеченный с фруктами.
— Не самая лучшая еда на сон грядущий, конечно. Ну, надеюсь, по крайне мере, ты любишь птицу? — осведомился трактирщик. — Позволишь? — продолжил он, ловко схватил нож и, отрезая тоненькие куски мяса, наполнил ими тарелку гостя. Сделал он это, как настоящий шеф-повар на кухне Императорского дворца.
Непонятно откуда на столе появилась бутыль вина. Грабин откупорил пробку, и вокруг разлился пьянящий аромат цветов.
— Семейный рецепт, — ответил трактирщик на сконфуженный взгляд юноши. Вино оказалось чудесного розового цвета. Такого прекрасного напитка Арвину еще не доводилось пробовать.
Голодный юноша быстро разделался сначала с печеным гусем, а потом и с остальными закусками. Грабин внимательно смотрел на него все это время и медленно потягивал вино. После трапезы посуду быстро убрали, а на стол постелили бархатное полотенце, на которое поставили причудливого вида аппарат.
Несведущему в механике человеку было сложно догадаться о том, как использовалась диковинная машина. Несколько емкостей разных размеров соединялись между собой длинными и короткими переходниками. Из самого крупного жбана дугой выкручивался змеевик и впивался в длинную тубу, из которой в свою очередь тянулся тонкий воздуховод.
— Тут все готово? — спросил трактирщик человека, устанавливавшего мудреный аппарат, достал разветвитель и прикрепил к воздуховоду. Проделав это, он протянул Арвину одну из трубок, похожих на сигару, назвав ее мундштуком, но гость, хоть и разглядывал машину с интересом, испытывать ее не спешил.
— Вижу, ты не особенно доверяешь мне, — сказал Грабин, выпуская дым из носа. — Мы называем эту штуку табаконом. От слов дракон и табак. Выглядит очень странно, но по названию понятно, что это просто курительный аппарат с фильтрами, очистителями и разными емкостями, — объяснял он, указывая на разные части машины.
Арвин внимательно слушал корчмаря и сам не заметил того, как в его руках оказался мундштук. Он несколько раз втянул теплый воздух. Терпкий сладковатый дым заволок все вокруг. Он совсем не походил на кислый тошнотный запах самокруток и тяжелый аромат дорогих сигар.
На вопрос рассказать подробнее о том, как работала машина, Грабин открыл крышку большого жбана и указал на тлевшие огоньки.
— Специальный состав углей, смолы и пропитка держутся в тайне, — пояснил он. Еще тут были разные емкости, в основном занятые фильтрующими компонентами, разными травами, растворами и прессованной древесной стружкой — естественно, трактирщик не назвал породу, а лишь намекнул на ее редкость.
Арвин быстро почувствовал, что начал терять нити, связывавшие рассказ, вопросы и ответы. Кончики пальцев на руках стало покалывать, а потом у него немного онемели ноги. Ему были знакомы эти симптомы. Отравление?
— Это все — красноцвет, — услышал он голос Грабина в ответ на собственные рассуждения.
— Страшно ядовитый куст? — поинтересовался Арвин, широко улыбаясь, и задумчиво ткнул в сторону трактирщика мундштуком.
— Он самый, — ответил карлик и хмыкнул. — Ты, главное, не волнуйся, механизм фильтрует всю хмарь из ягод и коры.
— Да я и не волновался, — спокойно буркнул Арвин и откинулся на удобную спинку. Когда это под ним успело оказаться невероятно мягкое кресло?! — Ну какая разница, когда, — устало возмутился он сам себе и отрицательно помотал головой на вопросительный взгляд корчмаря. Он глотнул вина, сделал глубокую затяжку и закрыл глаза. Из ноздрей у него потекли потоки дыма, как из пещеры, в которой старый дракон раскуривал трубку.
Откуда-то сверху доносились слова Грабина, но уловить их значение юноша уже не мог. Никто не знал, через что ему пришлось пройти после драки с вороным призраком. Иногда случалось так, что мстительный дух возвращался, и тогда он знал, всегда знал, где найти своего обидчика. Фантом неустанно преследовал его повсюду: поджидал в темных подворотнях, глядел из глубокого омута, сворой летучих мышей селился на чердаках, иногда крался по ночным улицам черной-пречерной кошкой. Арвин бросался прочь, бежал что было сил, спасался, но каждый раз ему чудилось, что противник становился все быстрее и проворнее, вот-вот он должен был настигнуть его.
Настал момент, когда бывший сквайр устал убегать. Перед ним стояла перегонная машина, змеевик еще не остыл, а в мерной колбе бурлила темно-фиолетовая жидкость. В тот день Арвин узнал, что эликсиры, подавлявшие одних демонов, будили и раззадоривали других. Потом были снотворные настойки. Эти помогали спастись от всего скопа чудовищ, гнавшегося за ним по пятам. Сны какое-то время выручали, но скоро юноша начал замечать, что тоскливые, печальные сновидения манили его, затягивали вглубь. От снотворного пришлось отказаться: кто знает, как глубока была эта кроличья нора, и кто могла ждать его на другом конце, раз остальные чудовища так боялись этого места.
