Строго выверенная по всем акцентам и интонациям речь произвела неизгладимое впечатление. Патетические восклицания в концовке создали должное настроение, располагающее к щедрости. И последние напоминания о сочувствии вполне логично легли на почву согласия и умиротворения. Ко всему прочему, Ранек в предварительных обсуждениях настоял на том, что данные выступления следует преподносить народу как кампанию по сбору средств в помощь инвалидам исторического сражения. Мол, в таком случае люди будут жертвовать намного охотнее и щедрее.
По команде Уракбая Заринат улегся на живот и, словно малый ребенок, спустился с помоста. Подхватил мешок для пожертвований и отправился обходить зрителей, начав с левой стороны, где сидела знать. При этом он двигался как-то неуверенно, а один раз вообще чуть не запнулся о неровность фунта. Скорей всего, именно поэтому ожидающая чего-то герцогиня решила поторопить нерасторопного раба магическим посылом «бодрости». Изуродованный ожогами человек дернулся и ускорился, приближаясь ко второму ряду знати.
В этот момент подручный герцогини поднял руку, показывая всем большой, полноценный золотой, и воскликнул:
— Мой господин со всей щедростью жертвует эти деньги для общества ветеранов!
После чего золотая монета опустилась в мешок. Само собой разумеется, что другие представители знати посчитали ниже своего достоинства бросать в мешок медную мелочь. Все демонстративно стали вынимать из кошелей серебряные, а то и золотые монеты.
Посыл «бодрости» опять вернул в искалеченное тело сознание его несчастного владельца. Кремон прямо на ходу сообразил, что у него в руках и для чего. Потому что отчетливо помнил каждое слово из недавнего рассказа Уракбая. Новых воспоминаний из своей прежней жизни пока не появилось, да и напрягаться по этому поводу подсознание ему категорически запретило. Оставалось только продолжить сбор средств и присматриваться к зрителям.
Лучше бы он этого не делал! Как только Невменяемый поднял глаза на первого всадника, слуга которого бросил в мешок большую золотую монету, как его всего окатило волной липкого страха и непонятного жара. Лицо незнакомца явно знатного происхождения скрылось под маской, зато большие прорези для глаз делали взгляд настолько острым и своеобразным, что поневоле хотелось поежиться и встряхнуться всем телом, словно шейтар. Мало того, показалось, что всадник смотрит на обожженного ветерана с такой яростной ненавистью, словно собрался в следующий момент уничтожить его смертельным магическим ударом. Кремон неосознанно попытался обратиться к своей силе Эль-Митолана и в который уже раз с ужасом обнаружил полное ее отсутствие. Ни для защиты, ни тем более для нападения ничего не оставалось, кроме собственных мускулов и отточенной воинской смекалки. И сейчас именно смекалка и сообразительность подсказали, что не стоит шарахаться в сторону и закрывать голову руками от страха. Надо просто спокойно продолжить обход зрителей и при этом стараться не выглядеть слишком умным и сообразительным. Потому что именно на такой легенде настаивал его опекун в последнем просветлении сознания. Раз они не просто рабы, но еще и рабы-ко медианты, до полного выяснения обстоятельств и восстановления своего здоровья придется играть эту роль со всем старанием и терпением.
Так и пошел Невменяемый дальше по рядам зрителей, стараясь не втягивать голову в плечи от жгущего спину неприятного взгляда. Дальше постепенно страх отступил, да и жар стал проходить. Зато анализ обстановки и собственного состояния продолжился.
«Скорей всего, мы на очередном выступлении рядом с рыночной площадью. Здесь все понятно и даже неожиданная ненависть или злость одного из зрителей ничего не значит. А вот почему и как я возвращаюсь в сознание? Выяснить это для меня архиважно. Мне кажется, подобное случилось уже второй раз. Первый, когда я вел гнедого на прогулку и ко мне с требованиями обратился тамошний хозяин. И вот теперь, когда я чуть не споткнулся. Граф не скрывал своей сущности Эль-Митолана, значит, за мое невнимание он на меня как-то воздействовал, подстегнул, так сказать. Нечто подобное произошло и сейчас. Может, кому-то показалось, что я двигаюсь слишком медленно, и этот кто-то меня магически ускорил. Кто это мог быть? Да неважно! Скорей всего, наш старший комедиант, ведь, кажется, он тоже явный колдун: вон как зычно звучит голос Уракбая. Значит, наш мэтр его поддерживает. Следовательно, моя первейшая задача быстро выяснить, чем он воспользовался для магического «пинка». И сделать это надо до того, как я опять не рухнул в пропасть беспамятства…»
Дело в том, что помимо магического посыла «бодрости» в арсенале любого колдуна имелось до пятидесяти структур, оперируя которыми можно было воздействовать на простого человека, не имеющего защитного оберега с определенными свойствами. Вполне понятно, что у раба никакой защиты быть не могло, и приставленный старшим комедиантом надсмотрщик прекрасно об этом знал. Но смысл ему раскрыться все-таки был. Раз уж они зашибают такие крупные деньги, то в любом случае выгоднее иметь правильно соображающего помощника, чем трудно контролируемого дебила.
Вернувшись к повозке с изрядно отяжелевшим мешком, Кремон понял, что отдать собранное опекуну будет проблематично. Того обступили несколько десятков человек и засыпали лавиной дополнительных вопросов. Поэтому Невменяемый сразу подошел к руководителю, сидящему на козлах, и отдал пожертвования ему. Потом взобрался на козлы и сам постарался прошептать в конкретном направлении:
— Я опять пришел в сознание. Но никак не пойму, почему это произошло.
— А в какой момент это случилось? — напрягся Ранек.
— Когда я шел к зрителям с мешком и споткнулся.
— Ага… — Колдун ожесточенно зачесал висок, пытаясь лихорадочно сообразить и сопоставить свои наблюдения. — Скорей всего, так и было… Цай! Иди-ка сюда!
Только сейчас Кремон обратил внимание на возницу, который сидел в темном пространстве крытой повозки и присматривался к зрителям через специально сделанные и обшитые нитками прорези в тенте.
Цай приблизился к Ранеку, и тот прошептал ему на ухо несколько фраз, после чего возницу словно ветром сдуло. Только и мелькнула его спина в толпе разъезжающейся знати. Зато сам руководитель комедиантов, забросив мешок в глубь повозки, строго уставился на изуродованного раба. Кажется, откладывать расспросы он не собирался:
— А вот скажи, мил-человек, все ли ты вспомнил из своего прошлого?
— Да нет, точно те же кусочки плавают в воспоминаниях, — с горьким вздохом признался Невменяемый. — А как только хочу напрячься, так сразу мозги начинают раскалываться от боли.
