Дальше рассмотреть ничего не удалось: повозка круто развернулась, под тент нырнула гибкая фигура, и комедианты сразу же отправились в обратную дорогу. Однако при коротком отсвете костра Уракбай успел рассмотреть личность присоединившегося к ним человека в маске: тот самый хлыщ, который на последнем выступлении первым пожертвовал большую золотую монету. А следовательно, рядом с ними теперь находилась, скорей всего, сама герцогиня Вилейма. На молодого ордынца навалился такой беспричинный страх и ужас, что зубы у него стали выбивать чечетку. Наверное, именно этот звук и привлек внимание зорко следящего за дорогой Ранека. Он обернулся назад, присмотрелся к ауре своего коллеги и с некоторым раздражением рыкнул:
— Ты чего трясешься?! Людей, что ли, не видел? Да и лежит человек себе сбоку, тебя не грызет, а?
— Так ведь мало ли кто… это! — выдавил из себя Уракбай.
Некоторое время старший комедиант пребывал в тяжелых раздумьях, а потом заговорил каким-то злым, не терпящим возражения тоном:
— Значит, так, коллега! С этого момента ты перестаешь трястись, как жалкий хлюпик, задавать глупые вопросы и вообще говорить без моего разрешения. Мы переходим, так сказать, в «строгий режим» нашего путешествия. Прямо сейчас приказываешь своему другу лежать и не шевелиться. Я бы его сразу усыпил, но для определенного слияния двух аур необходимо носителю оставаться в бодрствующем состоянии. Потом наш пассажир ложится рядом с ним, и я провожу надлежащее магическое действие. Затем ты их с головой накрываешь большим гофрированным покрывалом и пересаживаешься спиной к нашему сиденью. Все понял? Выполняй!
Заринат и так лежал с полным безучастием ко всему происходящему. А когда опекун попросил его не двигаться, то вообще послушно замер. К нему тут же прильнула фигурка человека в маске, а с рук колдуна проскочила к лежащим какая-то светящаяся магическая субстанция. После чего молодой ордынец накрыл странную пару большим покрывалом, сквозь которое легко проходил воздух, и уселся на указанное место. Минут десять ехали молча, а потом Ранек спросил:
— Что тебя так гнетет?
— А вдруг мой товарищ захочет встать? — признался в своем беспокойстве опекун.
— Не переживай, теперь он будет спать долго.
К Королевскому тракту вернулись с той же бешеной скоростью. Разве что повозку теперь по сторонам мотало намного меньше, словно кто-то невидимый придерживал ее на особо больших выемках и поворотах. А на ровном покрытии тракта сразу повернули к городку. Как ни странно, на воротах крепостной стены все напоминало растревоженный муравейник. Всюду горели факелы, сновали встревоженные воины.
— Кто такие? — Дорогу повозке перегородили сразу несколько копейщиков.
— Комедианты. Приехали давать выступление на вашей главной площади. Дальше следуем по всему Королевскому тракту в столицу — Градану. Имеем договоренность с главным распорядителем увеселений его величества.
Самый солидный из копейщиков не спешил уходить с дороги, словно чего-то ждал. Но и внутрь повозки не отправлял заглянуть своих подчиненных:
— Сколько вас? — задал он немного странный вопрос.
— Я, возница и два свидетеля великого исторического сражения, в котором они были тяжело ранены и выжили только благодаря редкостному чуду.
Перегородивший дорогу стражник хотел еще что-то спросить, но откуда-то сверху, из-под свода арки ворот, раздался глухой, голос:
— Там четверо мужчин. Пропустить!
Копейщики сдвинулись в стороны, и Цай с полнейшим равнодушием подстегнул уставших похасов. Тогда как Уракбай усердно размышлял: «Ничего не понимаю! Если здесь переполох из-за непонятного сражения среди холмов, то кого они ищут? Неужели конкретно герцогиню? Но почему? Что она могла такого натворить? Однако если это и так, то зачем было въезжать в город? Вдобавок скрытно? Объехали бы его проселками — и никакого излишнего риска. Или им так важно побывать именно здесь? Да еще и с нами вместе? Вот ведь гад этот «коллега», запретил вопросы задавать…»
Повозка проехала по нескольким длинным улицам и коротким переулкам и вползла в почти заполненное подобными транспортными средствами подворье постоялого двора.
— Куда прете?! — послышался грозный бас, и от дальних конюшен принеслись два мощных не то вышибалы, не то конюха. — Видите, что мест совсем нет!
Но уже сошедший на землю Ранек что-то быстро залопотал, вручая каждому местному в руки по монетке, и те сразу же преобразились:
— Да оно конечно. Если одну комнатку на двоих, то хозяин чего-нибудь отыщет. А слуги да, пусть себе спят в повозке. И корм мы похасам сейчас зададим самый лучший. Ну конечно, и в стоило отведем для отдыха и чистки. Для такого щедрого постояльца все сделаем!
Похасов действительно при содействии Цая быстро выпрягли и провели в крытые помещения со стойлами. Тогда как повозку вручную откатили тылом в узкую щель между другими каретами и приперли к высокой стене. После этого уже совсем смирившийся со своей долей слуги и собравшийся спать здесь Уракбай вдруг был позван Ранеком в помещение постоялого двора, где им на третьем этаже, под самой крышей предоставили маленькую, но весьма уютную комнату с двумя узкими кроватями. Ужин заказывать не стали. Вместо этого колдун быстро стянул сапоги, мешающую верхнюю одежду и, подавая личный пример, завалился на койку.
— Спать! — буркнул он затихающим голосом. — Позавтракаем утром.
— А как же Цай и Заринат? — засомневался молодой ордынец.
— Слугам места здесь не хватило. Да и возница за твоим подопечным присмотрит. Ко всему прочему, спать Заринат должен до завтрашнего полудня.
— А…
— Или тебя тоже усыпить, чтобы не болтал много?
— Уже уснул, — с упреждением успел вставить Уракбай. Больше в' маленькой комнатке не раздалось ни звука.
А вот Кремону Невменяемому снился сон-воспоминание. Словно он опять ранен и лежит на обозной телеге Ки-хонского полка наемников. Раны уже почти зарубцевались и перестали болеть, во всем теле зудящая томность, призывающая осторожно напрячь залежавшиеся мускулы. Где-то сквозь сон доносится перекличка часовых, которых обрывает грубый голос сотника Дорнеса Шавена. Ему вторит ругательство капитана Валера Лессо. И кажется, что это так здорово — вновь оказаться в пусть даже не до конца выздоровевшем теле. Оказаться пусть и среди врагов, но во вполне обычной и знакомой обстановке. И хоть внутренне Невменяемый четко осознавал, что это только сон, на какое-то время ему не захотелось возвращаться в странные будни далекой и незнакомой страны, превращаться вновь в изуродованного ожогами комедианта. Тем более что здесь так тепло и хорошо и щеку согревает теплое, спокойное дыхание Золаны. Той самой Золаны Мецц, которая добилась от него признания своей красоты и теперь навсегда считает его своей собственностью.
