— Не очухается, а?
— Нет, — уверенно заявил Хоргут. — До утра как минимум его мозги будут переваривать бредовые видения, которые мы в них запустили, да и когда переварят, не смогут оценить как должно. И не забывай о болевом пороге. Ни один смертный не в силах его преодолеть.
— Это меня больше всего и беспокоит, — повторился Карез. — Не помер бы… Впрочем, тебе виднее. Кстати, что предпримем завтра?
— Завтра будет проще, — сказал Хоргут. — Помните, какой занозой сидит в его памяти гибель ведуньи Лерии?
— Та самая девка, что направила его в Белый Замок?
— И не только, — усмехнулся Хоргут. — Она была первой женщиной, подарившей ему прелести плотской любви. Такое не забывается. Но мы напомним синегорцу еще кое-что, а именно — черного паука, сожравшего эту девку! Владигор по сей день в глубине души чувствует себя виноватым: ведь Лерия, защищая синегорца, предпочла жуткую смерть предательству.
— Разве он мог ее спасти?
— Нет, конечно, — согласился Хоргут. — Но дело в том, что он корит себя за всякое несчастье, постигшее другого человека, который хотя бы косвенно оказался причастным к его судьбе.
— Дурак, — коротко резюмировал Модран.
— Может быть, — кивнул Хоргут. — Во всяком случае, это самобичевание и есть тот ключик, который позволяет нам вскрывать тайные уголки его души и, следовательно, управлять его подсознанием. Завтра мы заставим Владигора биться с тем самым черным пауком, что вырвал сердце из груди его первой возлюбленной. Паук, разумеется, одержит верх — и Владигор будет окончательно сломлен.
— Да поможет нам Великий Скорпион, — Карез молитвенно сложил руки на груди.
— Ну, не будем терять время. — заторопился Модран. — Коли завтра нам предстоит весьма ответственный день, я не хотел бы упускать блага сегодняшнего вечера.
«Трахит суа куемкуе волуптас»[11] — со вздохом припомнил Хоргут слова древнего заклинания, но вслух не сказал ничего.
Боль накатывалась волнами — то плавными и продолжительными, как морской прилив на заре, то резкими и сильными, как в штормовую ночь. В чередовании этих волн не было никакой последовательности, тем не менее само наличие такого чередования подсказало Владигору простую мысль: его мучитель действует не в одиночку. Их двое или трое, и у каждого своя манера. Но главное — в глубине подсознания зазвучал колокольчик тревоги — они проникли в его мозг! Правда, еще не успели завладеть им полностью, иначе, как и в прошлый раз, он не смог бы совладать с лавиной нарастающей боли и был бы не в состоянии рассуждать сколько-нибудь здраво.
Едва он это понял, разум тут же применил известный Владигору способ самозащиты: в потаенном уголке мозга возникли многоуровневые заслоны, прорваться через которые не смог бы ни один колдун. Конечно, Владигор по-прежнему был не в состоянии управлять своим телом или оказывать действенное сопротивление истязателям, однако теперь он мог, хотя бы частично отрешившись от физических мук, обдумать свое незавидное положение.
И прежде всего — где он находится?
Он помнил, как быстро наползала на остров лиловая туча, как вытянулся из нее хобот смерча и подхватил, закрутил, швырнул к небу… А дальше? Нет, дальнейшее в его памяти не сохранилось. Очнулся в каком-то подземном лабиринте, и сразу пришлось отбиваться от Наггуззимза и его оживших соплеменников. Впрочем, они лишь выглядели живыми, а на самом деле были кем? Или чем? Их плоть была то твердой, как железо, то рыхлой, как студень, но удары этих покойничков были весьма чувствительными.
Затем был восьмиугольный зал, странно напоминающий другой — в Мертвом городе. Однако из Мертвого города ему удалось выбраться, а в этом зале для него была подготовлена ловушка… Что все это значит?
Его воспоминания прервала тугая и безжалостная волна боли, которую с трудом сдержали выставленные им заслоны. Потаенный уголок сознания сохранил себя, но большая часть разума вновь находилась в чужой власти…
Владигор вдруг оказался висящим на стене глубокого колодца. Его пальцы, ломая ногти, судорожно цеплялись за неровности склизкой каменной кладки, ноги торопливо искали опору. К счастью, опора нашлась сразу: это была вбитая в стену железная скоба. Над головой виднелась еще одна, и Владигор, ухватившись за нее, наконец-то смог перевести дух и оглядеться.
Колодец был довольно-таки широким — не менее десяти аршин до противоположной стены. О глубине же судить было сложно, поскольку дна князь при всем старании разглядеть не смог. Далеко вверху маячило бледное пятнышко света. Что ж, делать нечего, надо карабкаться туда, к свету.
Краешком сознания Владигор ощущал неприятное присутствие чужих внутри своего мозга, и эти чужие, похоже, были довольны его решением. Владигор, стараясь не выдать себя неосторожной мыслью, попытался выяснить, кто они и сколько их, однако ничего путного узнать не удалось. Чужаки неплохо умели скрывать свое проникновение в человеческий разум, а Владигор в свою очередь не хотел рисковать раньше времени. Придет срок — и он сразится с ними по-настоящему. Пока же надо терпеть, таиться и делать вид, что находишься целиком в их власти.
Долго подниматься ему не дали: вверху, перекрывая пятно света, замаячила зловещая тень. Князь прижался к стене и приготовился к бою.
Сперва Владигору показалось, что противник умудряется каким-то образом спускаться в колодец на крыльях, поскольку он явно не касался стен. Но вскоре князь понял, с кем ему предстоит иметь дело, и невольно передернулся от омерзения. Выпуская из своего чрева толстую нить (больше похожую на просмоленный канат), к нему неторопливо приближался огромный, в два человеческих роста, мохнатый паук.
Владигор, половчее ухватившись левой рукой за скобу, правой вытащил из ножен кинжал. Против эдакого чудища, конечно, не ахти какое оружие, однако другого-то все равно нет… Паук завис напротив Владигора и вылупил на него белесые шаровидные глаза, словно решил получше рассмотреть свою будущую жертву или, может быть, запугать одним своим жутким видом. И ему было чем запугивать! Каждый глаз величиной с крепкий кулак, когти на членистых лапах — словно кривые савроматские ножи, разинутая пасть усыпана острыми треугольными зубами.
Несколько мгновений человек и чудище разглядывали друг друга, затем паук резко качнулся вперед, норовя цапнуть Владигора когтями. Владигор отбил этот выпад, полоснув клинком по мохнатой лапе. Брызнула густая черная кровь. Паук отдернул раненую лапу, но тут же атаковал вновь. Владигор отпрянул к стене, его кинжал замелькал с бешеной скоростью, не давая пауку возможности приблизиться.
