Веша же, не став времени зря тратить, отправилась в свою новую опочивальню.
В голове неуемная крутилась мысль — что ж за гости сегодня пожалуют? И надобно ли чего скуховарить к их приходу? Вроде же в первый их уговор Хозяин упоминал, что готовить она будет для гостей…
Только вот на минуточку приляжет, а то так умаялась с уборкой этой.
Сама и не заметила как уснула. Раз и провалилась в сон тягучий, едва головой подушки коснувшись.
* * *
Шорох. И шепоток едва слышный. Хихикает кто-то. Стук.
Сонным взглядом обвела комнату, не понимая, где сама находится. Кровать огромная, мягкая, с периной. Занавеси ажурные на окнах в лунном свете трепещут.
— Тиш-ше, ты, разбудиш-ш-шь!
— С-с-с-сам тихо! — отозвалось возмущенно.
Весенья опасливо подтянула ноги, стараясь не слишком сильно шуршать по постели. Огляделась в поисках чего тяжелого, шипящий говорок пришлых ей не нравился.
Голоса звучали в изножье кровати и не видно было, кто там волохается из-за высокой загородки.
На столике рядом с постелью оказалось медное блюдо-фруктовница. Подхватила его, не тяжелое, но хоть что-то в руках.
— А ну, выходи, кто тут! — Голос прозвучал не так уверенно, как ей того бы хотелось.
— А то чавось? — отозвалось смешливо.
Ответ в сонный разум девицы сразу не пришел, а подумать не успела.
Из-за деревянного высокого изножья показались две мордашки. Свинные рыльца, глазки маленькие, но чертами лица отдаленно на детишек походят. Только вот лохматые такие, а среди волос рожки торчат. И кожа темная, кажись, красная. Во мраке комнаты не отличишь толком.
И смотрят с любопытсвом.
— Ты кто такая? — спросил правый.
— Кто-кто? — суетно поддакнул второй, привставая, и показываясь в полный уже рост. Одетый в одну только рубаху длиной по колено, кажись, да с красным пояском. За спиной махнул хвостик с пушистой кисточкой.
Веша набрала в грудь побольше воздуха, но крик замер в груди. Только глаза на лоб полезли, а фруктовницу уже к груди прижимала, наподобие щита.
— Черти… — пропищала сдавленно, — как есть нечистики.
— Никакие не черти мы, мы — потаньки! Ясно? — обиженно отозвался второй, хватаясь четырехпалыми ручками за изножье. — Черти вон в трапезной скачут, а мы тут…
Весенья прикрыла глаза, заставляя сердечко зашедшееся успокоиться. Нечего ей бояться, коли хочет здесь жить и у колдуна учиться. Еще не такое увидит. Странно то, конечно, не привычна она к нечисти, но придется.
И только спустя мгновение дошла до разуму девичьего мысль:
— В трапезной? Черти? — Представила ярко, во всей красе, как те снова разносят уют ею наведенный. — Скачут?
— А что им еще делать то? Стол тепереча свободен, — заявил правый потанька, да ручками развел, мол, а что тут удивительного?
Злоба накатила. Да такая, что готова Весенья сама чертом обернуться.
Подскочила с постели, даром, что коса расплелась, только волосы с лица откинула. Выбежала из спальни, как есть босая.
Дверь в кухню оказалась приоткрыта. Кто-то весело играл на гармони, пел хор нестройных голосов (как только раньше не услыхала, да не проснулась?), а вдобавок и правда слышен был топот копыт по дереву.
— Ну я им сейчас, — прошипела Веша.
Столько сил она потратила, чтобы все прибрать, а они опять?
Метнулась к кладовой, схватила метлу с черенком потолще и в кухню ринулась. Распахнула дверь перед собой…
Вокруг стола расселись гости… На двух табуретах — лешие, крепенькие низкорослые мужичонки с бородами, да бровями кустистыми, в волосах — ветки, да листья торчат, носы — сучки. Один из них на гармони-баяне наяривал, а второй, знай, подпевал что-то про калину-рябину, да жизнь кручинную. Водяной им вторил, в обнимку с бутылью пятилитровой на стол привалившись. Молодой совсем с виду, кожа бледная, синюшная, волосы черные, точно мокрые, и копошатся, словно пиявки вьются. А по ту сторону стола тряс стакан, ладонью зажав — болотник. Как есть человек-жаба. Кожа темная, в бородавках, ряха широкая, глаза на выкате, сам лысый. Одет при том был в халат алый бархатный, с рукавами широкими расписными. Рядом же с ним молодец сидел. Плечи широкие, волосы светло русые, статный, ладный, да только как глянул на Вешу через кухню, та и попятилась. Глаза то зеленые разделены были вертикальным зрачком.
— Была-не была! — ухнул болотник, убирая ладонь от стакана, покатились кости игральные. Да прямо под ноги резвящимся на столе чертям. Малорослые, на гнутых ногах с черными копытцами, облаченные в одни лишь набедренные повязки, они умудрялись еще и плескать во все стороны содержимым своих кружек. Морды клыкастые, с такими же свинными пяточками, как у потанек, перекошены были в безудержном веселье.
— Йей! — ухнули хором в такт песне, что распевали лешие с водяным, да снова как грохнули кружками, разливая брагу во все стороны.
— Ей! — Взвилась Весенья, потрясая метлой, с ужасом глядя, как по стенам брага течет — я вам сейчас такоей «ЕЙ»! устрою! Быстро со стола послезали!
И с метлой наперевес кинулась к столу. Только бы не дрогнуть под обратившимися вмиг на нее взглядами. Баян еще веселее заиграл, а песня полилась быстрее. Захохотали, загоготали.
Один из чертей, ростом будучи не более пятилетнего ребенка, скакнул со стола на столешню у стены, да полез по навесным шкафчикам к потолку, на ходу дверцы распахивая, да вываливая оттуда убранные кастрюльки и горшки.
— Да ты ж, паскуда! — даже в груди закололо от возмущения! Это как так можно?! Что за гости такие?! Теперь то Веша понимала, откуда такой бардак в этой башне несчастной брался. — Ну-ка брысь! — подцепила черта метлой, да на силу отодрала от шкафчика.
— Убиваааююють! — заверещал окаянный, падая прямо на Вешу. Посыпались черепки посуды, грохоча. — Спасите! Помогите!
Веша скинула с себя теплое верещащее тельце. Шкурка у чертенка оказалась на ощупь, все равно что свиная, да словно бы вся в щетинке.
— Больно надобно! — плюнула вслед, снова подбирая метлу. — Ну-ка, брысь отседова! Нечего столы топтать!
Остальных тоже метлой погнала под визг и писк дурашливых. Они только знай себе гоготали, да уворачивались, пока Веша их достать пыталась. Остальные не вмешивались, смеялись только, да подначивали.
— Во, девка! С такой и в пир и в мир! — восторженно изрек водяной, даже от бутыли своей отрываясь.
— Не надо со мной ни в какие миры-пиры! — Отдуваясь отозвалась Веша, в третий раз за чертями обегая стол. — Брысь, сказала!
Наконец, удалось перехватить всех троих и погнать метлой уже к выходу из кухни, а там и к улице. За порогом же те прыснули врассыпную, только и пятки сверкали… копытца то есть.
— Еще увижу, что по столам скачете — не так отделаю! — крикнула вслед, чувствуя за себя небывалую гордость. Справилась. Отстояла кухоньку. Чай, остальные то гости вроде прилично себя вели.
Прислушалась, баян потише заиграл, песня иная полилась.
— Э, хозяйка! — из кухни показалась голова водяного. Это она-то хозяйка? — нам бы браги еще, бутыли пустые!
Запал и злость сошли на нет. Кивнула в ответ.
Водяной в улыбке растянулся.
Возвращаться на кухню вдруг стало боязно. Глупо, конечно, но сперва то она со сна помчалась, толком не осознав, что происходит, желая лишь наведенный порядок спасти. Теперь же, входя к собравшимся гостям и ощущая на себе взгляды их, притихла.
— Ты кто вообще такая? — услышала обращенный к ней вкрадчивый вопрос. Подняла взгляд, встречаясь с глазами змеиными. Пронзительные, с молодого лица русоволосого глядели на нее с прищуром.
— Весенья, — отозвалась, да только звук голоса потонул в разливающейся песне.
Вопрошавший поморщился, искоса глянув на разошедшихся в песне. Хлопнул в ладоши и тут же тихо стало. Беснующаяся компания просто испарилась. Р-р-раз и исчезли. Осталось их в кухне трое. Сама Весенья, молодец, обратившийся к ней, походивший на человека, да только глаза его выдавали, и на той стороне стола, развалившись на стуле и заливая в безобразно-широкий рот очередную порцию браги — болотник.
