— Что ты здесь делаешь? — спросил я.
— Я иду с тобой, — выдохнул Пирей.
— Маэл знает об этом? — прищурился я.
— Отец бы так просто меня не отпустил, — фыркнул он.
— Тогда возвращайся обратно, — я развернул лошадь и двинулся вперед.
— Вилар, так не честно, — заявил Пирей, вновь поравнявшись со мной. — Ты едешь увидеть мир, а я должен прозябать в этой глуши?
— Я еду не мир смотреть, а отыскать свою память, — возразил я.
— Одно другому не помешает, — хмыкнул друг. — К тому же в одиночку тебе будет скучно.
— А ты собираешься поработать при мне шутом? — усмехнулся я.
— Это не единственное, что я могу, — заявил Пирей.
— Значит, мне не переубедить тебя и никак не заставить вернуться обратно?
— Нет, я уже принял решение.
— Путешествие может быть опасным, — счел нужным предупредить я.
— И ты думаешь меня этим испугать? — хмыкнул Пирей.
— Нет, но я предупреждал, если что.
— Ладно, а я услышал и принял к сведению, — закивал он. — Ну что, теперь можем ехать быстрее, а то плетемся как улитки?
— Сам захотел, — я ухмыльнулся и пришпорил коня, тот недовольно заржал, но послушно поскакал вперед быстрее.
Во мне взыграло детское желание поиграть в догонялки, и я вырвался вперед, но, видимо, и Пирей не отличался особой серьезностью, потому что тоже пришпорил свою Эдну и помчался за мной. Почти всю ночь мы наперегонки гнали лошадей, заставляя перепрыгивать через препятствия или идти по тонкому стволу упавшего дерева над рекой, но выдохлись мы только к рассвету, да и кони тоже устали, так что когда встало солнце, мы тащились со скоростью улитки, но довольные и счастливые. Пирей начал даже дремать, а потом и вовсе уснул, как он умудрился сделать это сидя в седле, не представляю, но факт оставался фактом, и он мирно спал. Я же сонным не был, выспался, как следует еще до отъезда, поэтому решил свериться с картой. Вытащив из сумки лист пергамента, я развернул его и всмотрелся в карту местности, ехали мы правильно, за ночь нигде не свернули и не заблудились, до Гелиотрополя от дома Маэла действительно было всего четыре дня пути, по дороге нам должны были встретиться два небольших города, первый уже пройден, а второй будет ближе к самому Гелиотрополю, так что ближайшие два дня нам плутать в лесах. Убрав карту, я решил от нечего делать заняться разглядыванием ландшафта, а то Пирей спит, а будить его рука не поднимается, хотя… ладно, пусть живет. Я тихонько напевал пришедшую в голову мелодию, рассматривая окрестности, после первых пяти минут однообразного пейзажа мне это надоело, и я попытался занять себя чем‑нибудь еще. Следующие пару часов искал себе подходящее занятие, перепробовал все, начиная от счета попадавших по пути деревьев и заканчивая попыткой вспомнить весь старотемный рунический алфавит, который я действительно вспомнил весь. И почему я не могу точно также вытащить из недр своего сознания и память, ну хотя бы небольшой кусочек, чтобы знать, куда идти и что искать?
— Вилар, ты слышишь? — из задумчивости меня вырвал тихий голос Пирея.
Я переключил свое внимание на окружающий мир, но ничего необычного не услышал.
— А что я должен слышать? — уточнил я у него.
— Вокруг тихо, как в гробнице, — заявил Пирей, отцепляя лук от седла.
— И верно, — теперь я и понял, что даже птицы не поют.
— Ходили слухи, что в этих лесах завелась нечисть, — заметил мой спутник.
— А вот раньше предупредить ты никак не мог?
— Ну… — протянул он.
— Гениальный ответ, — фыркнул я и тряхнул поводья, конь пошел вперед. — Ты бы еще сказал об этом, когда на нас напала эта «нечисть».
— Будем надеяться на лучшее, и пусть нас стороной обойдет эта нечисть, — заявил Пирей.
— Если я правильно понимаю, то «нечисть» в твоей интерпретации — это опасное темное существо, забредшее на ваши земли, а если я действительно темный, как мы предполагаем, то эта «нечисть» точно найдет нас, — хмыкнул я. — Тьма притягивает Тьму, а особенно на светлых землях.
— И в кого ты такой умный? — недовольно пробормотал Пирей.
— Надеюсь, что когда‑нибудь вспомню об этом, — парировал я.
— Прости, — мгновенно повинился мой собеседник, вспомнив, что я ничего не знаю о своем прошлом, — я забыл.
— А мне казалось, что забыл здесь все только я, — хмыкнул я.
— Как ты можешь над этим шутить?
— Ну не плакать же, — я пожал плечами. — К тому же это не в моем стиле сокрушаться о чем‑то столь долго, я думаю, что надо действовать и пытаться отыскать свою память, а не вечно страдать из‑за ее потери.
— Ты прав, — кивнул Пирей. — Я помогу тебе.
— Я знаю, — я усмехнулся.
Мы ехали еще пару часов, вокруг стояла все такая же мертвая тишина, это жутко нервировало Пирея, он даже лук из рук не выпускал и постоянно оглядывался по сторонам. Я же не особо зацикливался на каком‑то возможном враге, если нападет, буду думать, как уничтожить его, нет — ну и ладно. Впрочем, мне довольно часто везло, поэтому можно было надеяться, что «нечисть» обойдет нас стороной. Пока мы ехали, я успел проголодаться и довольно сильно, Пирей отказывался устроить привал и поесть, поэтому пришлось довольствоваться перекусом в седле. С закатом солнца мы переехали какую‑то широкую реку, и на другом берегу мой спутник смог расслабиться, так как вернулись все «звуки природы», что означало — охотничья территория «нечисти» осталась позади.
— Вот теперь можно и устроиться на привал, — вздохнул Пирей, — у меня больше нет сил.
— Да, давай вон у того прилеска, — кивнул я в сторону приличной полянки.
— Как‑то подозрительно он выглядит, — заявил друг.
— А, по — моему, вполне нормально, — хмыкнул я и направил коня, который еле ногами уже перебирал. — Пирей, не отставай.
Он только вздохнул и последовал за мной, я в нужном месте остановил свою лошадь и спрыгнул на землю, казалось, конь даже вздохнул от облегчения. Я смерил животное взглядом, полным презрения, лошадь ответила мне тем же, короче, у нас обоюдная нелюбовь, как только окажемся в Гелиотрополе, сменю на более дружелюбную коняшку. Вот у Пирея и Эдны нет таких проблем, симпатии у них взаимные, так что он чуть ли с нее пылинки не сдувает.
— Кто пойдет за хворостом? — поинтересовался Пирей, без особого энтузиазма косясь на темный прилесок.
— Я схожу, а ты лошадьми лучше займись, — бросил я, снимая сумки со своей лошади.
— Хорошо, — такой расклад друга устраивал больше, поэтому он с похвальным рвением приступил к выполнению своей работы.
