С этими словами гласерман зачерпнул ладонью снег, и тот мгновенно обратился в воду, что засочилась между пальцами. Восемь глаз моргнули, рука взлетела вверх, и демон метнул жидкость: капли на лету соединились и затвердели, перед Фрэнсисом брякнуло два кубика — самых обычных игральных кости, только изо льда. На верхних гранях читались цифры: четыре и четыре.
— Восемь, — подсчитал гласерман, — твоя очередь.
Фрэнсис свободной рукой поднял кости, глубоко вздохнул. Роберта затаила дыхание.
— Все равно без удачи мне не стать пиратом, — сказал Фрэнсис, — так что если погибну тут, невелика потеря!
Кубики застучали по ледяной поверхности. Фрэнсис и Роберта с замиранием сердца следили, как мелькают грани. Одна кость замерла: три. Гласерман усмехнулся. Остановилась и вторая: шесть.
— Девять! — ликующе воскликнула Роберта, — демон, ты проиграл!
Гласерман недоуменно моргнул.
— Проиграл?.. — он не сразу понял произошедшее. — Хм. Тогда я просто убью вас, и никто не узнает моего позора.
— Ты обещал отпустить нас! — крикнула Роберта.
— Но я же не думал, что проиграю! Извините… — гласерман потер ладони, и лед плотнее сжался, стремясь раздавить пленников.
— Ну, гад! — крикнул Фрэнсис и свободной рукой ухватился за навершие булавы, торчащее на поверхности. Он сильно дернул, рукоять сломалось, а тяжелый стальной шар с шипами лег в руку.
Фрэнсис размахнулся, изо всех сил метнул его в гласермана. Навершие свистнуло в воздухе и припечатало демона к ледяному постаменту, хрустнули кости. Веки чудовища сомкнулись, язык вывалился наружу, а волосатое тельце так и не шелохнулось. Лед вокруг начал стремительно таять, со стен сорвались водные потоки.
— Смотри, не утони! — было последним, что успел крикнуть Фрэнсис, пока его не захлестнула волна.
Роберту тянули водовороты, мимо проносились ледяные глыбы, и если б хоть раз они угодили в нее — тотчас отправили бы в мир иной. Наконец она вынырнула. Льда как не бывало. Светило солнце, от горизонта до горизонта раскинулось море, а ветерок лениво играл волнами, теплая вода нежило тело. Вдалеке Роберта увидела свой корабль, а рядом — Фрэнсиса, который что-то радостно кричал, но она ничего не слышала — вода заложила уши.
За просторным столом красного дерева, на бархатном стуле сидел сэр Хауэлл, канцлер Его Величества. Прибыв накануне в Вестфолл, шумный портовый город, он был радушно принят мэром, который предоставил ему двухэтажный особняк в качестве штаб-квартиры на время расследования.
Солнечные лучи с любопытством заглядывали в кабинет, где Хауэлл распечатал только что доставленный конверт из желтой бумаги. В нем оказалось пространное письмо от сэра Дайтоба, в котором тот выражал восторг по поводу официального назначения его компаньоном канцлера. Хауэлл пробежал глазами эту часть и внимательно остановился на той, где Дайтоб докладывал о том, что узнал в городе Хомар, где и началась вся эта история:
«Фрэнсис Эвери и Дин Лайлойд числа третьего месяца шестого напали на славный город с целью его уничтожения. В доме номер четыре по улице Процветания, принадлежавшем Эвери, грянул взрыв, отчего случился пожар, быстро потушенный силами полицейской инспекции и горожан. При обыске в доме Дина Лайлойда была обнаружена запрещенная литература по демонологии, за что тот был немедленно приговорен к заточению в тюрьме-форте Бланкальер. А Фрэнсис Эвери был посажен на корабль смертников за сквернословие в сторону нашего почитаемого Короля и Короны».
Хауэлл, убирая письмо в конверт, уже решил, что немедленно отправится в форт Бланкальер и допросит сообщника Эвери.
В дверь вошел лакей и объявил, что приема ожидает первый мастер гильдии алхимиков, сэр Панагам.
— Пригласи его, — сказал Хауэлл, убирая протокол.
Кое-как протиснувшись в дверной проем, низкий и толстый алхимик кивнул Хауэллу и без приглашения плюхнулся на стул. Несмотря на огромный вес посетителя, лицо его не было заплывшим, напротив, казалось вырезанным из дерева.
— Ну? — недовольно проворчал он.
— Сэр Панагам? — уточнил Хауэлл, рассматривая грязный фартук посетителя.
— Он самый. Ближе к делу.
— Я знаю, что вы курируете специальный проект Королевской гильдии алхимиков…
— Курирую, ха! Как же! Я один все делаю, от этих разгильдяев помощи не дождешься. Да и слава богам: мои коллеги настолько бездарны, что от их помощи будет только вред!
— Я понимаю, — кивнул Хауэлл.
— Что вы можете понимать? Что вы знаете об алхимии?! Это высшее искусство в мире! — Панагам стукнул пухлым кулаком по столу, вызвав этим удивленный взгляд канцлера. — Алхимия — занятие не для лентяев и не для олухов, вроде тех, что протирают штаны у меня в гильдии! Скажу вам по секрету, я бы уже давно ушел оттуда, если б они не уникальные ингредиенты, которые мне предоставляют.
Панагам понизил голос:
— Я говорю о том, что считается запрещенным к продаже. Вы должны понимать.
— Конечно, сэр. Дело в том, что я наслышан о вашем проекте, это действительно нечто невероятное…
— Разумеется, — важно кивнул алхимик.
— Только подумать: создание эликсира, наделяющего силой, какой нет и у сотни! А, может быть, и тысячи! Это поразительно, и у меня возникает лишь один вопрос: насколько проект близок к завершению?
— Всем интересен лишь результат, и никто не задумывается о том, насколько сложным может быть процесс, — пожаловался Панагам.
— Я не смогу вообразить даже десятой доли всех тягот, сопровождающих вашу работу! — воскликнул Хауэлл.
— Так и есть. Клянусь, вы понимаете, о чем говорите, сэр!
— Поведайте же мне, как полнейшему дилетанту в алхимии, когда эликсир будет готов?
— День.
— Всего день?! — Хауэлл вскочил из-за стола.
— Или неделя. Может быть, месяц. А, скорее всего, год или два. Или десять лет.
Хауэлл, помрачнев, сел обратно.
— Этого никто не знает! — Панагам рассвирепел и снова ударил кулаком по столу, — это алхимия! Величайшее искусство, раздвигающее границы мироздания!
— А как же колдовство? — вяло поинтересовался Хауэлл.
— Что такое колдовство? Блажь! Эти недотепы ни на что неспособны. В них нету изящества, гармонии, мечты!
— Предположим. И все же, скажите мне напрямую: проект готов или нет?
— Нет, конечно! — рявкнул Панагам. — Сидел бы я тут, если б изобрел величайший эликсир в мире!
Хауэлл немного помолчал, обдумывая сказанное, потом заговорил:
— Может ли успех эксперимента ознаменовать взрыв?
