Оказывается, заниматься исследованиями по плану может быть страшно интересно! Наверное, из-за того, что я когда-то с успехом выполнял обе зеркальные секвенции, у меня сложилось впечатление, что я знаю о них всё или почти всё. Тем неожиданнее оказалось удовольствие от экспериментов, которыми я с увлечением начал заниматься на следующий же день после размолвки с Петровым. Начал я с того, что по памяти записал полученные вопросы и добавил к ним несколько своих. На следующий день по дороге на работу я решил, что буду в первую очередь заниматься секвенцией эха, в основном из-за того, что эхо можно выполнять каждые два часа – такой небольшой период безразличия у этой замечательной секвенции. От немедленного ответа на вопрос, не состоят ли зеркальные копии из правых изомеров, я тоже решил отказаться. Во-первых, я не слишком хорошо представляю себе, что такое правые изомеры, а во-вторых, как мне по телефону объяснил знакомый химик, для исследования нужно получить «тонкодиспесную смесь» исследуемого вещества. Я представил себя, изготавливающего из продублированной лабораторной крысы эту самую смесь, и мне не понравилось. Одним словом, эту часть эксперимента я отложил «на потом». Зато в первый же день мне удалось получить два других ответа. Во-первых, оказалось, что из двух образцов органических тканей (я воспользовался кусочком лососины и еще какой-то рыбы с мякотью белого цвета, добытыми из суши) копия получается из образца с наибольшим весом («не весом, а массой», – как вскоре поправил меня Петров, обожающий мелкие придирки). Параллельно я определил минимальный вес кусочка золота, позволяющий выполнить секвенцию (Петров, конечно бы, уточнил: «минимальную массу», но лично я не особо понимаю, в чём тут разница). Оказалось, что половины грамма благородного металла для этого вполне достаточно, а если взять кусочек чуть поменьше, ничего не происходит.
После этого я начал экспериментировать с формой и размером треугольников, составленных из пирамидок. Ограниченность размеров моего и соседнего кабинетов и лабораторий не позволила дать окончательного ответа. Поэтому волей-неволей пришлось расширить испытательный полигон за пределы нашего здания.
Перед уходом домой, прямо у себя в кабинете, я составил из пирамидок треугольник, не забыв направить вершину D в сторону своей квартиры. Определиться по сторонам света и по карте вышло не сразу, зато теперь я точно знаю, что если пройду сквозь стену своей лаборатории, противоположную входной двери, и пройду по прямой километров десять, то окажусь прямо у себя дома. На письменный стол я положил спортивный костюм, справедливо полагая, что моему дублю неприятно будет провести четыре часа, отведенные ему в этом мире, в голом виде. Чем я еще могу помочь себе, зеркальному? Кофеваркой он пользоваться умеет, где хранится запас сигарет – знает. В любых других письменных инструкциях необходимости нет: в момент появления в треугольнике, Траутман-2 будет знать всё то, что знаю я. Одним словом, осталось упаковать мой комплект пирамидок и можно двигать домой. Белая пирамидка, она же – тетраэдр T, находятся уже в квартире Петрова, вместе с золотом. Я не спеша уложил пирамидки в сумку и подошел к двери. Кажется, можно идти. Ничего не забыл? Забыл, конечно! Вернулся к компьютеру, стоящему на столе, и развернул веб-камеру так, чтобы она смотрела на треугольник, составленный из пирамидок. Затем включил таймер. Теперь без десяти восемь начнется видеозапись, и я, наконец, смогу посмотреть со стороны, как это всё происходит, если, конечно, что-нибудь произойдет. Свет в лаборатории я, разумеется, оставил включенным – мне совсем не хотелось вдруг очутиться в темноте.
До дома я добрался на такси – Петров был категорически против того чтобы я перевозил наши пирамидки в метро. Неспешно поужинав, я взглянул на часы – без четверти восемь. Можно потихоньку начинать. Я составил треугольник, встал в его центре и набрал номер Петрова.
– Готов, Траутман? – услышал я знакомый голос.
– Да, можешь поджигать. Хотя, подожди секунду, я на пол сяду, – припомнилось, что в прошлый раз я копировал себя, вольготно развалившись на стуле, и мой дубль был ко мне в большой претензии, крепко приложившись кобчиком и затылком об пол: стула в его треугольнике, разумеется, не было.
Я сел на пол по-турецки и скомандовал:
– Давай! – после чего начал внимательно прислушиваться к своим ощущениям. Ни у меня, ни у Петрова не было полной уверенности, что треугольники, расположенные на расстоянии десятка километров, смогут реализовать секвенцию, тем более что белая пирамидка и золото находились километрах в двадцати от обеих геометрических фигур – в московской квартире моего друга. Опасения оказались напрасными: через несколько секунд я ощутил грэйс – секвенция была близка к тому, чтобы завершиться. Ароматы были такими же сильными, как если бы все элементы эха находились в моей комнате. Нота с сильнейшим запахом травяного сока, присущая горящему золоту, в который раз потрясла меня своей свежестью. Тона пирамидок пока еще сливались друг с другом и казались обыденно знакомыми, но удивительно приятными. Присутствовал еще один элемент секвенции – с ним я прежде не сталкивался: всепроникающий запах, напоминающий тот, что можно ощутить в лесу после дождя; казалось, он переплелся со всеми остальными нотами и словно стягивал их в единый жгут, а затем начал направлять этот жгут в каком-то, ведомом только ему, направлении. Никогда так еще не было, чтобы один элемент секвенции так явно доминировал над другими, но я ощущал, что он делает что-то очень важное и правильное, и всеми силами желал ему удачи в его непонятном деле. Я замер, упиваясь чудесными ароматами, с нетерпением ожидая того, что должно случиться. Еще через пару секунд произошел долгожданный ароматический взрыв. Все пять нот зазвенели, разделившись, и больше не сливаясь. Я словно бы увидел все пять составляющих эха:
– Треугольник, составленный из пирамидок. Я отчетливо чувствовал, что он здесь, совсем рядом, и я в нем нахожусь.
– Белый тетраэдр. Я знал, где он расположен и ощущал, как расходуется его очередной заряд.
– Золото, горящее искрящимся белым огнем. Золото располагалось совсем недалеко от белой пирамидки.
– Пентаграмма – пятиугольник, составленный из стандартных пирамидок. Где он находится, я не мог определить, даже приблизительно, но пятиугольник был неразрывной частью зачаровывающего процесса.
– Еще я ощущал запах влажного леса – мне он виделся неким мускулом – обладающим огромной силой, но нежным и трогательно хрупким. Казалось, что мускулистое щупальце, мощно, но бережно сжимающее остальные элементы, направляя их к победному завершению секвенции, – всего лишь очень маленькая часть чего-то невообразимо огромного. Это огромное нечто окутывало всю Землю тонкой и очень частой сетью, напоминающей паутину, и казалось, что даже эта вселенская паутина является лишь малой частью чего-то еще большего. А еще мне показалось, что это является чем-то живым. Возможно, не живым в полном смысле, но мыслящим, или обладающим собственной волей. И это, определенно хотело мне что-то сообщить, но ему не хватило времени – ведь взрыв продолжается доли секунды, и лишь потом развертывается у меня в сознании, оставляя иллюзию чего-то протяженного.
