– Треугольник, составленный из пирамидок. Я отчетливо чувствовал, что он здесь, совсем рядом, и я в нем нахожусь.
– Белый тетраэдр. Я знал, где он расположен и ощущал, как расходуется его очередной заряд.
– Золото, горящее искрящимся белым огнем. Золото располагалось совсем недалеко от белой пирамидки.
– Пентаграмма – пятиугольник, составленный из стандартных пирамидок. Где он находится, я не мог определить, даже приблизительно, но пятиугольник был неразрывной частью зачаровывающего процесса.
– Еще я ощущал запах влажного леса – мне он виделся неким мускулом – обладающим огромной силой, но нежным и трогательно хрупким. Казалось, что мускулистое щупальце, мощно, но бережно сжимающее остальные элементы, направляя их к победному завершению секвенции, – всего лишь очень маленькая часть чего-то невообразимо огромного. Это огромное нечто окутывало всю Землю тонкой и очень частой сетью, напоминающей паутину, и казалось, что даже эта вселенская паутина является лишь малой частью чего-то еще большего. А еще мне показалось, что это является чем-то живым. Возможно, не живым в полном смысле, но мыслящим, или обладающим собственной волей. И это, определенно хотело мне что-то сообщить, но ему не хватило времени – ведь взрыв продолжается доли секунды, и лишь потом развертывается у меня в сознании, оставляя иллюзию чего-то протяженного.
Время замерло, а мгновение расширилось – я словно попал внутрь бесконечно малой точки, и изнутри увидел, что это целый мир. Я знал, как изготовить пирамидки всех четырех разновидностей, я ощущал, что не всякое золото годится для этой секвенции, и мне было известно, каким оно должно быть. Я читал секвенцию. Это и есть мой дар, моя способность, которой обладаю только я один.
Пара минут потребовалось мне, чтобы прийти в себя после ароматического взрыва. Как всегда, завершившаяся секвенция стала для меня не только источником чувственного удовольствия, но и сильно вымотала меня физически. Только теперь, придя в себя, я понял, что произошло что-то странное. Во-первых, у эха должно быть четыре составляющих, а не пять. Во-вторых, я не понимал, что это за сеть, объединившая остальные элементы секвенции – откуда она взялась и что собой представляет. А в-третьих, никакой пентаграммы в секвенции эха быть не должно! Неужели я неправильно прочитал ароматический взрыв? Сомнительно – прежде такого никогда не случалось.
Я, всё еще сидя в центре треугольника, поднял с пола телефонную трубку (не помню, когда я ее туда положил), встал на ноги и глянул на часы. С момента завершения секвенции уже прошло три минуты. Почему Траутман-2 не звонит? Чуть погодя, набрал свой прямой рабочий номер и стал слушать гудки. Сейчас в моем кабинете раз за разом звонит телефон, но никто не берет трубки. Насчитав двадцать гудков, я дал отбой. Что же там произошло, в конце концов? Позвонить Петрову? Он, наверное, уже начал волноваться, не получив сообщения об успешном завершении нашего эксперимента. Впрочем, уже по тому, что золото загорелось, Петров должен был понять, что эксперимент удался. Посмотрю-ка я сначала, пожалуй, что показывает веб-камера. Я подошел к столу, клацнул пару раз мышкой, ввел пароль и прошел на свой рабочий компьютер. Для начала, глянул на изображение, передаваемое камерой. Ничего! Точнее, виден выстроенный на полу треугольник, в котором никого и ничего нет. На стуле возле треугольника лежит аккуратно сложенный костюм, приготовленный для дубля. Похоже, Траутман-2 в костюме Адама решил посидеть за компьютером. Но почему он не поднимает трубку? Я снова набрал рабочий номер и, слушая однообразные гудки, начал просматривать видеозапись, сделанную камерой. Сначала на повышенной скорости, затем, на обычной и, наконец, по кадрам. Никаких сомнений, мой двойник и не думал появляться. Очень это странно. Я положил бесполезную трубку на стол, тут же взял ее снова и набрал номер Петрова. Он сразу же ответил – наверное, держал телефон в руках.
– Ну, что там у тебя? Почему не звонишь, эхо сработало? – нетерпеливо спросил мой друг. Выслушав короткое описание ситуации, он принялся задумчиво сопеть в трубку, а затем спросил:
– Ты уверен? – мне показалось, что в его голосе я услышал абсолютно неуместную нотку удовлетворения, – на самом деле сработала неизвестная секвенция? Паутина – какая паутина, о чем ты говоришь? И ты не понимаешь, где была построена пентаграмма? А воспроизвести эту секвенцию еще раз ты сможешь?
В ответ на поток вопросов я подтвердил, что да, сработала какая-то новая секвенция, и я бы смог ее воспроизвести, если бы кто-нибудь обеспечил нас пентаграммой, неизвестно где расположенной, и таинственной паутиной, про которую я знаю лишь то, что она – повсюду, этакая мировая сеть. Закончив доклад, я прислушался. Петров продолжал молча сопеть и похрюкивать в трубку. Похрюкивание мне показалось каким-то торжествующим – то ли мой друг проявил неожиданные грани таланта невербального общения, то ли у меня разыгралась фантазия. На всякий случай я спросил, чему он, Петров, так обрадовался. В ответ он сначала что-то невнятно пробурчал, а потом объявил, что сейчас ко мне приедет.
Судя по тому, что уже через полчаса раздался звонок в дверь, пробок на московских улицах уже не было. Как только я проводил гостя на кухню, он тут же занял мой любимый стул. Пока готовился кофе, Петров сообщил, что произошедшее, конечно, весьма удивительно, но может оказаться для нас очень полезным.
– Каким это образом? – удивился я.
– Во-первых, мы получили новый рецепт, – охотно объяснил Петров.
– А во-вторых?
– Во-вторых, я надеюсь, что сработавшая секвенция сродни эху, сознание копии вскоре воссоединится с твоим собственным, и мы вскоре сможем узнать много чего любопытного, например, последствия секвенции.
– Про назначение этой секвенции, к сожалению, ничего не могу сказать. Сам знаешь, рецепт сработавшей секвенции я до сих пор с легкостью читал, а вот ее последствия – для меня тайна покрытая мраком.
– Думаю, мрак скоро рассеется, – пообещал Петров. – А еще я думаю, что твоя копия в настоящий момент общается с неким загадочным персонажем, перехватившим нашу секвенцию.
– Что значит – перехватившим?
– Судя по всему, кто-то – намеренно или ненамеренно, использовал часть элементов нашей секвенции, но завершил ее по-своему. Если помнишь, мы с тобой как-то обсуждали такую теоретическую возможность.
– Помню, – подтвердил я, – если не ошибаюсь, ты в тот раз употребил слово «терминировать».
– Совершенно верно. Правда, мне в голову не приходило, что в роли терминатора может выступить кто-то, кроме тебя.
