горю. Следовала за мелодией.
И перед ней в пространстве под аркой появилась яркая спираль. Она видела зелень холмов на севере Тамриллина. Она была снова с друзьями, рука об руку, ждала, как развернется история. Она думала, что история не могла быть плохой, пока они были вместе. Улыбка Дариена, терпение Хассена. Она думала, что с ними, даже если тень упадет на нее, будет свет от их песен и смеха. И что это будет надолго.
Но было нормально думать глупо в юности. Особенно, от любви.
Астериан пошел в мир мертвых из-за любви, и в некоторых версиях истории — историю, которую история растерзала на кусочки, как разбитую банку — он не справился.
Его любовь от этого не была менее реальной.
Сим теперь был рядом с ней, кричал безумно, как птица: «Давай, давай», подняв руки, словно для полета. Напоминал чайку. Он вспыхнул зеленым, золото загорелось на ее коже. Она поняла, что он снова боролся.
— Пой! — закричал он ей. — Я потерян, ты иди.
Вот и последняя скорбь. Слезы впервые полились из ее глаз. Она отыщет слова для жертвы Сима Олейра, даже если на это уйдет вся оставшаяся жизнь. Или — времени на это не было — отыщет их сейчас. Он кричал, она пела высоко, будто визжала, и врата стали чернеть. Раскрывались как знамя.
К смерти было много проходов, но редкие входили во плоти.
Сим кричал ей поверх грохота открывающихся ворот. Ветер и гром доносились оттуда, словно врата открывались в штормящее море, но она знала… ощущала запах… буря была где-то под землей.
Она не знала, как помочь ему, кроме как закрыть глаза и отпустить. Лин горевала по нему, пока они смотрели друг на друга возле раскрывающейся пропасти. Она пела на грани смерти.
Врата стали шириной с арку, и Лин знала, что не могла больше медлить. Она встала на миг перед бурей. Посмотрела на кричащего ей Сима. И прыгнула.
* * *
Дорн Аррин присел на траву. Иначе ветер сбил бы его. Буря закрыла солнце. Наступила искусственная ночь.
Этерелл поймал его за руку.
— Держись.
— Ты знаешь, что это? — ему пришлось кричать.
— Без понятия.
Было сложно видеть, что происходило. Черная волна новой армии неслась к ним. Ему казалось, что люди бежали, что армия королевы убегала от волны, с которой появились ветер и вспышки молний. Поднялись вопли, и Дорн ощутил поток эмоций, будто печаль.
— Боги, — сказал он. — Это мертвые.
Этерелл его не слышал. Он смотрел на наступающую армию, стену копий из ночи, и был растерян.
Армия приближалась быстро.
— Они вот-вот нападут, — сказал Этерелл. — Что ж, — он вытащил меч.
Тогда первая волна темных воинов ударила по армии короля. Прошла сквозь. Серые воины короля падали, сжимаясь, как скомканная бумага.
Дальше темная армия напала на первые ряды армии королевы. Юноши, которые были студентами Академии, Избранные Элиссана Диара, ставшие бессмертными от магии. Они стояли и ждали атаки. И они упали. И остались лежать, это было новым.
Позже, когда тела Избранных соберут для погребального костра, никто не верил, что они загорятся. Люди ожидали, что они встанут с мертвыми глазами и желанием убивать. Никто не смотрел, как догорает погребальный костер. Огонь угасал днями. В северных деревнях возле Алмирии дым видели и вспоминали то, что пытались забыть.
Остался холм пепла. Через месяц после зимних дождей среди горелой травы вырос сад роз. Со временем поле стало известно белыми розами, нежными, не подходящими горному климату, но растущими год за годом.
* * *
За мгновения перед тем, как вести атаку, Лин Амаристот повернулась к армии за ней. Их крики звенели в ее костях. Мужчины, женщины и дети были с одинаковыми масками страдания на лицах.
Ветер из портала бил по ней, по ним. Но только она это ощущала. Она была еще жива.
— Когда падете тут сегодня, — сказала она замученным глазам, — ваша боль кончится. Вы получите истинную смерть.
Души Весперии закричали. Они напали по ее приказу.
* * *
Джулиен защищала архимастера Хендина от сильного ветра. Шум боя смешался с шумом бури, она не смотрела туда, укутала их обоих в его плащ.
Дорн был там. Но она не знала, что делать. У нее не было сил. Ничего не осталось.
Она сжимала тело Пророка, волны боя сталкивались за ней. Джулиен дрожала и не знала, от страха это было или от силы шума.
Прошло какое-то время, темное поле страдало от волн атак. А потом шум утих. Остался ветер, а потом и он растаял.
Тихо было долго, когда инстинкт заставил Джулиен Имару посмотреть на поле. Кто-то поднимался по холму. Шел к ней.
Что она могла? У нее был нож, но она не знала, что с ним делать. Кому-то нужно было тело архимастера Хендина? Зачем? Она всхлипнула.
Буря уходила, а с ней и тьма. Солнце пробилось из-за туч. Лиловые холмы стали зеленеть. Теперь она видела, кто шел. Тонкая фигура двигалась решительно по траве. Сияла сама.
— Джулиен, — сказала Лин Амаристот. — Что случилось?
Джулиен глядела на нее. Придворная поэтесса сияла, словно побывала в золотой краске.
— О, ясно, — Лин опустилась рядом с архимастером Хендином в траве.
— Я потеряла его, — сказала Джулиен.
Лицо Лин смягчилось.
— Может, нет, — сказала она. — Врата еще открыты.
— Врата? — Джулиен посмотрела с холма. Увидела участок тьмы в поле, замерший, как кусочек бури.
Лин не ответила. Она шептала над архимастером. Опустила ладонь на его закрытые веки. А потом улыбнулась, отклонилась, и его глаза открылись. Она еще сияла.
— С возвращением.
* * *
Королева стояла как одинокий белый столб на поле. Еще две фигуры, меньше и не сияющие, рядом с ней. Она потускнела. Они подошли, Джулиен старалась не смотреть на тела, валяющиеся на поле. Почти все были студентами Академии. Только они не пропали и не убежали. Их обучили слушаться, биться до смерти. Это они и сделали.
— Ваша светлость, — крикнула Лин Амаристот.
Ветер трепал волосы Белой королевы.
— Ты.
Джулиен отстала с архимастером Хендином на несколько шагов за Лин. Но закричала, когда узнала Дорна Аррина с Белой королевой. Он был в черно-серебряном наряде поэта. Она глядела. Что-то в таком его виде вызывало у нее тревогу.
Этерелл Лир тоже был там. Странно. Может, и его поймали.
Лин подошла и изобразила поклон.
— Я так понимаю, — сказала она, — что твоего противника нет. Все кончено.
Белая королева скривила губы.
— Он всегда умел спасаться, — она с презрением окинула Лин взглядом. — Это ты все испортила.
