class="p1">Лин развела руками.
— Мы действуем в своих интересах. Так всегда на войне. Но я могу кое-что предложить, — она указала. — Там врата, которые уведут вас, куда пожелаете. В любой мир. У меня нет такой силы, а у вас есть. Можете использовать ее, как хотите.
— Это избавило бы от проблем, — королева была задумчивой. — Тебе повезло, что моя сила угасла. Мое имя использовали против меня. Нет толку уничтожать тебя, когда мне нужно набраться сил.
— На войне страдают все, — мягко сказала Лин. — Я могу как-то ускорить вас?
— Тебе ничего не нужно делать, — сказала Белая королева. — Я использую твой портал, — она сжала ладонь, как тиски, на запястье Дорна. — Этот идет со мной.
Стервятники неподалеку летали и бились у тел, клевали плоть.
Лин сказала:
— Что вы хотите взамен?
Белая королева рассмеялась.
— Ничего. Он мой. Если он не пойдет, портал останется открытым, и я вернусь, когда наберусь сил. Тут не останется то, что принадлежит мне. Эти законы выше тебя, Пророк.
Джулиен бросилась вперед. Все расплывалось: лицо Дорна, трава, сияющая королева. Когда она заговорила, и королева посмотрела на нее, она задрожала. Но не ушла.
— Я читала… читала что-то об… обмене. Смертный на смертного.
— Это так, — королева отмахнулась. — Вас всех можно заменить.
— Хорошо, — сказала Джулиен Имара. — Возьмите меня.
Теперь заговорил Дорн:
— Не смей.
Она повернулась к нему. Поймала его взгляд и не могла отвести его. И она не могла забыть, как он тогда выглядел: бледный, слабый, но решительный. Она видела за ним танец ворон над полем мертвых.
Она помнила. Ничто не дается свободно.
В своей невинности или глупости Джулиен решила, что все потеряла. Но она потеряла только силу.
Лин Амаристот сказала:
— Я не позволю моим поэтам отдавать жизни. Никому.
Джулиен ощутила, как архимастер Хендин пошевелился рядом с ней. Он почти не мог говорить с тех пор, как Лин Амаристот оживила его. Теперь он приходил в себя.
— Я пойду, — Этерелл Лир шагнул вперед.
Ветер трепал траву. После событий утра он казался мирным. Хотя они видели тьмы вдали. Врата.
Дорн был белым, как бумага.
— Что ты делаешь?
— Я предал тебя, — Этерелл легко заявил факт. — Все правильно.
— Ты не любишь быть в долгу.
— Точно, — он усмехнулся. — Ты подумал, что это за приключение?
— Должен быть другой способ.
— Нет, — было сложно читать голубые глаза Этерелла, он не знал, что тот думал или чувствовал. — Ты знаешь, его нет, — он повернулся к королеве и насмешливо протянул руку.
Дорн сказал:
— Стой.
Спокойствие на лице Этерелла дрогнуло.
— Так лучше, — сказал он. — Мне нет тут места. Я врежу людям, — он посмотрел на Дорна. — Я причинил боль тебе.
Время, казалось, тут шло иначе, как было на Острове-лабиринте и в западном море. Казалось, лишь через мгновения Белая королева и Этерелл Лир были уже далеко, шли к черному пятну на поле. Джулиен моргнула, она не видела, как это произошло. Они двигались уверенно. Королева опустила ладонь на шею Этерелла, и он пропал во тьме. Она прошла во врата следом.
Свет дня упал туда, врата закрылись.
Они вернулись на холм со стоячими камнями далеко от поля, когда солнце стало садиться. Тени горы Хария темнели. Ее поверхность отражала солнце как море. Вскоре прибыл отряд короля Элдакара, его маг прислала весть. До этого они могли лишь ждать и отдыхать среди камней. Джулиен Имара лежала на спине на траве, укутавшись в плаз. Она хотела укрыться от мыслей. Этот день казался самым долгим в ее жизни. Архимастер Хендин уснул там, где лег.
Дорн Аррин неподалеку рвал на кусочки травинку.
— Джулиен, — сказала Лин Амаристот. Только она была спокойна, сидела на траве, скрестив руки. Она отличалась от того, какой Джулиен видела ее в прошлый раз — она была в штанах и обрезала волосы. — У тебя было имя королевы. Как это произошло?
Джулиен куталась в плащ.
— Это была… сделка. Я была на Утерянных островах.
— Где?
Архимастер Хендин встрепенулся.
— Ты еще не слышала, миледи, — сказал он. — Что эта девочка видела и сделала. Боюсь, ты позавидуешь.
Лин улыбнулась.
— Поэты живут на зависти. Я хотела бы услышать, — она тепло посмотрела на Джулиен. — Когда ты будешь готова.
— Я одно не пойму, — сказала Джулиен. — Когда королева ослабела… ослабел и король. Но у меня не было его имени.
Дорн заговорил впервые после долгого времени:
— У меня было.
Джулиен охнула.
— Как?
— Не важно, — но он заметно покраснел в сумерках.
— Нельзя так!
— Мне можно.
— Такая история была бы ценной для наших архивов, — начал архимастер Хендин, но замолк, когда Дорн Аррин пронзил его опасным взглядом.
Заговорила Лин Амаристот:
— Может, нам нужно пока отложить расспросы, — сказала она. — И просто сказать спасибо.
Дорн закрыл лицо руками.
Джулиен не трогала его. Но ей было больно за него. Они молчали и смотрели, как угасают последние лучи дня.
* * *
Когда король прибыл, он и его отряд стали строить погребальный костер для погибших. На это ушла большая часть дня.
На следующий день они старались уехать подальше от дыма. Они погрузились в лес сосен, напомнивший Лин о северном Эйваре. Но она была далеко от дома. Тут зима была мягче.
— Рианна хочет меня убить? — спросила она у Элдакара, пока они ехали.
Он усмехнулся.
— Постарайся помириться с ней.
— Надеюсь, выйдет.
Той ночью они расставили палатки на поляне. Элдакар пригласил Лин поужинать с ним наедине. Она еще не ощущала от него такой меланхолии. Когда они остались одни, она спросила о его здоровье.
— Лекарь говорит, плечу будет лучше к весне, — сказал Элдакар. — И стало лучше. Хотя я всегда знаю, когда близится буря.
— Это полезно.
— Надеюсь, — сказал Элдакар. — Дальше мне понадобятся все навыки.
— О чем ты?
Он молчал какое-то время. Жаровня бросала оранжевый свет на его лицо, красивое, хоть морщин и добавилось за последний год. Его ждали хорошие годы. Угроза войны, по крайней мере, магической, отступила.
Когда Элдакар заговорил, изогнув губы.
— Я не вернусь в Майдару.
Она моргнула.
— Знаю, это не Захра, — начала она.
— Не это, — сказал он. — Я не буду править. Я оставляю эту землю. Может, не навсегда, но посмотрим.
— Ты… король.
— Был, — сказал он. — И я надеялся, когда вернусь, смогу оставить позади то, что сделал. Что залы замка и любовь самой красивой женщины в мире заставят меня забыть. Но это преследует меня. В каждом углу, в каждой комнате, какой бы позолоченной она ни была. Под этим всем кровь.
