Карнак смотрел, как глыба летит по воздуху, как она приближается, увеличиваясь на глазах. Вот она с грохотом ударила в стену около башни. Обломки посыпались градом, зубцы стены обрушились.
Карнак доел лепешку и поднялся на парапет.
— Целься сюда, сукины дети! — проревел он и медленно спустился с башни на стену.
— Слезайте отсюда, ребята. Пошли в замок!
Футах в тридцати от него обрушился второй кусок стены, и обломки засвистели у него над головой. Двое человек рухнули вниз и разбились о камни двора.
Карнак с ругательством сбежал по лестнице к ним. Оба были мертвы.
Каменный снаряд попал в башню, отскочил от нее и упал на крышу лазарета. Балки затрещали, но выдержали. Башня пережила еще два попадания. На третьем она обвалилась и рухнула за воротами грудой обломков. В лазарете Эврис зашивал живот молодому солдату. Парню повезло: меч не задел никаких важных органов, и оставалось опасаться только гангрены.
Но тут стена треснула, и последнее, что увидел Эврис, было черное облако, наполнившее комнату. Лекаря вместе с раненым швырнуло о дальнюю стену. Еще четыре снаряда попали в лазарет, и от фонаря, упавшего в корзину с бельем, начался пожар. Пламя лизало стены, госпиталь превратился в настоящий ад. Во многих палатах не было окон, и сотни раненых задыхались в дыму. Служители, оставив тщетные попытки потушить огонь, принялись выносить раненых, но поняли, что оказались в ловушке.
Громадный камень разбил дубовые брусья ворот. Второй довершил дело: бронзовые петли погнулись, и левая створка рухнула.
Карнак выругался, плюнул и зашагал к замку.
— Все кончено, генерал, — сказал какой-то солдат, когда он вошел.
— Да, дела у нас неважные, — согласился Карнак. — Закрывайте ворота.
— А вдруг еще кто-нибудь выберется из лазарета?
— В таком аду не выживет никто. Закрывайте. Карнак вошел в большой зал, где молились Дардалион и оставшиеся двенадцать священников. — Дардалион!
— Да? — Он открыл глаза.
— Скажи мне, что Эгель идет сюда.
— Не могу. Черные Братья повсюду, и нам не пробиться сквозь их заслон.
— Без Эгеля нам конец. Все наши усилия пропадут зря.
— Мы сделали, что могли, генерал. Никто не вправе спрашивать с нас большего.
— Еще как вправе! Любой дурак может сказать, что он старался, — старания не в счет, если они не увенчаны победой.
— Нездешний погиб, — внезапно сказал Дардалион, — но доспехи — на пути к Эгелю.
— Поздно. Доспехи должны были привлечь к Эгелю людей — если же он до сих пор не набрал войска, пиши пропало.
— Для нас — да, но Эгель мог бы соединиться с Железным Засовом.
Карнак промолчал. Замысел хорош — возможно, Эгель думал об этом с самого начала. Карнак в будущем мог бы стать его врагом — так не лучше ли позволить вагрийцам разделаться с честолюбивым полководцем? Союз же с Железным Засовом дает возможность вбить клин в вагрийские силы и освободить столицу.
Пурдол подождет, а Эгель получит все: доспехи, армию и страну.
— Он придет, если сможет, генерал, — заверил Дардалион.
— Зачем?
— Эгель — человек чести.
— Что это должно означать? — рявкнул Карнак.
— Я надеюсь, что он поступит так же, как поступили бы на его месте вы.
Карнак засмеялся, вновь обретя хорошее настроение.
— А я надеюсь на обратное, Дардалион. Я все-таки рассчитываю, что он придет!
Во сне Даниаль услышала чей-то голос, проникающий в ее туманные мысли. Еще немного — и она увидела Дардалиона: он похудел, постарел и сгорбился, словно под тяжестью невыносимого бремени.
— Даниаль, ты слышишь меня?
— Да, — устало улыбнулась она.
— У тебя все благополучно?
— Я цела, но и только.
— Доспехи еще с тобой?
— Да.
— Где ты сейчас?
— Мне остается меньше суток до реки и парома. Ко мне прибилось какое-то чудовище. Оно говорит, что Нездешний умер.
— Открой глаза и покажи мне его. Даниаль повиновалась. Кай сидел у костра, закрыв глаза и разинув рот.
— В нем нет зла, — сказал Дардалион. — Послушай, Даниаль: я попробую связаться с Эгелем, чтобы он выслал навстречу тебе отряд. Жди у парома известия от меня.
— Ты где?
— Я в Дрос-Пурдоле. Положение здесь отчаянное, от гибели нас отделяют считанные дни. В крепости осталось меньше шестисот защитников, они держат последний рубеж — замок. Еда почти на исходе, и вода плохая.
— Что я могу для вас сделать?
— Жди у парома. Да благословит тебя Исток, Даниаль.
— И тебя, священник.
— Больше уже не священник. Я был на войне и убивал.
— Скверна коснулась нас всех, Дардалион.
— Да. Но конец уже близок, и скоро я все узнаю.
— Что узнаешь?
— Прав я был или нет. А теперь мне пора. Жди у парома!
Даниаль и Кай добрались до переправы. Паром был причален у дальнего берега, и перевозчик не подавал признаков жизни. Даниаль расседлала лошадь, а Кай перенес тюк с доспехами в прибрежную хижину. Разведя огонь, Даниаль приготовила еду. За ужином она старалась не смотреть на Кая, который черпал овсянку пальцами.
Она легла спать на узкой кровати, а Кай, поджав ноги, устроился у огня.
Даниаль проснулась на рассвете и увидела, что осталась одна. Позавтракав сушеными фруктами, она вышла к реке, умылась, скинула платье и вошла по пояс в воду. Течение было быстрое, и она с трудом удерживалась на ногах. Вскоре она вернулась на берег и, как могла, выстирала платье, побив его о камень.
Из кустов слева внезапно вылезли двое мужчин, и она схватилась за меч.
— Ишь, шустрая, — сказал один, коренастый коротышка в буром кожаном камзоле, вооруженный кривым ножом. В его ухмылке недоставало двух передних зубов, он был грязен и небрит, как и его товарищ, носивший длинные усы. — Ты погляди только! Сложена, как ангел.
— Да уж гляжу, — усмехнулся второй.
— Вы что, мерины, женщины никогда не видели? — осведомилась Даниаль.
— Сейчас увидишь, какие мы мерины, — возмутился щербатый.
— Ты, куча конского дерьма! Ничего я не увижу, кроме твоей требухи. — Она взмахнула мечом, и мужчины попятились.
— Ну-ка, Каэль, отними у нее меч, — распорядился щербатый.
— Сам отними.
— Сдрейфил, что ли?
— Не больше твоего.
Пока они препирались, за плечами у них вырос Кай. Он стукнул их головами друг об друга, и оба повалились на землю. Ухватив щербатого за пояс, Кай зашвырнул его в реку, усатый полетел следом, и вода поглотила их.
— П'охие, — заявил Кай, тряся головой.
— Вот и поделом им — да я бы и сама с ними управилась.
Вечером, занося дрова в хижину, Даниаль наступила на прогнившую половицу и глубоко поранила ногу. Она собралась промыть рану, и тут Кай, став на колени, приложил к больному месту ладонь. Почувствовав острую боль, Даниаль попыталась вырваться — но боль тут же прошла, и когда он отнял руку, рана исчезла.
