— Маленькими глотками пей.
Буйвол, не послушав, влил в себя воду. Прохрипел:
— Еще.
— Пока хватит, — рассудительно сказал Малыш. — Много сейчас пить нельзя. А вот супчику похлебать можно. Принести?
— Нет, — сказал Буйвол.
— Дело твое.
Малыш, забрав ковш, снова ушел за перегородку, застучал там посудой. Буйвол облизал губы. Чуть наклонившись в сторону, сунул меч в ножны. Решил, что еще посидит тут немного, а потом соберется с силами и вернется на улицу.
В животе забурчало, и Буйвол признал правоту товарища — пить сейчас надо по чуть-чуть. Желудок резанула боль, но почти сразу же отпустила. Осталась лишь сосущая пустота.
Вернулся Малыш, держа в руках деревянную миску. Сел рядом с Буйволом, сунул посудину, исходящую ароматным паром, ему под нос:
— Щи. Точно не будешь?
— Нет, — Буйвол отвернулся, борясь с искушением.
— Как знаешь… — Малыш, пристроив миску на коленях, застучал ложкой. Через минуту оторвался от еды, закатил глаза, причмокнул: — Никогда ничего подобного не ел! Колдовское блюдо!
— Ведьмино, — буркнул Буйвол.
— Ты просто обязан попробовать!
— Нет.
— Из моей тарелки. Одну ложку. Просто пригуби. Попробуй! — Малыш протягивал глубокую деревянную ложку. Буйвол только глянул на нее и уже не мог оторвать взгляд.
— Ну… не знаю…
— Волшебная пища! Да я сейчас опять готов в лес вернуться! Буйвол с показной неохотой взял ложку из рук товарища. Поднес ко рту, пригубил горячее варево.
— Хлебай, не бойся!
Зажмурившись, Буйвол опустошил ложку.
— Ну? — улыбаясь, спросил Малыш.
— Что?
— Не распробовал? — Малыш отобрал ложку у друга, зачерпнул со дна посудины гущу. — Вот где самая сила!
— Не хочу, — попробовал воспротивиться Буйвол, понимая, что попал в подготовленную другом ловушку. А желудок уже взбунтовался, и голова закружилась, и рот наполнился слюной.
— Не смеши. Хочешь!
— Эх, ну что ты за человек!
— Заботливый. Хлебай давай, сил набирайся.
И Буйвол сдался.
Вдвоем они быстро доели суп, потом в этой же миске Малыш принес кашу. Подшучивая, подначивая, заставил Буйвола съесть и ее до последней крупинки.
После трапезы стало клонить в сон. Глаза слипались, одолевала зевота, мускулы сделались ватные, не хотелось двигаться, разговаривать. Ничего уже не хотелось. Только спать. Спать…
— Не похоже это на дом ведьмы, — вяло сказал Малыш, обсасывая огрызок яблока.
Они сидели на соломенной циновке посреди комнаты, привалившись друг к другу спинами. За окнами трепетал лес. Уже заметно стемнело, но видимый отсюда крохотный кусочек неба еще светился синевой, и потому казалось, что солнце где-то совсем рядом.
Малыш ощутил, как Буйвол пожал плечами.
— А что ты думал увидеть здесь?
— Не знаю. Чучела. Травы. Кости.
— Ведьма — человек, — сказал Буйвол и зевнул, словно всхлипнул. — И живет она, как все. Тебе бы понравилось жить среди костей?
— А может, это морок? — спросил, помолчав, Малыш.
— Может, и так, — равнодушно сказал Буйвол.
— Сидим мы посреди леса, помираем с голоду. И кажется нам, что мы вот здесь, наелись, напились, отдыхаем.
— Надо идти.
— Да. Надо идти, но мы уже не можем. Помираем. А кажется нам…
— Я говорю отсюда надо уходить.
— Зачем?
Друзья лениво обменивались фразами, выдерживая продолжительные паузы. Иногда молчание так затягивалось, что собеседники з'абывали, о чем они только что говорили.
— Что зачем?
— Зачем уходить?
— Куда?
— Отсюда.
— А… Это ведьмин дом… А мы тут хозяйничаем.
— Дверь была открыта…
— Съели тут…
— Стол был накрыт…
— Она придет, а мы…
— Отдыхаем…
Все невнятней звучали слова, все реже и тише. Каждый говорил уже сам с собой, отвечал на странные вопросы, что рождались в голове. Наслаивались друг на друга пласты реальностей. Дремота путала мысли, мешала грезы и реальность…
Они заснули одновременно — уронили руки, повесили головы, обмякли,скособочились.
Словно марионетки, которым обрезали нити.
Хлопал на ветру плохо закрепленный полог палатки, бежали по плотной ткани волны. Тревожно шумели кроны деревьев, сея листву. Чувствовалось, что погода должна перемениться.
Возле костра было жарко. Лица людей словно запеклись — огрубели, зарумянились. На большом вертеле жарился над огнем олений бок. Неподалеку слуги, орудуя широкими ножами, соскабливали остатки мяса с только что снятой волчьей шкуры. Рядом ждала своего часа медвежья туша. Скулили привязанные у палатки собаки, выпрашивая подачку. Фыркали, били копытами лошади, чуя путающие запахи.
Охота удалась.
Но люди хотели большего.
— Ты обещал что-то особенное, — сказал Крост, играя ножом. — Но пока все как обычно.
— Я жду, — отозвался Теолот.
— Давай ждать вместе, — предложил толстяк Миатас, почесывая живот.
— Уже заждались, — сказал Крост.
— Хотите, чтобы я все рассказал? — спросил Теолот, словно раздумывая.
— Было бы любопытно, — отозвался белобрысый Ромистан самый молодой в их компании. Молодой настолько, что у него еще не было прозвища.
Теолот молчал, только хитро разглядывал лица товарищей
— Ну так что? — не выдержал Крост.
— Вы слышали историю про старуху, которая обратила в бегство армию Лорстита Могучего?
— Да, — нестройно отозвались охотники. Только Ромистан промолчал.
— А слышали, как ведьма предсказала великий мор, как ее за это решили повесить и как посреди реки пропали Ночные Охотники, везущие на лодке связанную ведьму?
— Слыхали, — теперь и молодой Ромистан кивнул.
— Она здесь, — сказал Теолот и усмехнулся, заметив, как вздрогнул седой Лортимир, самый старый в их компании. — Неподалеку.
— Ведьма? — спросил Крост.
— Она.
— Та самая? — удивился Миатас.
— Да.
— Я слышал, что она живет где-то тут, — сказал Виртис, которого все называли Безродным, потому что он был зачат каким-то проходимцем в то время, как муж его матери воевал с дикарями в Черных Песках. — Где-то в этих лесах. — Виртис обвел рукой окружающие деревья, и немой Туаес кивком подтвердил слова друга.
— Она совсем рядом, — сказал Теолот. — И сейчас мои люди следят за ней.
— Что у тебя на уме? — спросил, нахмурившись, Крост. — Неужели ты хочешь убить старуху?
— Не-е-ет, — протянул Теолот. — Убить? Нет! Просто проучить как следует.
— Она что, порчу на тебя навела? — Миатас хохотнул. — Это из-за нее ты до сих пор не женился?
— Она лезет в мои дела. Настраивает против меня местных жителей.
— Это кого же? Медведей и волков? — усмехнулся Крост.
— Охотников. А еще она говорит, что жить мне осталось недолго.
